Убийственная страсть - Наталия Николаевна Антонова Страница 22

– Вы хотите сказать, что оперативники не заметили платья, или что там на вас было, испачканного кровью?

– Не заметили! Потому что и замечать было нечего! Я в тот вечер сначала была в вишнёвом платье с серебряными нитями.

– Сначала? – переспросил полковник.

Арефьева кивнула.

– А потом?

– Потом мы занялись сексом!

– То есть вы разделись?

– Не совсем. Я была в одной полупрозрачной сорочке!

– Вы хотите сказать, что убили его после секса и запачкали только сорочку?

– Ничего я не запачкала! Сорочка лежит в том же шкафу! Только в ящике.

– Говорите толком.

– Да что тут говорить? – воскликнула Арефьева с бесконечным отчаянием в голосе.

– Вы всё-таки попробуйте, – посоветовал Кочубеев.

– Мы спали! Я ничего не помню, но я его не убивала! Зачем мне его убивать?! Ведь он был мне нужен!

– Нужен?

Женщина снова кивнула.

– Зачем? – спросил полковник.

– Для омоложения, – тихо выдавила из себя Лилия Вадимовна.

– Для чего? – не поверил своим ушам Кочубеев.

– Для омоложения, – так же тихо повторила женщина.

– Рассказывайте подробно, – потребовал полковник.

– Вы ведь, наверное, знаете, что сейчас необходимо оставаться молодой и в семьдесят, и в восемьдесят лет? – спросила Арефьева.

Кочубеев посмотрел на пенсионерку как на полоумную.

– Вы что, телевизор не смотрите? – спросила женщина.

– Мне некогда его смотреть! – отрезал Кочубеев.

– А если бы смотрели, то знали бы, что современные веяния моды требуют поддерживать молодость любым способом.

«Вот кошмар-то», – подумал полковник, и на память ему пришли слова великого педагога девятнадцатого века Петра Францевича Лесгафта: «Мода предписывает часто невозможные и вредные уродования тела; она часто превращает человека в движущуюся вешалку, в потерявший человеческий образ манекен, и обыкновенно даже преследует людей, не сведущих моде и отличающихся простотой и непосредственностью своей внешности и своего обращения. Внешность и мишурное приличие, ложь и лицемерие, поддерживаемые типичностью и стадностью, всего вернее уничтожаются развитием нравственного характера лица…» «Двести лет прошло, – с некоторой долей отчаяния подумал полковник, – а почти ничего не изменилось».

– И вы решили не отставать от веяний моды и омолодиться? – спросил он Арефьеву.

Женщина не уловила в его голосе сарказма и подтвердила:

– Да, естественно.

– И какой же вы выбрали способ? Под нож пластического хирурга вы не легли?

– Нет, – замотала она головой, – я узнала, что для продления молодости женщине бальзаковского возраста, – дама явно себе льстила, – нужны гормоны молодых мужчин. Вот я и решила.

– Попользоваться ими на дармовщинку, – не удержался от усмешки полковник.

– Неправда, – вполне искренне возмутилась Лилия Вадимовна, – все они были довольны!

– Откуда вы знаете?

– Иначе мужчины не приходили бы ко мне второй и третий раз.

– Резонно, – согласился полковник, а про себя подумал: «Мир полон чудаков». Кочубеев выбрал мягкий вариант для характеристики тех, кто посещал съёмную квартиру, наведываясь к Арефьевой. На самом деле ему хотелось выразиться значительно резче.

– Вы знали имена и фамилии тех, кто приходил к вам? – спросил он.

– Имена знала, – нехотя призналась Лилия Вадимовна, – и номера телефонов.

– Зачем вы взяли телефон убитого?

– Чтобы подольше не узнали, кто он, – с тихим вздохом призналась Арефьева.

– Как вам удалось получить фото актрисы?

Арефьева пожала плечами, точно давая понять, что это было проще простого, и озвучила свой ответ:

– Я лечилась там в санатории. Была на спектакле. Она мне очень понравилась, и я её сфотографировала. Но у меня были фото и других актёров. А когда я решила зарегистрироваться на сайте, выложила фотографию Алёны Рудневой, потому что она была чем-то похожа на меня в молодости.

– Вы не боялись, что её там кто-то узнает?

– Я не подумала об этом, – призналась Лилия Вадимовна, – мне нужно было, чтобы никто не узнал, кто я такая на самом деле.

Глава 10

Близкая подруга Арефьевой, Анфиса Ильинична Ласточкина, узнав о задержании Лилии Вадимовны от соседей Арефьевой, пришла в ужас и сама напросилась на приём к следователю. Кочубеев не отказал женщине и выразил готовность внимательно выслушать её.

Однако сначала Ласточкина хотела узнать, за что же задержали её подругу. Следователь был краток. Но его слова сыпались на Анфису Ильиничну точно камни! Она ушам своим не верила!

– Это неправда! – воскликнула она. Анфиса Ильинична так сильно волновалась, что речь её в защиту подруги была горяча и сбивчива. Она пыталась достучаться до сердца следователя и призывала его понять Лилию. – Понимаете, – говорила Ласточкина, – Лиля с юности очень любила мужчин, она была четыре раза замужем, но ничего у неё не складывалось.

– Я-то тут при чём? – спрашивал следователь, не скрывая недоумения.

– Поймите! Лиля никому не желала зла, она просто хотела избавиться от одиночества, отогреть своё истосковавшееся по близкому человеку сердце.

– У меня другие сведения, – сухо ответил Кочубеев.

– То есть? – растерялась Ласточкина.

– Ваша подруга сама мне сказала, что мужчин она заводила для омоложения тела. Ни душу, ни сердце она при этом не упоминала. Но вопрос не в этом.

– А в чём же? – оторопело спросила Анфиса Ильинична.

– В том, что заводить любовников она могла сколько ей угодно, я не полиция нравов, но убивать их у нас законом запрещено, – проговорил он назидательно.

– Я не верю, чтобы Лиля могла кого-нибудь убить! – горячо воскликнула Анфиса Ильинична.

– Верю не верю, это не ко мне, – ответил Кочубеев.

– А к кому же?

– К ромашке.

– К какой ещё ромашке?

– Цветочек такой есть – ромашка аптечная и прочая всякая.

– Вы смеётесь надо мной? – со слезами на глазах спросила женщина.

– И в мыслях такого не было, – заверил её следователь, как показалось Ласточкиной, не вполне искренне. – Вы, Анфиса Ильинична, идите домой, выпейте валерьяночки, успокойтесь. А мы тут сами во всём разберёмся. Если выяснится, что ваша подруга к убийству не причастна, мы её зря держать не станем, – заверил он голосом, полным сомнения.

– Я вам не верю, – проговорила Ласточкина обречённым тоном и, не простившись, покинула кабинет следователя.

– И за что, господи, ты посылаешь ко мне всех этих хнычущих защитниц, – проворчал следователь, налил из графина полный стакан воды и выпил его. Страстный экспромт Ласточкиной в защиту подруги не произвёл на следователя ни малейшего впечатления.

Анфиса Ильинична в свою очередь еле добралась до дома на трамвае, потом прошла полквартала на подкашивающихся ногах пешком. Она вспоминала, сколько раз просила свою неугомонную подругу не увлекаться так рьяно мужчинами, предупреждала, что эта страсть до добра её не доведёт. Но Лиля только смеялась над ней, отмахивалась и спрашивала: «Много ты в этом понимаешь?! Вот сама ты кого, кроме Васи своего, пробовала?» Анфиса Ильинична точно, кроме мужа Васи, никого не знала. Ей и не надо было.