Татьяна Устинова - Неразрезанные страницы Страница 23

– Как мне найти этого Олега?

Лариса пожала плечами:

– Очень просто. Я дам вам телефон. А хотите, сначала сама ему позвоню, чтоб у него лишних вопросов не возникло. И он с вами поговорит. Хотите?

– Хочу, – сказал Алекс.

– Маня, зачем он спрашивает? Вы знаете что-то… об убийстве?

– Пока не знаю. Пока еще только пытаюсь узнать. Кто, кроме вас, был в свите Сергея Балашова? – продолжил Алекс.

– В свите? – Лариса улыбнулась. – Постоянных всего несколько человек. Вот мы с Олегом. Я пришла на работу лет десять назад, Сережка тогда только-только начинал. Олег… почти пять. Анечка у нас года три, наверное. Я могу посмотреть поточнее, если вам это важно. Она помощник и по совместительству гример. Очень славная девочка.

– И все?

– Есть еще люди, что работают на программе, и все они некоторым образом свита!.. Но лично на него работали мы втроем. Мы всегда вместе во всех командировках, на всех мероприятиях. Олег возил и охранял, я составляла расписание и всякие договоры, Анечка отвечала на звонки, грим делала, чай заваривала, костюмы гладила. Вот в Череповец вместе летали! Только на той неделе вернулись.

– Не смейте рыдать, – приказал Алекс.

– Не буду, – быстро сказала Лариса.

– В день убийства вы уехали раньше Сергея или позже?

– Раньше. Я в парикмахерскую поехала…

– Сергея с работы забирал водитель?

– Я не знаю, Алекс. А вы думаете, его убил кто-то другой? Не тот, который… в багажнике его нашел?..

– Вы назначаете все его встречи?

Она пожала плечами.

Еще позавчера она жила трудной, напряженной и нервной жизнью пресс-секретаря «звезды» и «знаменитости».

Она договаривалась об интервью, читала тексты – в основном очень глупые, повторяющиеся или противоречащие друг другу. Она внимательно, как коршун за зайцем, следила, чтоб в газеты или в Интернет не просочилось что-нибудь неподобающее, например, его фотографии в плавках или подшофе. Она «выпасала» «нужных» людей и потихоньку сводила их с Сергеем – для работы, чтобы приглашали туда и сюда, чтобы звали его проводить какие-нибудь статусные мероприятия, например, концерт в Кремле, посвященный Дню Победы или Дню милиции. Она всерьез переживала, когда милицию переименовали, так что же теперь они будут вести? Концерт, посвященный Дню полиции?!

Она так и думала – «мы». «Что мы теперь будем вести?» Хотя, понятное дело, она сама никаких концертов не вела, волновалась за кулисами, держала наготове термос с зеленым чаем и удобные разношенные мокасины, в которые он сразу мог сунуть уставшие от концертных ботинок ноги.

Она так и говорила – «мы»! «Мы поедем, мы подпишем, мы согласны на интервью». Хотя подписывал и соглашался он, Сергей, а вовсе не она!..

Она моталась с ним по командировкам и уездным гостиницам. Зевая до слез, по ночам исправляла договоры. Она получала за него наличные деньги там, где договорами было никак не обойтись, и потом, трясясь от страха, везла упитанные пачки в сумке, чтобы отдать ему все до копеечки, и очень радовалась, что он молодец, денежек так много зарабатывает!.. Она точно знала, что он любит на завтрак, что читает в самолете, где именно следует покупать ему джинсы, а где трусы. Собственно говоря, трусы и джинсы в основном она и покупала. Ему все некогда было!..

Она проклинала свою жизнь, такую трудную и неудобную. И его тоже проклинала – с его подружками, дурным характером, неврастенией, таблетками от бессонницы и от желудка, ночными звонками, жалобами, ссорами с мамой, ссорами с журналистами, ссорами с начальством!.. Она несколько раз всерьез порывалась уйти от него, и он всегда останавливал ее, хотя только они двое знали, как устали от вечной нервотрепки, неразберихи и друг от друга!

И вдруг он взял и ушел. Он ушел от нее, а она все бы отдала, лишь бы успеть его остановить.

Не успела.

И теперь оказалось, что жизнь, которую они прожили вдвоем, была прекрасна.

Прекрасна каждую минуту!.. И когда ссорились, и когда проклинали себя и свою чудовищную работу, и когда спешили и опаздывали, сваливая вину друг на друга. И когда закрывались телевизионные программы, которые он вел, и когда открывались вновь, и нужно было торчать в студии сутками и неделями! И когда напивались в стельку и плакали пьяными слезами о том, что не сбудется никогда – а ведь могло бы, могло!..

Это была молодая, стремительная, увлекательная жизнь, и казалось, что она не кончится никогда.

А он взял и ушел от нее. Позавчера. А она не спохватилась и не смогла его остановить.

Какое гнусное слово – позавчера!.. Как будто кто-то ковыряется в ране.

– Лариса, вы слышите меня? – спросил Алекс.

Она покачала головой – нет, не слышу.

– У Сергея были назначены какие-нибудь встречи на тот вечер?

– Нет. Он собирался сюда. Здесь же была… вечеринка!..

– А если б ему неожиданно кто-то позвонил, он поехал бы?

– Да нет, нет! Вы не понимаете!.. – Лариса сердито заправила волосы за уши. Уши моментально оттопырились, как у маленькой. – Все его расписание у меня. Оно составляется за неделю, по-другому никак не получается. Он живет в графике!.. Все звезды так живут. В воскресенье я ему звоню и говорю, что у нас в понедельник. Во сколько грим начнется, во сколько студия, во сколько мотор, какие темы. С кем он встречается после записи и где именно. Я старалась всех собрать в одном месте, чтобы по Москве не мотаться, вы же знаете, какие пробки. Когда последняя встреча заканчивается, я ему говорю, что у него завтра. И так каждый день… Было.

Алекс подумал немного.

Он ведь всерьез считал, что ему не хватает свободы. Но оказывается, был свободен, как весенняя бабочка-капустница! Лети, куда хочешь или куда ветер понесет. Его собственная несвобода заключалась только в необходимости время от времени звонить Мане и успеть на самолет в Париж. Ну, написать очередной роман. Но он был уверен, что ему не хватает свободы, и собирался за нее бороться, и даже уже начал сражение, и уже как будто был близок к победе!..

Сергей Балашов, национальная телевизионная звезда, был закован в цепи с головы до ног, какая там свобода!.. И не собирался за нее бороться?.. Или все же собирался?..

– А если у него свидание? Или нужно к зубному врачу?

– Тогда я ставила в график свидание или зубного врача.

– И ехали с ним?

Лариса посмотрела на него исподлобья:

– К врачу да. На свидания он ездил один.

В тот вечер, подумал Алекс, Сергей Балашов так и уехал – один. И его убили.

Должно быть, теперь-то уж он свободен.

Всю дорогу он рисовал себе всякие картинки преступления, как бы прикидывая, насколько они могут быть реальными. Ничего не складывалось в голове – слишком мало он знал Сергея Балашова, слишком много оказалось деталей, слишком странным было убийство. Труп в багажнике, как в кино!..

– Алекс, просыпайся.

Он открыл глаза, и тут вдруг оказалось, что Маня привезла его к порогу его собственного дома.

Двигатель урчал, приемник пел. Кажется, это уже было сегодня. Очередной круг замкнулся.

– Он был хорошим человеком? Этот твой Сергей?.. – спросил он.

Маня перчаткой смахнула со щитка пыль. Остался след.

– Он был очень хорошим ведущим, – сказала она. – Это я точно знаю. Сергей Балашов да Андрей Малахов, а больше никого и нет.

– За что его могли убить?

Этого Маня не знала, и некоторое время они сидели молча, рисуя в голове картинки, каждый свои.

– Почему ты перестала писать, Маня?

– Тю!.. – Она вдруг вся ощетинилась. – Тебе изложить в хронологическом порядке или в алфавитном? И ты дашь мне хороший совет по преодолению кризиса! Или, может, мне сходить на специальный тренинг? Это очень модная штука – ходить на тренинги!

Все это было ему на руку – она не хочет с ним разговаривать, и хорошо, не станет же он приставать!.. Он не хочет и не может за нее отвечать, что бы там ни придумывала Анна Иосифовна! В конце концов, попытку «поговорить» он сделал, этого достаточно.

…Достаточно для чего? Для того, чтоб не чувствовать себя свиньей? Это ложь. Именно свиньей он себя и чувствовал.

– Поднимись ко мне.

– Спасибо за приглашение, но у меня еще полно дел.

– Маня, не дури.

– Алекс, – сказала она твердо. – Я очень от тебя устала, правда. Ты меня замучил.

– Я тебя не мучил. Ты все выдумываешь.

Она тут же согласилась:

– Тебе видней. Давай. Пока.

Он ненавидел эту ее манеру – соглашаться. Если бы она закатила скандал, потребовала объяснений, затопала ногами или сделала еще что-то простое и понятное, он с чистым сердцем послал бы ее к черту, и она оказалась бы виноватой. Во всем.

Вот чего ему хотелось – оставить виноватой ее, а самому уйти целехоньким! Весь его прошлый опыт говорил о том, что это очень просто, следует только нажимать на нужные клавиши, не путать нот, и пьеса зазвучит именно так, как надо пианисту.

С Маней такого не получалось никогда. Она наотрез отказывалась… звучать так, как ему нужно, и путала все ноты, и вызывала какофонию, и получалось, что пианист фальшивит! Именно пианист, и никто другой.