Галина Романова - Счастье по собственному желанию Страница 23

– Я что тебе сказал! Я приказал тебе сидеть в спальне! Какого черта!..

Ким появился совершенно неслышно. Она как раз наливала кипяток в чашку и не услышала и не увидела.

От его истеричного громкого вопля Люба вздрогнула и инстинктивно разжала руки. Чашка с кипятком грохнулась на пол и разбилась вдребезги прямо у ее ног. Так это было еще полбеды. Люба забрызгалась крутым кипятком. Конечно, она завопила, и принялась кричать на него в ответ, и наговорила всякого разного, включая то, что пару минут назад себе напридумывала.

Ким не оборонялся и даже не пытался огрызнуться. С силой усадив ее на стул, он завернул ей штанину полосатых брюк и осмотрел ожог. Потом велел ей не двигаться и вышел куда-то. Вернулся через минуту с аптечкой. Побрызгал на ногу из аэрозольного баллончика, перевязал мастерски и аккуратно, опустил штанину и проговорил с виноватой улыбкой:

– Все, жить будешь.

И она не выдержала. И она сказал ему, даже не думая о том, что тысячу раз может пожалеть об этом. Просто взяла и сказала, поймав его за руку:

– Да не хочу я жить, Ким.

– Как? – он деланно удивился, покосившись на ее пальцы, терзавшие короткий рукав его футболки. – Как это жить не хочешь, Любовь? В уме ли ты?

– Без тебя не хочу, Ким! Как вспомню, из-за чего у нас все это…

– Не нужно, Люба… – он поморщился и встал с корточек, отцепив ее пальцы от своей рубашки. – Как нога, не болит?

– Нет, – она мгновенно поняла, что разговора о них нет и быть не может. – Не болит. Ты извини, что я накричала на тебя.

– Хм-м… – он отошел к окну и навис над подоконником, встав к Любе спиной. – Тебя послушать, я самая распоследняя сволочь.

– А чего ты орешь? Я даже чашку уронила.

Она с жадностью рассматривала его. Если бы была уверена в том, что не оттолкнет, наплевала бы на гордость и… Но Люба знала, что оттолкнет. И не позволит ни обнять, ни сказать ничего. Шарахается от нее, как от прокаженной.

– Кофе будешь? – Люба надулась и, намеренно сильно хромая, прошла по кухне к шкафу, где у Кима хранились запасы продуктов.

– Буду, – обронил он коротко и вдруг спросил: – Ты действительно думаешь, будто тот человек, что рылся в твоей квартире, искал тот самый пакет с документами, который украли у Савельевых?

– Угу, – Люба кивнула, хотя он и не мог ее видеть. – Я только так и думаю. Чего же еще можно искать у меня? Только какие-нибудь бумаги.

– А деньги? – голос Кима сделался хитрым-хитрым, вкрадчивым-вкрадчивым.

Но Люба по наивности своей этого не заметила и, сунув в рот обломок бисквитного печенья, пробормотала:

– Не-ее, деньги ему были не нужны. Деньги он не взял. Как лежали в конверте, так и остались лежать. Еще записочку приложил, гад.

– Какую записочку?! – Ким резко развернулся и вытаращил на нее темные глазищи.

– «Это не мое» – было написано печатными буквами, – его изумление прошло мимо нее, она как раз наводила кофе и выкладывала в плетеную корзиночку печенье, застелив дно чистой салфеткой. – Мои два конверта с зарплатой, правда, я перед этим из одного часть денег вытащила, но все равно тысяч сорок деревянными там было.

– Сколько???

Только тут до нее наконец дошло, что она чрезмерно разговорилась. И только что выболтала постороннему человеку коммерческую тайну. Она же подписку давала, идиотка! И честное-пречестное слово давала Хелину, что никому и никогда не разгласит и все такое.

Господи, Хелин! Снова она о нем забыла. Вдруг он до сих пор ждет ее на остановке. Что теперь будет…

Уволит! Теперь он точно ее уволит! Сколько можно прощать ее вольности? То рассеянность проявит, вовремя не подлетев к телефону. То на свидание не явится. Больше, правда, просчетов не наблюдалось. Но и этих последних вполне достаточно. Может, позвонить ему на сотовый? Номер-то есть, только вот… Только вот звонить по нему полагалось, если ее лаборатория вдруг взлетит на воздух. Ни в каком другом случае занимать мобильную сеть Богдана Владимировича, было не разрешено.

– Вот видишь этот номер телефона? – он сам вложил ей в руки записочку с номером. – Прочти, спрячь и забудь. Позвонишь по нему, если начнешь гореть вместе с реактивами в помещении лаборатории. И никогда больше…

Интересно, можно считать, что она горит сейчас синим пламенем, или только тлеет потихоньку?

Ким, между тем, сократил расстояние между ними вдвое. Сел за стол и ухватился за чашку с кофе. Люба тоже уселась, как раз на то самое место, что определила для себя.

– Ну! Говори, дорогуша, – проворчал он, запивая печенье кофе.

– О чем?

– За какие такие заслуги тебе Хелин положил такую зарплатку? За те, о которых я подозреваю, или за что-то еще? Он и в самом деле платит тебе как проститутке?

– Ким! – воскликнула Люба и, перегнувшись через стол, зашипела ему в лицо. – Не смей, слышишь!.. Не смей меня оскорблять! Я вкалываю, как лошадь ломовая! Я и лаборант, и инженер-химик, и грузчик в одном лице, понял!!! Вся техдокументация на мне, все анализы… А если ты намекаешь на наше с ним свидание…

– Которое сорвалось, вот незадача-то, – перебил он ее с лживым сочувствием.

– Да, которое сорвалось, черт! То это просто… – она замялась, какого-нибудь более или менее подходящего объяснения их встрече с Хелиным у нее не находилось. – Это просто встреча одинокого мужчины с одинокой женщиной, вот! Не монахиней же мне жить, в конце концов.

– Ага! Понял, – фыркнул он с притворной радостью и, ухватив сразу три печенья, откусил от всех сразу. – Жить без меня не получается, да и не хочется. Жить монахиней тоже. Почему же не стать подстилкой для своего босса?! Что, надеешься на то, что он женится на тебе? Тогда ты просто дура! Набитая, стопудовая дура!!! Уйди с моих глаз долой.

И он на нее замахнулся. Не ударил бы, наверное, но замахнулся вполне убедительно. И Люба впервые его испугалась.

Что, в сущности, она о нем знает? Да ничего, если толком разобраться. Где жил, с кем жил, как жил. Он даже не ответил, доводилось ли ему убивать! А ведь он запросто мог убить, он сильный и хладнокровный.

Люба отпрянула и пару минут рассматривала его с напряженным вниманием.

Чужой… Чужой же человек…

Что она возомнила, оставшись у него? Что у них что-то может еще наладиться? Что он все еще тайно в нее влюблен? Да плевать он на нее хотел. У него какая-то своя цель. И это тоже может быть напрямую связано с теми самыми бумагами, что исчезли так внезапно из квартиры Савельевых. Иванов же предупреждал, что Ким вернулся не просто так. Миссия, мать твою!..

Господи! Как она устала и запуталась во всем этом! Никакой ясности, никакой проницательности. Вроде бы только что все было ясно, и тут все разом замутилось и затуманилось, сделавшись перевернутым, искаженным и неправдоподобным.

Допустим, тот человек, что встретил ее на лестнице, и в самом деле искал у нее пакет с бумагами Тимофея Савельева. Допустим даже, что он потом его заполучил, пробравшись к Савельевым на квартиру и убив тетю Веру. Но как?.. Как он смог узнать, что бумаги у Тани?! Разве она об этом кричала на каждом перекрестке? Нет! Объявление в газету давала? Тоже нет! Она говорила об этом с ней по телефону.

Телефон! Вот оно… Иванов же предупреждал, а она пропустила мимо ушей. Все не верит ему никогда.

Все дело в телефоне. В ее – Любином – телефоне. Кто-то прослушивает ее телефон. Кто? Уж не тот ли, для кого это является привычным делом? Ким?! Ким мог прослушать. Делал же это раньше, почему сейчас ему этого не сделать? И опять же он ночью куда-то выходил. Мог запросто сказать своим сообщникам… Конечно, сам бы он в квартиру к Савельевым не полез. Слишком рискованно. Да и не могла она представить Кима убивающим тетю Веру, если честно. Все, что угодно, только не это.

– Какое дерьмо, – прошептала она едва слышно.

– Именно! – подхватил тот обрадованно, совершенно не подозревая, что конкретно она имела в виду. – Именно дерьмо, Любовь! И что-то подсказывает мне, что ты в нем по самые ушки. Ничего не хочешь мне рассказать?

«Только не тебе!» – хотелось крикнуть ему в лицо. Да поостереглась. Один раз на нее замахнулся. Ничего не помешает ему во второй раз довести дело до конца и ударить ее.

Кому угодно рассказать, только не ему. Кому тогда? Иванову? У Кима есть телефон Сереги, но начни сейчас у него спрашивать, воплей не оберешься. Опять же заподозрит сразу что-нибудь. Нет, нельзя.

Кому еще? Хелину? А что! Чем не мысль.

Она выбралась из-за стола и пошла в прихожую.

– Куда? – тут же остановил ее властный окрик бывшего возлюбленного.

– Сам же велел мне убираться с глаз долой, – вовремя вспомнила Люба. – К тому же мне нужно позвонить.

– Кому? – тот же тон, нисколько не мягче, то ли очень удачно играет роль зверя, то ли на самом деле таковым стал.

– Хелину, – ответила она, не соврав.

Какой смысл, если он все услышит.

– А-аа! Во-оон что! Ну-ну, валяй! Может, еще рандеву состоится! Только учти, – Ким вырвался из кухни за ней следом, будто спасался бегством. И зашипел, и зашипел ядовитым змеем ей прямо в самое ухо: – Только учти, дорогая, свалишь к нему на свидание, свалишь вместе с вещичками. У меня тут не притон, чтобы чужих шлюх на содержании иметь. Учла?!