Артур Крупенин - Каникула (Дело о тайном обществе) Страница 23

– Гляди, узлов-то понавертел, – удивлялся вызванный деканом полицейский.

Вскоре шумиха улеглась, и всё снова пошло своим чередом, но из головы Бальбоа не выходила та странным образом завязанная веревка. Он втихаря вытащил из мусорного бака оставшиеся обрезки и внимательно осмотрел. Как оказалось, узел на веревке был всего один, но весьма необычный. При всей своей крепости, он развязывался одним-единственным движением. Надо только было знать – как.

Поразмыслив, Бальбоа пришел к выводу о том, что повесившийся Марио Бетанкур вряд ли мог самостоятельно завязать столь хитрый узел. Тогда кто же ему помог? Выходит, юноша в ту ночь был в комнате не один? А что, если это не самоубийство?

Бальбоа поделился своими сомнениями с деканом. Доктор Гальярдо поднял его на смех и строго-настрого приказал не заниматься ерундой, а скорбеть по душе товарища, отправившейся прямиком в ад, для назидательности процитировав святого Павла: «Плачьте с плачущими… и не высокомудрствуйте».

Бальбоа, однако, на этом не успокоился и поговорил с куратором курса монахом Херардо Лимой. Задумчиво повертев в руках веревку, монах заметил, что в послании апостола к Римлянам, процитированном деканом, есть и другие строчки: «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром».

Воодушевленный Бальбоа решил во что бы то ни стало во всем разобраться. Он исходил из того, что ключом к разгадке может послужить диковинный узел, и попытался выяснить, кто же мог его завязать.

Начинающий теолог скупил все книги о морских узлах, но не нашел там ничего подобного. Тогда он познакомился со старым моряком и показал узел ему. Повертев в руках веревку, тот сказал, что однажды видел что-то похожее, когда ходил в Вест-Индию. Было это то ли на Гаити, то ли на Ямайке. Помнится, местные моряки очень гордились своими фирменными узлами и держали их в секрете от чужаков.

Вест-Индия? Очень интересно, особенно если учесть, что вместе с Ансельмо на курсе учился некто Рикардо Рейес, родом из Санто-Доминго. Это ведь на Гаити, не так ли?

Бальбоа решил присмотреться к Рейесу повнимательнее. Оказалось, что до того, как посвятить себя изучению слова Божьего, тот служил матросом. Теперь Ансельмо был почти уверен, что Рейес каким-то образом замешан в этой истории, тем более что они с покойным были близкими приятелями. Вот только непонятно, какой Рейесу резон помогать Бетанкуру повеситься?

Решить загадку, как это часто бывает, помог случай. Уборщик, с которым разговорился Бальбоа, вспомнил, что в ночь самоубийства слышал возбужденные голоса, доносившиеся через окно. Один из студентов обвинял другого в том, что его дружеские ласки вышли за пределы дружеских и что он будет вынужден рассказать об этом куратору. Второй пытался отшучиваться, в разных вариантах повторяя вопрос: «Но раньше-то тебе нравилось?» Что было дальше и кому принадлежали голоса, уборщик не знал, но сообщил, что один из студентов определенно говорил с латиноамериканским акцентом.

Еще более укрепившийся в своих догадках Бальбоа в поисках доказательств не мешкая вскрыл замок на шкафчике Рейеса. На первый взгляд внутри не нашлось ничего такого, что прямо указывало бы на причастность Рейеса к смерти Бетанкура. Весь скромный скарб доминиканца сводился к потрепанному холщовому мешку, перевязанному пеньковой веревкой. Зато узел, которым эта веревка была перевязана, оказался хорошо знаком Ансельмо и с головой выдал доминиканца.

После того как полиция арестовала убийцу, доктор Гальярдо вызвал Бальбоа к себе. Сначала отчитал за непослушание, потом похвалил за смекалку, а также за то, что тот не стал разглашать суть конфликта между убийцей и его жертвой – подобного рода истории не играют на руку авторитету Церкви. В заключение той памятной беседы декан напророчил, что аналитические способности и наблюдательность Бальбоа еще не раз принесут пользу Вере.

Так оно и вышло. Последние сорок лет отец Бальбоа только и делал, что выполнял разного рода специальные поручения как по просьбе архиепископа, так и по прямому распоряжению Святого престола. И хотя заниматься этим приходилось в ущерб заботе о душах прихожан, Бальбоа ничуть не сожалел о своем выборе, ощущая себя ни дать ни взять паладином Господа.

Глава 18

Пещера

Как и предполагал Рохас, история с его предложением о приравнивании отгула к национальной валюте получила продолжение. Инспектора вызвал к себе комиссар Асеведо и, отчитав за дерзкую выходку, пригрозил выговором. Затем, неожиданно сменив тему, комиссар без обиняков предложил Рохасу прикрыть дело Дуарте за отсутствием иных улик кроме тех, что указывали на погибшего Гонсалеса.

Асеведо признал, что порученцы архиепископа выходили в том числе и на него самого с просьбой не торопиться. Он так бы и поступил, если бы не городские власти – в мэрии, наоборот, хотят свернуть расследование, опасаясь скандала из страха отпугнуть туристов, а это основной источник дохода в городской бюджет. По словам комиссара, больше всех на него давила вице-мэр Толедо Сусанна Чавес.

– Чавес? Но почему ее так волнует это расследование? – спросил Рохас.

– Не забывай о том, что туризм в городском совете курирует именно она.

– Думаете, это ее единственный мотив?

Комиссар с непониманием посмотрел на Рохаса:

– Конечно, а что же еще?

– Ну, хотя бы то, что госпожа Чавес лично присутствовала на заседании, после которого убили Дуарте.

– Надеюсь, ты не хочешь сказать, что всерьез подозреваешь в этом убийстве женщину, да еще на таком посту?

– Я обязан проверить всех.

– Ну что ж, обязан, так проверяй, – отрезал помрачневший комиссар. – Но не забывай, что архиепископ архиепископом, а с мэрией портить отношения никак нельзя. Мы же с ними по идее одна команда.

– По идее да, – с некоторым сомнением согласился инспектор и с разрешения начальника покинул кабинет.

Утреннюю тишину нарушил стрекот телефона.

– Сеньора Гонсалес?

Голос звонившего был низким и хрипловатым.

– Да, это я.

– Добрый день! Говорит Ансельмо Бальбоа.

– Здравствуйте, падре.

– Нам надо поговорить.

– А о чем именно?

– Боюсь, я не был с вами вполне откровенен в нашу прошлую встречу. Да и вы со мной, как мне показалось, тоже. Может, попробуем еще раз?

Поразмышляв пару секунд, Вероника согласилась:

– Ну что ж, давайте.

– Скажите, вы с вашим другом не хотели бы прогуляться со мной по городу?

– Думаю, нам будет полезно подышать свежим воздухом.

Выплюнув очередное колечко дыма в сторону форточки, Семенов рассеянно наблюдал за тем, как выпущенный им снаряд идет точно в цель. Трижды подряд поразив мишень, судмедэксперт посчитал перекур законченным и снова вернулся к стопке документов, возвышающейся на столе.

Вообще-то все дела, даже очень старые, были давным-давно отсканированы и хранились на сервере в электронном виде. Семенов, однако, никакой «электронщины» не признавал и предпочитал покрытую архивной пылью бумагу.

Он который день рылся в старых делах, не будучи полностью уверенным, что именно надеялся там найти.

По ходу дела Семенов наткнулся на старый отчет по делу о смерти депутата Государственной думы, застреленного в висок во время медвежьей охоты. Причиной убийства следствие тогда поначалу сочло профессиональную деятельность погибшего и возможную месть.

Помнится, ранение было слепым. Семенов извлек застрявшую в черепе пулю и обнаружил на ней какой-то волос. В принципе при ранении в висок волосы жертвы, как правило, попадают в рану, поэтому ничего необычного находка не предвещала.

Кроме того, шевелюра убитого была русой, да и найденный волос имел светло-коричневый окрас. Все вроде сходилось. Но Семенову с самого начала показалось, что волос какой-то уж слишком толстый. В результате исследования выяснилось, что волос принадлежал не жертве, а… медведю. Пуля, рикошетом отскочив от хребта зверя, попала депутату точно в висок. Вот ведь как бывает.

Снова закурив, Семенов взял со стола следующую папку. Ну-с, продолжим.

Первым делом Бальбоа пригласил Веронику и Глеба на импровизированную экскурсию по достопримечательностям Толедо. Несмотря на то что день клонился к вечеру, было все еще очень жарко. Бальбоа утер пот платком и процитировал Фейхтвангера: «В четвертый день творения Бог создал солнце и поставил его прямо над Толедо…»

– Мы все читали «Испанскую балладу», – с улыбкой сказал Глеб. – Именно оттуда я еще школьником узнал, что вашим древним городом по очереди владели то карфагеняне, то римляне, то готы, то арабы. А больше всего в той книге меня, помнится, поразило описание некогда хранившихся в Толедо сокровищ короля Реккареда.

– Вы наверняка имеете в виду пассаж про стол, выточенный из гигантского изумруда и вделанный в золото? – уточнил священник.

– Точно. А еще про некое волшебное зеркало, в котором будто бы отражался весь мир.