Чингиз Абдуллаев - Фактор страха Страница 23

Они перешли в другую комнату, где находилась Галина. Она не могла оторвать глаз от убитого. Дронго пристально посмотрел на нее.

– Может, спустимся вниз?

– Нет, я останусь с вами, – упрямо заявила Галина.

Он перевел взгляд с телеэкрана на пульт управления, лежавший на столе. Романенко сел рядом с Галиной, тяжело вздохнул.

– Сейчас прибудут эксперты, – сообщил он, – не думаю, что им удастся опровергнуть ваши выводы, Дронго.

– Пульт управления, – кивнул Дронго, – посмотрите на пульт управления.

– Не понимаю, при чем тут пульт управления?

– Вы знаете, который час?

– Конечно, знаю, – удивился Романенко. – Это имеет отношение к убийству?

– Я могу сказать, на какой кнопке остались отпечатки пальцев убийцы, – вдруг произнес Дронго.

– Знаете, – с некоторым сомнением сказал Всеволод Борисович, – я, конечно, верю в ваши способности, но все должно быть в разумных пределах. Не обижайтесь, Дронго, но мне кажется, вы иногда увлекаетесь. Возможно, мы найдем отпечатки пальцев на пульте управления, и, возможно, они принадлежат убийце, но конкретную кнопку... Вы меня извините, но я с детства не верил в чудеса.

– Вы же опытный следователь, – возразил Дронго, – при чем тут чудеса. Все знают, как четко и толково вы проводите расследования. Просто вы очень устали за сегодняшний день. И только поэтому не обратили внимания на вещи вполне очевидные.

– Что вы имеете в виду? – занервничал немного Романенко.

– Сейчас третий час ночи. А телевизор еще работает.

– Да, работает. Ночные передачи. При чем тут убийство?

– Судя по тому, что мне удалось узнать об убитом, он был исполнительным служакой, не более того. За двадцать пять лет по службе особенно не продвинулся и ни разу не получил внеочередного звания. Это, во-первых, говорит о том, что не он разработал эту операцию, а во-вторых, свидетельствует о некоторых склонностях Попова. В доме нет книг. Вы обратили внимание? Ни одной.

– Не обратил, на мой взгляд, это не имеет никакого отношения к убийству. То, что вы нашли пистолет в шкафу, это здорово. Но при чем тут работающий ночью телевизор?

Дронго прошел к телевизору, взял лежавшую под ним на столике программу телепередач на текущую неделю. Посмотрел и протянул газету Романенко.

– Взгляните, что показывали по телевизору в полночь, когда примерно был убит Попов, по пятому каналу в это время на канале «Культура» передавали концерт Перельмана. Вряд ли он мог заинтересовать Попова или убийцу. Но не в этом дело. Попов наверняка смотрел другой канал, когда понял, что убийца пришел с конкретным заданием. Обратите внимание, в программе подчеркнуты некоторые передачи. В основном спортивные, футбол, а также фильмы. Судя по кругу его интересов, концерт он точно не смотрел.

Итак, догадавшись, зачем пришел убийца, Попов бросился в спальню за пистолетом. Убийца последовал за ним и из коридора послал пулю, убив Попова. Потом вернулся в эту комнату и включил пятую программу. Не потому, что так любил культуру. А потому, что знал, что пятый канал в ночное время показывает программы «Телеэкспо» и телевизор будет работать как минимум до двух-трех часов ночи, создавая иллюзию спокойствия. Очевидно, на большее убийца не рассчитывал. Из этого можно сделать два вывода. Во-первых, он был уверен, что здесь появимся мы, поскольку знал уже про наш трюк с Бергманом. Во-вторых, он человек достаточно образованный, знающий про «Телеэкспо».

Но про наш трюк узнал не убийца, а тот самый главный, который спланировал всю операцию. Убийца не простой уголовник, недаром, застрелив Попова, он переключил телевизор на канал «Культура», который работает позже остальных в будние дни. Вот, собственно, и все.

Романенко переводил взгляд с программы передач на Дронго, думая о том, что эксперт и в самом деле удивительный человек.

– Расскажи кто-нибудь нечто подобное, я бы не поверил, – признался он. – Надо передать пульт нашим экспертам. Я попрошу проверить именно пятую кнопку. Черт побери, Дронго, это феноменально. Вам не говорили, что у вас компьютерное мышление?

– Боюсь, компьютер не уловил бы связи между работающим телевизором и несчастной жертвой, – пошутил Дронго.

Галина поднялась со стула, посмотрела Дронго в глаза, спросила:

– Откуда ты такой взялся? – и выскочила из комнаты.

– Пусть кто-нибудь из офицеров последит за ней, – попросил Дронго. Романенко кивнул и вышел. Когда он вернулся, Дронго собирался звонить по мобильному.

– Боюсь беспокоить Зиновия Михайловича, – признался Дронго, – он убить меня готов. Наверняка опять его разбужу.

– Мы проверим через информационный центр ФСБ, – сказал Романенко. – Знаете, у меня просто слов нет!

– Обычная наблюдательность. Если бы бывшие офицеры наших спецслужб любили классическую музыку, может, не произошел бы весь этот развал, – заметил Дронго. – Жаль, что мы потеряли и Труфилова, и Попова. Поэтому все мои рассуждения – это лишь мысли вдогонку. На самом деле у нас сегодня крайне неудачный день.

– Они убрали всех свидетелей, – вздохнул Романенко, – всех, кто мог помочь следствию.

– Попов заплатил собственной жизнью за жизнь Труфилова, – напомнил Дронго. – Я почти уверен, что в Попова стрелял убийца Труфилова. Может, это и есть высшая справедливость?

Москва. 11 мая

Романенко велел Савину отвезти всех по домам. Дронго опять сел рядом с Галиной и не мог не заметить охватившей ее апатии. Она с безучастным видом смотрела в окно и, казалось, не видела ни начавшегося дождя, ни капель воды на стеклах, ни изредка мелькавших на дороге автомобилей. Дронго легонько коснулся ее руки.

– Как ты себя чувствуешь?

Она вздрогнула, посмотрела на него.

– Уже лучше, – сказала, горько улыбнувшись, – спасибо. И за пощечину тоже спасибо. Хотя щека болит до сих пор.

– Тебе нельзя сегодня оставаться одной, – решительно заявил он.

– Только не говори, что хочешь пригласить меня к себе, – усмехнулась она.

– Хочу, – сказал он. – Тем более что это самое безопасное место в городе. Возле дома дежурят сотрудники ФСБ, а в квартиру без разрешения хозяина трудно проникнуть.

– Значит, приглашаешь меня? – Она произнесла это с вызовом.

– Приглашаю, – он кивнул, чувствуя, что она вся напряглась, – но учти, в данный момент у меня в доме две женщины.

Она посмотрела ему в глаза, решив, что он над ней издевается.

– Какие женщины? Твои знакомые?

– Скорее твои. Это мать и дочь Эдгара Вейдеманиса. Ты их знаешь. Бабушка и внучка. Им нельзя ночевать в своем доме. Опасно. Пришлось взять их к себе. Они приехали из Витебска. Завтра операция. Но ты не беспокойся. У меня четыре комнаты. Будешь спать или в гостиной на диване, или уступлю тебе свое место в библиотеке.

– У тебя прямо-таки приют для обездоленных женщин, – сказала она с явным облегчением. – Видимо, тебе нравится роль утешителя?

– Дело не в этом. На месте Вейдеманиса мог оказаться кто угодно. Даже я сам. Сколько осталось людей с изломанной судьбой в декабре девяносто первого, когда страну растерзали на части? Огромную страну, составляющую одну шестую часть суши?

– И ты всем хочешь помочь? Всем-всем? – спросила она.

В ее тоне он уловил легкую иронию.

– Не всем, всем помочь невозможно. Кто мне поможет? И еще тысячам таких, как я? В своей родной стране я превратился в подозрительного субъекта, раньше работавшего на Центр, сотрудничавшего с международными организациями через Москву. В Москве я оказался никому не нужным чужестранцем. Если бы не мои весьма ограниченные способности, о которых вспоминают в критических ситуациях, я умирал бы сейчас с голоду где-нибудь в снятой квартире или вынужден был вернуться домой, чтобы охранять там какого-нибудь нувориша. Такого я просто не пережил бы и умер от разрыва сердца.

– С твоими способностями любая спецслужба мира возьмет тебя на работу, – сказала Галина.

– В любую я не пойду, – заметил Дронго. – Настоящий офицер и порядочный человек может присягать только раз: своей стране и знамени, за которое готов жизнь отдать. Если страны больше не существует, а знамя повержено, надо либо застрелиться, либо бороться. Присягать вторично, другому знамени и другой стране – безнравственно.

Савин, слышавший их разговор, обернулся к Дронго:

– Значит, все мы люди непорядочные. Я ведь работал в прокуратуре Союза.

– Ты работаешь там, где работал, – сказал Дронго, – тебя не заставляли присягать другому знамени и другой стране. Не твоя вина, что ты оказался в такой ситуации. Ты занимался расследованием преступлений и продолжаешь свою работу. К тому же никто не принуждал тебя менять свои принципы.

– А почему бы вам не устроиться к нам на работу?

– Во-первых, это было бы не-просто. Во-вторых, я сам не захочу. И в-третьих, я был убежденным противником распада нашей страны, который принес людям немыслимые бедствия. Порожденное этим распадом зло до сих пор невозможно искоренить. И еще неизвестно, восторжествует ли когда-нибудь добро. Знаешь, я ведь был тяжело ранен в восемьдесят восьмом и несколько месяцев провел на больничной койке. Тогда мне казалось, что я делаю нужное и благородное дело. Нам удалось предотвратить покушение на жизнь трех президентов.