Валерия Леман - Проклятие Стравинского Страница 23

«Во всем этом деле с первых же шагов ярко просматривается «русский след», – глубокомысленно размышлял журналист. – Первая жертва – русский танцор Савелий Уткин, и обнаружили его русские туристы – Ален Муар-Петрухин и Соня Дижон. Вторая жертва – парижанин Алекс Мону, который накануне своей смерти посетил выставку русской художницы Сони Дижон. И заметьте, какое совпадение: опять-таки Соня Дижон в компании все с тем же Аленом Муар-Петрухиным обнаружила тело Алекса. Не слишком ли много совпадений? Русский характер хорошо известен своей непредсказуемостью и, скажем так, взрывоопасностью. Там, где европеец сто раз подумает, принимая наилучшее решение, русский попросту рубанет шашкой…»

Прочитав последний пассаж, я тут же припомнил слова Сони. Ага, моя художница попала в точку, отметив, что нам впору покупать ушанки да шашки! Больше в статье Питера читать было нечего – пассаж про шашку, пожалуй, был самым удачным моментом вкупе со стократным повторением забавно звучавшей фразы «русские туристы Соня Дижон и Ален Муар-Петрухин». Я вернул газету на соседний столик и откинулся на спинку стула, в ожидании своего заказа в сотый раз припоминая все факты преступлений в солнечном Монтре.

Итак, три дня назад, спустя примерно час с копейками после триумфального выступления Савелия, его труп обнаружили мы с Соней на скамейке набережной; при этом парень был одет в балетный костюм щелкунчика. Поскольку вопрос с ночевками в студии был благополучно решен, чем в таком случае Савелий занимался на набережной в течение часа с небольшим после своего успешного выступления? Почему сидел на скамейке под звездами, не соизволив даже для приличия переодеться?

На следующий день ситуация в чем-то повторяется: триумфальное выступление Алекса Мону – и спустя час с небольшим мы с Соней вновь обнаруживаем труп на набережной. Как и его предшественник, Алекс – в своем балетном костюме и даже гриме, в позе, словно скопированной с картины Сони. И вновь остаются без ответа все те же вопросы: чем Алекс занимался в течение примерно того же отрезка времени, почему не переоделся в обычную одежду?..

Повторим вполне очевидный вывод: оба случая очень похожи на фотосессию. И если поверить, скрепя сердце, уверениям Риты Ошенко, что она никаких фотосессий не проводила, то кто, в таком случае, мог ее заменить?

Я усмехнулся: фотохудожником вполне мог выступить душка Жак Мюре, у которого также на груди висела фотокамера. Любопытен и тот факт, что экспертиза показала: накануне смерти у Савелия была короткая «любовь не по любви» – назовем это так, и скорее всего насильником в данном случае выступил Жак Мюре. После вызова в полицию и беседы на эту щекотливую тему Мюре в самом буквальном смысле содрогался от ужаса, наверняка сто раз покаявшись в своем проступке. В таком случае он вполне мог подарить блаженную дозу «Волшебного сна» чересчур уж расхныкавшемуся Савелию, в один миг избавив парня от страданий, а себя – от возможных неприятностей.

Но при чем тут в таком случае смерть Алекса Моне? Я невольно пожал плечами. Возможно, парню удалось что-то прознать про адюльтер Мюре с русским. А может, и того круче: что, если Алекс знал о виновности Жака в смерти Савелия, возможно, проследив в тот вечер за успешно выступившим конкурентом? В таком случае все складывается в интересную картинку, в которую чудненько укладывается и тот факт, что Жак был знаком с доктором Плисом, чье зелье бесследно исчезло год назад…

Я глубоко вздохнул и встряхнул головой. Елки-палки, все выглядело очень даже реально, особенно «художественное оформление» трупов: ведь в конце концов Жак Мюре – творческая личность, которой далеко не чужды творческие порывы создавать нечто экзотическое и волнующее – к примеру, юные трупы с блаженными улыбками черного цвета…

И почти тут же эта картинка сменилась другой: печальная и трогательная Рита – так же с фотокамерой на груди, так же знакомая с доктором Плисом, возможно, действительно мечтавшая отправить на небеса собственного мужа… Милая Рита не хуже Жака могла организовать парням фотосессию на набережной – фотосессию со смертью в финале. Кому в таком случае эта смерть была более выгодна – Жаку Мюре или Рите Ошенко? Пока все эти были вопросы без ответа.

Официант принес мне скромный завтрак, и я решительно отложил на потом все досужие размышления – заправляемся по полной программе, прочь бесконечные рассуждения на криминальную тему!

Я с аппетитом набросился на чудесный омлет, с не меньшим удовольствием перейдя от него к кофе и сырным круассанам. Да, что ни говори, а кулинария – не менее великое искусство, чем балет, дарующее смиренное принятие мира со всеми его грехами и ошибками.

Глава 21. Художества Мерсье

Я съел все до крошки, выпил кофе и, не выдержав, заказал еще одну порцию. Вот тут и объявился за моим столиком нотариус из Веве – славный Саша Мерсье, которого я безуспешно пытался повстречать на вчерашнем вечере балета.

– Добрый день, – с приятной улыбкой приветствовал он меня, с удовольствием вдохнув аромат кофе и тут же делая знак официанту. – Вы не против, если я выпью чашечку кофе в вашей компании? Вот и замечательно!

Разумеется, все было просто замечательно – особенно учитывая то, что я наконец-то мог отдать парню его блокнот, а заодно поинтересоваться, где он пропадал вчера вечером, не явившись на выступление собственного племянника.

Не успел я озвучить свои вопросы, как Саша сам начал излагать на них ответы – словно, не хуже экстрасенса, умел читать чужие мысли.

– Полагаю, вы были вчера на закрытии балетного конкурса?

Не дожидаясь моего подтверждающего кивка, он весело усмехнулся, откинувшись на спинку кресла.

– А вот я его замечательно прогулял, несмотря на то, что клятвенно обещал кузине Софии и моей собственной маме поддержать Пьера! Итак, я прогулял последний тур, о чем нисколько не сожалею – особенно учитывая тот факт, что мой самоуверенный племяш с треском провалился. Вы ведь в курсе? Единственное, о чем я жалею, что не видел лица Пьера, когда ему вручали награду всего лишь за юный возраст! Это был превосходный удар по его вечно задранному носу!

Он весело хохотнул и, сняв с рук светлые перчатки из тончайшей кожи, небрежно бросил их на столик. Официант принес заказанную порцию кофе, и Саша сделал первый радостный глоток с абсолютно счастливым видом.

– Полагаю, вы можете прямо сейчас подтвердить мои догадки насчет далеко не счастливого выражения лица малыша Пьера в момент вручения ему «грамоты сопляка» – именно так я назвал ее для себя. Но я намеренно не желаю об этом вас спрашивать, потому как вчера вечером я находился в счастливом мире, далеком от мира балета и иже с ним…

Тут Саша сделал еще один жадный глоток и решительно поставил чашку на столик, взглянув на меня с таким важным видом, точно прямо сейчас собирался исполнить государственный гимн, или принять присягу, или совершить нечто подобное – торжественное и священное.

– Вы не представляете, как бы я хотел, чтобы вы сейчас чисто из вежливости задали мне простой вопрос: «Так где же вы провели вчерашний вечер, милый Саша?» Как видите, я сам его задал, а теперь сам поспешу ответить: весь вчерашний вечер я провел с лучшей девушкой на свете – с Ритой Ошенко. Мы с ней оба отключили свои телефоны, чтобы хотя бы на несколько часов оказаться отрезанными от привычного мира. И мы были абсолютно счастливы! Я сделал Рите предложение руки и сердца и повел знакомиться с моей мамой, которая, услышав от меня рассказ о нашем знакомстве, плакала от счастья.

Саша перевел дух, опустошил свою чашку и уже собирался продолжить монолог неприлично счастливого нотариуса, как я влез со своей репликой. Каюсь, я произнес ее неприлично скрипучим голосом старого интригана и завистника:

– Саша, насколько мне известно, Рита замужем за очень ревнивым и скандальным мужем, и потому вам вряд ли удастся просто отключить свои телефоны, чтобы стать недосягаемыми для него. Конечно, вы – юрист и…

Он нетерпеливо прервал меня все с той же блаженной улыбкой счастливейшего из смертных.

– Все это мелочи по сравнению с тем, что я впервые за тридцать лет жизни наконец-то встретил свою вторую половинку! Да, сегодня утром мы с Ритой включили наши телефоны и насчитали десять непринятых звонков от ее мужа на протяжении всей ночи. Я тут же перезвонил ему и, представившись адвокатом Риты Ошенко, объявил, что мы начинаем бракоразводный процесс. Все это время Рита будет жить у нас с мамой, и я близко не подпущу к ней ее бывшего. Мы сразу порешили, что все ее вещи в доме мужа там и останутся – Рита, как и я, начинает новую счастливую жизнь, и все в этой новой жизни будет новое, включая одежду и миллион личных вещей… Ну, Ален, как вам моя новость? Ведь она намного прекраснее всех балетных фестивалей и связанных с ними убийств!