Сэм Льювеллин - Прилив Страница 23

Я вылил из бутылки остатки бургундского. Второй стакан показался приятнее первого. Механизм был смазан, и мозги начали проясняться. Я взял папку с оригиналами и папку с копиями и принялся сравнивать документы лист за листом.

На это ушло минут десять. В конце концов, стало ясно, что не хватает восьми листов.

Глава 11

Все пропавшие документы были связаны с компанией «Трэнспортс Дренек» и судном под названием «Поиссон де Аврил». Среди них — трехстраничный протокол обследования судна, выполненного представителем классификационной комиссии в Сен-Жан-де-Сабль. И документ, подтверждающий, что компания «Трэнспортс Дренек» сдала «Поиссон де Аврил» внаем по чартеру компании «Лайнс Этуаль». Пропал также сертификат страховки, основанный на результатах обследования судна, выданный агентством «Джотто». Отсутствовал и документ, подтверждающий, что «Поиссон де Аврил» приобретен у греческого владельца за миллион сто тысяч.

Я посмотрел страховой сертификат. Там была указана сумма в один миллион триста девяносто одну тысячу. Из датировки документов следовало, что судно было застраховано спустя три недели после его покупки.

Верфь — место дорогостоящее. Но при всем при том далеко не просто за три недели удорожить судно на двести девяносто одну тысячу.

Последний раз мне доводилось слышать о счете на возмещение ущерба на такую сумму год назад. Джастин позвонил мне на верфь. "Забавная штука, — сказал он своим сочным голосом. — Судно под названием «Вида», направлявшееся из Марселя в Рио, затонуло к востоку от мыса Сан-Висенти. Совершенно неожиданно. Ужасно старая посудина. Отлично застрахованная. Ты не мог бы взглянуть?

Я отправился в Португалию и «взглянул». И в течение жаркой скверной недели, проведенной среди теннисных кортов и пивных баров Алгарви, повстречал там команду с «Виды».

Кок-анголец обосновался на побережье в коттедже швейцарского стиля. Он сказал, что произошли взрывы. А непосредственно перед этим старший помощник капитана распорядился упаковать обед на всю команду. Кок, человек простодушный, негодовал. Ходили слухи, будто еще за две недели до происшествия офицеры судна были зарегистрированы в отеле «Да Гама» в Фаро. И кок усматривал в этом подвох. Я проверил слухи: они оказались сущей правдой. В результате сингапурские владельцы «Виды» не получили заявленных ими страховых выплат и сменили имена, а офицеры судна оказались за решеткой.

Я начинал понимать, почему Тибо, весьма возможно, желал утаить от любопытного глаза документы, относящиеся к «Поиссон де Аврил».

Интересно и то, что нашлись люди, желающие завладеть ими. Бьянка, например. И некий Артур, в интересах которого Жан-Клод и украл их из квартиры. Кто бы он ни был, этот Артур.

Я пододвинул к себе телефон и набрал номер Мэри Эллен в Лондоне. Она ответила сразу же, как и всегда. Телефон ее стоял на кофейном столике перед диваном. Там было три линии, которые Мэри Эллен использовала одновременно. Позади нее в черных маслянистых водах Темзы дрожали огни города.

— О! — воскликнула Мэри Эллен. И я представил движение руки, которым она откидывает волосы со своего широкоскулого лица. — Это ты!

Сердце мое упало. Мы с Мэри Эллен нормально взаимодействовали в том, что касалось воспитания дочери. В течение недели Фрэнки жила с матерью, а на выходные и каникулы приезжала погостить ко мне в Пултни. В этом, собственно, и заключались наши нынешние отношения с Мэри Эллен, Как правило, нам с ней удавалось, грубо говоря, «тянуть в одном направлении». Но если возникали разногласия, о компромиссе не могло быть и речи.

— Кое-что произошло.

— И Фрэнки сказала то же самое.

Когда Мэри Эллен нервничала, голос ее становился резким, словно она прилагала все силы, чтобы совладать с собой.

— У Фрэнки очень плохой друг. Он тебе не понравился бы, — сообщил я.

— Но я не стала бы избивать его. Ради Бога, неужели ты не можешь держать себя в руках?

— Фрэнки звонила тебе?

— Звонила. И Джастин тоже. Если тебе не нравится этот тип, ты, конечно, мог поговорить с ней.

— Сегодня днем, — сообщил я, — он пытался перерезать мне горло.

— Тебе следует, черт побери, достаточно хорошо знать собственную дочь, чтобы понимать: чем больше ты будешь суетиться, тем упорнее она станет гнуть свою линию!

Мэри Эллен помолчала. А затем спросила уже совершенно иным тоном:

— Перерезать тебе горло?

— Именно так.

— Из-за Фрэнки?

— Отчасти.

В голосе Мэри Эллен почувствовалось волнение.

— Где она сейчас?

— Плавает на яхте.

— Без этого друга?

— Без него.

— Тебе следует объяснить мне хоть что-то.

— Не сейчас. Ситуация... стабилизировалась.

Жан-Клод, не ровен час, мог быть уже мертв или находиться в госпитале, но это отнюдь не принесло бы большого утешения Мэри Эллен.

— Тут есть некое страховое дело...

— Да? — недоверчиво и раздраженно протянула она.

— Судно под названием «Поиссон де Аврил».

— "Поиссон де Аврил" — это первоапрельская шутка: уже почти август, — проявила чувство юмора Мэри Эллен.

— Не глупи. Я серьезно.

Она вздохнула, собираясь послать меня к черту, но передумала.

— "Поиссон де Аврил", — повторила Мэри Эллен.

Ее голос стал ровным, а тон — деловым и, похоже, даже немного кающимся. Страхование есть страхование.

— Нет, — сказала она. — Никогда не слышала о таком. Почему бы тебе не спросить у Джастина?

И добавила, вновь резко:

— Ради всего святого, присмотри за Фрэнки. Полагаю, ты знаешь, что делаешь, но я хочу, чтобы она вернулась целой и невредимой.

Мэри Эллен положила трубку.

Это было отступление. Мы вновь пришли к равновесию. Я знал, что делаю, более или менее.

Телесная и душевная боль вновь вернулась ко мне с удвоенной силой. Я собрал фотокопии, дотащился до кровати и отключился.

Дядя Джеймс наслаждался, манипулируя моими надеждами и желаниями. В одно время я считался надеждой семьи, в другое — гнусным выродком. К тому времени, когда мне исполнилось пятнадцать, я уже понимал, что ему в высшей степени наплевать на меня, а эти поддразнивания — маленькая жестокая игра, увлекающая его от избытка власти, которую больше не в чем проявить.

Мой отец уехал по некоему таинственному поручению республиканской партии и где-то в дороге его задавил грузовик. Мало что изменялось в жизни моей матери. Она, словно призрак, проплывала через грязноватые затхлые комнаты маленького дома в Картхистоуне. Когда погиб отец, я был в отъезде, в школе, и приехал на похороны, малолюдные и гнетущие. Отец не был допущен в семейный склеп, и его похоронили на кладбище с блестящими черными гранитными плитами на небольшом склоне близ деревни. В камине я обнаружил кучку бумажного пепла: видимо, все, что осталось от «Наследников Гранье». Письменный стол был чист, а комната — сыра и холодна. Близились каникулы, и дядя Джеймс приказал мне остаться и поддержать мать. Но дом был холоден и наводнен родственниками, приехавшими на похороны, и мать не чувствовала необходимости в моем постоянном присутствии. Зато в большом доме меня ожидал своего рода прием. Рано утром я незаметно исчезал и вместе с кузиной Дервлой направлялся в лес.

Дервла приводила меня в пещеру, где демонстрировала искусство целоваться. В то время она училась в школе в Дублине. Однажды Дервла посмотрела на меня своими ядовито-зелеными глазами и изрекла:

— Ты ничегошеньки не знаешь.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты либо в школе в Англии с кучей парней, — сказала она, — либо тебя прячут здесь.

Я не стал говорить, что она находится не в лучшем положении, хотя Дервла жила в Дублине, который считала передовым городом, центром культуры.

— Замолчи, — сказал я. И вновь стал целовать ее.

У Дервлы был восхитительный язык. Ее руки обвивали мою шею, а дыхание обдавало жаром ухо. У нее уже были настоящие груди. С тех пор мне никогда не приходилось держать в руках что-нибудь подобное.

Кто-то причитал в темно-зеленой чаще. Голос, высокий и неистовый, был знаком по Картхистоуну. Дервла отпрянула.

— Он умер, — причитал голос. — О Господи, он убился!

— Замолчи, — сказал кто-то другой, более сдержанный.

Это был Мерфи — секретарь дяди Джеймса.

— Мисс Дервла! — позвал он с воркованием расчетливого голубя. — Майкл! Вы наверху?

Дервла оправила свою кофточку. Она выглядела порозовевшей и возбужденной, хотя и не так сильно, как я. Мерфи неожиданно появился из чащи. На нем была черная лента.

— Плохие новости, — сказал он. — Ваш дядя Джеймс упал с велосипеда. Он мертв, упокой, Господи, его душу!

— О! — вскричала Дервла и залилась слезами.

Сведя факты воедино, я понял, что дядя Джеймс напился виски и из прихоти решил проветрить свои мозги велосипедной прогулкой. Виляя по лесу, он врезался прямо в грузовик, перевозивший крупный рогатый скот, и скончался на месте.