Дарья Калинина - Мексиканские страсти Страница 23

— А ее ночью убили, — пояснил ребенок и, обращаясь к коту, добавил: — Не вертись, Пушок, а то мама из тебя котлет папке на ужин сделает. А бабушке шапку.

Кот, который и в самом деле был толстым и пушистым, принял угрозу всерьез и неожиданно затих. Лишь подергивал своим пышным хвостом в знак безмолвного протеста перед насилием над свободной личностью.

— Менты утром приехали, их соседи вызвали, потому что дверь в квартиру была открыта, а тетя Аня лежала уже мертвая, — рассказывал мальчик.

— И что?

Как будто бы вы сами не знаете, что потом бывает! Ясное дело, ее увезли, а квартиру опечатали, — пояснил ребенок, должно быть, удивляясь наивности подруг.

— Нет, это мы как раз поняли, — отозвалась Кира. — Но что менты сказали?

— Кто ее убил, сказали? — спросила Леся.

— Про это они ничего не говорили, — ответил мальчик и исчез в своей квартире.

Подруги остались одни. Но ненадолго. Охая и кряхтя, из лифта выбралась какая-то вся скрюченная и скособоченная старушонка. Она явно двигалась из магазина. И накупила всего столько, что за пакетами с продуктами саму сухонькую старушку почти не было видно.

— Бабушка, давайте мы вам поможем, — кинулась к ней Кира, когда бабка, выходя из лифта, уронила несколько пакетов, из которых немедленно в разные стороны раскатились яблоки и свекла.

Старуха сначала подозрительно прищурилась на подруг. Но быстро признала в них вчерашних знакомых.

— А-а… — произнесла она с явным облегчением. — Это вы вчера с Нюркой скандал затеяли, так ведь? — И, принимая помощь подруг, добавила: — Вот ведь как оно бывает. Вчера виделись, а сегодня человека уже и в живых нету. Знаете, что Нюрку-то пристрелили ночью? Вот страх-то какой, помилуй господи! Квартиру всю вверх дном перевернули. И не понять, что украли! Страх смотреть было!

Старуха сделала попытку перекреститься, но у нее это не очень-то хорошо получилось. Только разроняла остальные пакеты. Подруги собрали свертки, банки и овощи, аккуратно все сложили в пакеты и за это были приглашены к бабке на чашечку чая.

— Бабушка, как хоть это случилось? — спросила Кира, принимая из рук старушки чашку с неожиданно крепким умело заваренным ароматным чаем.

— Берите молоко. — Старушка придвинула им изящный молочник с витой ручкой, покрытой стершейся позолотой.

Чашки, в которых им подали чай, были из того же сервиза. А он, в свою очередь, остался еще с дореволюционных времен. Старушка и себе капнула немного молока и с удовольствием пригубила получившийся напиток.

Сейчас, когда она оказалась в тепле собственной квартиры, в окружении любимых вещей, с ней произошла удивительная метаморфоза. Глаза ее повеселели, морщин на лице убавилось, и от ее былой кособокости и скрюченности почти не осталось и следа.

— Запомните, девочки, чай всегда надо заваривать в чайнике, — наставительно проговорила хозяйка. — Лично я не признаю все эти пакетики. Что за удовольствие мочить в кипятке клееную туалетную бумагу, а потом еще и нюхать этот запах?

Старушка сделала еще один глоток и наконец приступила к рассказу. Впрочем, Марина Алексеевна — именно так звали старушку — мало что могла добавить к уже слышанному подругами. Да, в это утро она первая вышла из квартиры. Ей надо было выбросить мусор, который она поленилась вынести с вечера. И к утру оставшаяся в ведре рыбная требуха начала невыносимо вонять.

— Утром я встаю пораньше, мне ведь надо проводить дочку с зятем на работу. Они к восьми на завод ездят, да еще через весь город, — сочла нужным объяснить старушка. — Оладушки им поставила, а сама, едва причесавшись, пошла с ведром к мусоропроводу. И вдруг смотрю — дверь к Славке открыта. Ну, я сначала значения не придала. А когда обратно шла, насторожилась. Дверь-то открыта, а голосов никаких оттуда не доносится.

Вот я и решила, что, верно, забыли просто закрыть. Толкнулась, чтобы сказать им об этом, а она там и лежит.

— Кто?

— Да Нюра же, — отозвалась старушка, чуть поежившись. — Прямо возле двери. В этом их ужасном красном коридоре и лежала. Я сначала не поняла ничего. Халат на ней этот… цветастый. Да и пол какой-то бурый. Не поймешь ничего. А потом присмотрелась — батюшки, она же в крови вся. А вокруг — разгром.

— Разгром? — машинально переспросила Леся. — Какой разгром?

— Да самый обычный, — пожала плечами старушка. — Все в квартире убийца перевернул. Уж и не знаю, что он там искал. Но из ценных вещей вроде бы ничего не взял. И телевизор остался. И телефон. И музыкальный центр. И даже деньги, как участковый мне сказал, оставались в ящичке лежать.

— Как странно, — пробормотала Кира.

— В том-то и дело! — оживилась Марина Алексеевна. — Только одно и пропало, что фотоаппарат и сотовый телефон Нюры. Ну, может быть, и еще что-то исчезло.

— А Нюра вам перед смертью ничего не успела сказать? — спросила Кира.

— Да ты что?! — взмахнула рукой старушка. — Когда я пришла, она уже совсем мертвой была. Ну, я врачей вызвала, хотя сразу было ясно, что они тут не нужны. Нюра уже холодная была вся.

— И вы ее трогали? — удивилась Кира самоотверженности Марины Алексеевны. — Трогали, чтобы понять, что она уже умерла?

А что же тут такого? — Старушка снова пожала плечами. — Я ведь блокаду в Ленинграде пережила. Мне в ту пору всего пятнадцать было. И я за те годы такого насмотрелась, что мне на всю жизнь закалка осталась. Мне после той зимы мало что страшным могло показаться. Я иногда даже жалела, что не могу, как другие люди, пугаться. Мужчин от меня это всегда отваживало. Мужчины железных женщин рядом с собой не любят. Они им о собственных недостатках слишком явно напоминают. Конечно, муж мой, царствие ему небесное, меня все равно любил. Но он и сам сильный человек был. А таких ведь на свете немного, — добавила старушка со вздохом. — Ну так вот, врачей я вызвала и милицию. Потому что сразу поняла: налицо факт насильственной смерти, как теперь говорят.

— Ее застрелили, да? — спросила Кира.

— Да, — кивнула Марина Алексеевна. — Прямо в грудь пуля попала. Думаю, что она не мучилась. — Немного помолчав, Марина Алексеевна вдруг сказала: — А еще я думаю, что Нюра своего убийцу знала.

— Почему?! — насторожились подруги.

— Потому что лежала она так, словно он в нее прямо с порога, не проходя в квартиру, выстрелил, — объяснила Марина Алексеевна. — И выражение лица у Нюры было какое-то… удивленное. Словно она и понять не могла, что же он с ней такое сделал.

— Вы думаете, что это был мужчина? — прошептала Кира.

— Не знаю, — уклончиво ответила Марина Алексеевна.

И принялась внимательно рассматривать свою чашку. Подруги молчали. Бабушка явно что-то недоговаривала. Но они не хотели понукать или торопить. Чувствовалось, что если она сочтет нужным, то непременно все расскажет. А нет, так никакие уговоры не помогут.

— Осторожна я к старости что-то стала, — вновь заговорила Марина Алексеевна. — В молодости о смерти не задумывалась.

И в войну особого страха никогда не было. Я как будто всегда точно знала: что бы вокруг меня ни происходило, сама-то я жива останусь. И если бомбежка, то я всегда была уверена, что снаряд мимо пролетит. И от голода никогда не боялась умереть. А теперь все чаще задумываюсь, что вот внуки у меня уже взрослые. Хорошо бы еще и правнуков повидать.

— Вы это к чему говорите? — осторожно спросила Леся.

— Да к тому, что ведро это с рыбой я еще с вечера хотела вынести, — с досадой в голосе проговорила Марина Алексеевна. — Попахивало оно уже и тогда. Ну, я к двери подошла, а там голос услышала. Мужской. Этот человек к Нюре в дверь звонил и что-то ей говорил. Вот я и не пошла вечером с ведром.

— Почему?

— Даже и не скажу вам точно, — в задумчивости пробормотала Марина Алексеевна. — Словно голос мне внутренний подсказал: «Не ходи». Страшно так вдруг стало. Да еще дочка из комнаты выскочила. Куда ты, говорит, мама в такую темень с ведром отправилась? Будто бы не знаешь, что вечером мусор из дома не принято выносить. Примета плохая, достатка не будет. Ну а когда я дверь прикрыла, то враз меня отпустило. И холод прошел, и дрожь в ногах исчезла. Только теперь я думаю, что если бы вышла тогда, то, может быть, убийца и не решился бы Нюру убить. Выходит, я своим поступком ему помогла с ней расправиться, а могла бы спасти.

— Не думайте об этом, — посоветовала Леся. — Скорее всего, убийца стрелял из пистолета с глушителем. И, убив Нюру, не стал бы оставлять в живых свидетельницу. Вы бы стали его следующей жертвой, вот и все.

— И Нюру бы не спасли, и сами бы погибли, — поддержала подругу Кира.

Марина Алексеевна немного помолчала, потом сказала:

— Ментам-то я про это не говорила. А вот вам почему-то говорю. Тяжело такое в душе держать, вот и поделилась с вами.

— Мы понимаем, — кивнула Леся. — А голос у этого человека какой был?

— Обычный мужской голос, — ответила Марина Алексеевна. — С легкой такой хрипотцой. Да, он заикался вроде бы немного.