Александр Зеленский - Грядет царь террора Страница 23

— Кто это? — спросил Салов, показывая на кавказца.

— Это вор в законе Резо Кутаисский. Лучший друг другого преступного авторитета по кличке Мабута.

— Какая еще мабута? — не понял Василий Степанович.

— А вот эта самая, предельно, Мабута и есть, — указал пальцем на Брыксина Николаевский. — Можно подумать, что вы ничего не знали об уголовном прошлом своего друга детства… Можно подумать, что вы назначили его куратором от вашего совета директоров потому, что не знали о его отсидке в тюрьме… Кстати, поздравляю! Вы неплохо придумали с этим назначением. Ведь в легальные начальники охраны вы его назначить бы никогда не сумели. Сами знаете, лицензию на охранную деятельность в нашей милиции получить довольно затруднительно для тех, кто запятнал свое доброе имя в прошлом таким тюремным сроком. Десять лет!

— Так вам и это известно? — тяжело вздохнул Василий Степанович. — Да, к сожалению, был грех с моей стороны. Подвело доброе сердце. Взял на работу этого зэка, по которому тюрьма плачет кровавыми слезами… Доброе сердце подвело!

— Ладно, ладно! — резко произнес генерал. — Лучше скажите вот что: какие еще ценности прихватил с собой ваш друг детства, когда отправился в бега?

Чувствовалось, что этого вопроса Салов ждал и боялся больше всего. Он напрягся, весь как-то подобрался, и майору Краснову даже показалось, что он сильно побледнел. А может быть, виноваты были лучи закатного солнца, которые меньше стали проникать в кабинет начальника Управления.

— Да! — выдохнув, словно перед тем, как испить горькую чашу до дна, проговорил Салов. — Он скрылся со штаммом «А-5». Это уникальное открытие Крупина! Это новое слово в науке и производстве.

— Конкретней! Что за штамм похищен Брыксиным?

— Штамм чумаподобных вирусов, которые…

— Стоп! Об этом подробно напишите в соседнем кабинете. Там получите письменные принадлежности. Но перед этим назовите все адреса, которыми может только воспользоваться Мабута… Простите, Брыксин Анатолий Львович.

— Дома он вряд ли появится. Разве что у нашей общей знакомой? Ее фамилия Сучкова по первому мужу, а зовут Ирина Петровна. Проживает в своем собственном доме в Щелковском районе Московской области. Неподалеку от Медвежьих озер. Названия улицы не помню. Только зрительно. Мы с Толей ее как-то навещали…

— Тогда еще одна просьба: съездите туда с нашими товарищами. Нет возражений?

— Нет.

— Тогда отправляйтесь прямо сейчас!

Старенький уазик доставил полковника Ветлугина, майора Краснова и Салова в поселок Медвежьи озера через полтора часа. Долгий путь объяснялся тем, что наступил конец рабочей недели. Частники, словно с цепи сорвавшись, спешили как можно скорее добраться до своих «фазенд», и потому шоссе было буквально запружено машинами самых разных марок.

Дом, принадлежавший Ирине Сучковой, овдовевшей год назад, Салов отыскал довольно быстро. Сама Ирина Петровна оказалась улыбчивой симпатичной дамой, весившей без малого центнер. Она как будто бы даже и не удивилась приезду Салова.

— А ко мне сегодня Толя Брыксин наведывался, — сказала она сразу, как только увидела Василия Степановича. — Просил подыскать ему хорошее помещение в нашем поселке под аренду. Ну я и посоветовала ему подъехать в соседнюю воинскую часть, которая недавно была расформирована. Он туда и отправился.

— А где она находится, эта часть? — тут же спросил Салов.

— Прямо по этой бетонке и направо. Километрах в пяти отсюда, не больше… Там еще стреляют все время. Полигон у военных, что ли. Вот и сегодня стреляли.

— Спасибо. Ну мы с тобой позже повидаемся, моя дорогая.

До территории бывшей воинской части уазик оперативников так и не добрался. Когда их машина проезжала мимо небольшого леска, в глаза бросился остов недавно сгоревшей БМВ.

— Тормози! — приказал водителю Ветлугин. — Похоже, кто-то нас опередил. Машину явно расстреляли в упор из гранатомета и автоматов…

Салов узнал одну из машин, принадлежавших его фирме, и схватился за голову. Он никак не ожидал, что дело может повернуться таким образом.

В покореженном и обгоревшем салоне машины оперативники заметили останки не менее трех человек. Были ли среди них трупы Брыксина и Крупина — это могла определить только экспертиза.

Салова, порывавшегося покопаться внутри салона и отыскать дипломат с термостатом, остановил Краснов, сказав:

— Трогать здесь до прибытия оперативно-следственной бригады ничего нельзя.

Услышав его голос, полковник Ветлугин тоже проговорил:

— Лучше будет, если мы вообще приближаться к месту преступления не станем. А я вызываю сюда милицейскую бригаду…

Глава 13. «Черные дьяволы»

Когда доктор Данила вошел в трапезную Симонова монастыря, где за деревянными столами на скамьях теснились бородатые монахи, большинство из которых были гораздо старше по возрасту Самойловича, то почувствовал себя скованно. Однако слова архимандрита Амвросия — убеленного сединами старца — успокоили его.

— Братия вызвалась оказать помощь страждущим, — прогудел басом Амвросий. — Братия желает не только молиться за рабов Божиих, но и врачевать их язвы телесные и духовные в качестве санитаров. Это подвиг Духа Святого…

С архиепископом Амвросием Самойлович встречался не в первый раз. Видел он его и в Николо-Угрешском монастыре, и в Даниловском. И все время доктор Данила поражался его неуемному темпераменту, готовности всего себя без остатка отдать служению Господу, воплощению Его заповедей. Еще в самом начале эпидемии в Москве Амвросий мог уехать в свою Калужскую епархию, наконец скрыться от заразы в Воскресенском монастыре, который самолично активно восстанавливал, но он предпочел остаться в чумном городе для того, чтобы помогать своей пастве в роковые дни и словом, и делом.

Поблагодарив архиепископа за сказанное, доктор Данила начал свою лекцию со слов:

— Все наши подлекари и санитары обязаны строго придерживаться следующих правил: не работать без халатов, пропитанных уксусом; надевать обувь, смазанную дегтем; не принимать пищу в палатах, не переодевшись в чистое. Важно запомнить последовательность раздевания после работы в палатах. Сначала снимается халат, ботинки, а потом уже рукавицы. Это в самую последнюю очередь. И все эти снятые с себя вещи надлежит тут же опустить в чаны с раствором уксуса.

— К чему эти ухищрения? — недовольно покрутил головой толстый монах. — Если Бог не захочет покарать, то с человека и волос не упадет…

На это Самойлович не нашелся, что ответить. Но тут вмешался архиепископ, проговорив со значением:

— На Бога надейся, а сам не плошай.

— Вот именно, — снова взял в свои руки инициативу Самойлович, — с заразой надо бороться по науке…

Поздним вечером того же дня доктор Данила сидел за письменным столом в своей комнате и при неверном свете пламени потрескивающей свечи записывал в тетрадь наблюдения о болезни, мысли и ощущения, которые возникли у него в течение дня.

«…Начало заболевания чумой характеризуется ознобом, высокой температурой, головной болью, иногда очень интенсивной, как при тяжелом отравлении угарным газом. Глаза больного становятся тусклыми, выпученными и красными, а взгляд напоминает как бы пьяного. Тошнота, рвота, резкая слабость. С первых минут заболевания больной испытывает тоску и отчаяние, а иногда появляется бред. У беременных всегда наблюдаются выкидыши. Из наружных признаков — бубоны, чаще паховые, реже подмышечные, а у детей — околоушные. У некоторых вместо бубонов появляются на коже мелкие темные пятна — петехии — или черно-багровые карбункулы, преимущественно на мягких частях тела. Пульс неравномерный, а в тяжелых случаях он становится слабым, исчезающим под пальцами. Если при обследовании пульс исчезает надолго, то это верный признак приближающейся смерти…

Сегодняшний день ознаменовался испытанием окуривательных порошков, созданных доктором Ягельским. Их три вида. Каждый состоит из шести — семи компонентов, главными из которых являются сера и селитра. Мы испытали их действие сначала на себе, а затем на колодниках, выпущенных из тюрем генерал-губернатором нам в помощь. Порошки, на мой взгляд, оказывают хороший обеззараживающий эффект не только на вещи больных, но и на помещения, в которых они находились или находятся. Это очень важное средство в борьбе с распространением заразы…»

Ранним утром следующего дня доктор Данила направлялся в Даниловский монастырь. Проезжая по набережной Москвы-реки в своей коляске, он услышал бабьи вопли, доносившиеся из-за каменного забора, окружавшего богатый купеческий двор.

— Ратуйте, люди добрые! Убивают! — истошно голосила баба, так, что проехать мимо ее дома Самойлович не смог.