Артур Омре - Риф Скорпион (Сборник) Страница 23

— Ну вот что, сидите там тихо, не то…

— О, Боже… — Фрекен Харм бросила трубку. Фру Стефансен первой вошла в гостиную, опираясь одной рукой на косяк, другую поднесла к полной груди. Вебстер живо последовал за ней, поддержал ее, помог сесть в кресло. Не раздумывая, открыл угловой шкаф и налил рюмку коньяка.

— Пейте, вам это нужно.

Она прижала ко лбу ладонь, смочила губы коньяком, растерянно посмотрела на Вебстера.

— Пейте до дна.

Она послушалась. Лицо мадонны порозовело. Она выпрямилась, сделала глубокий вдох. Вебстер медленно ходил взад-вперед по ковру, посматривая на хозяйку; ему было малость не по себе.

— Досадно, — пробормотал он. — Но ничего не поделаешь…

Громко произнес:

— Фру Стефансен, поверьте мне, лучше уж выложить все начистоту.

Он говорил твердо, но достаточно почтительно, будто сознавая, что дела ее плохи, однако не желая ее осуждать.

— У вас нет выхода. Нам многое стало известно.

Фру Стефансен привстала с кресла, как бы протестуя, но тут же села опять, повинуясь жесту руки Вебстера. Широкая ладонь его без слов давала понять — дескать, бросьте, нам все известно, все.

Откуда ей было знать, что этот полицейский, который прежде вел себя так сдержанно, не располагает ровным счетом никакими доказательствами. К тому же арест Стефансена, конфискация присвоенных им денег сильно поколебали ее позицию. Из самонадеянной особы, умеющей постоять за себя, она вдруг превратилась в маленького, растерянного, испуганного человека. Фру Стефансен была отнюдь не развязной гетерой, а красивой женщиной, способной на сильное искреннее чувство. Апломб и хитрость, которой хорошо владеют большинство женщин, теперь не могли ее выручить. Она сделала глубокий вдох и сказала:

— Я устала.

После чего тихо заплакала. Сидя в кресле, прикрыв глаза узкой бледной рукой, она казалась Вебстеру сказочно красивой. Он стоял посреди комнаты, заложив руки за спину. Ждал. Когда она немного успокоилась, достал маленькую сигару:

— Вы позволите?

Фру Стефансен безучастно кивнула. Должно быть, точно так реагировала бы, спроси он разрешения увезти рояль.

— Я постараюсь облегчить ваше положение. Положитесь на мое слово. От вас требуется чистосердечное признание. Это все упростит, и вы же потом почувствуете себя лучше. Вам не придется пожалеть о своей искренности. Дело было непростое. Мы сумеем оценить по достоинству правдивые показания.

Беседа развивалась отнюдь не гладко. Фру Стефансен то и дело принималась плакать, понурившись в кресле и прикрывая глаза ладонью. Вебстер ходил взад и вперед по комнате, наконец сел на стул напротив хозяйки.

— Наверно, вам не так уж сладко приходилось. Поверьте, я вас понимаю. Разрешите мне помочь вам. М-м-м-м. Ваш брак со Стефансеном не был счастливым?

Она уставилась на него влажными глазами, медленно покачала прекрасной головой, тихо сказала:

— Не был… Вы это знали?

Вебстер взмахнул широкой ладонью. Ему известно все, все.

— Простите, что я вынужден об этом говорить. Но все останется между нами, разве что мне станут задавать вопросы в суде. Вы возобновили отношения с Холмгреном, родили от него двух красивых детей. Очевидно, с ним вы были счастливы?

Она снова прикрыла глаза рукой, погодя медленно кивнула. Произнесла совсем тихо:

— Стефансен в этом смысле не был настоящим мужчиной. Это не моя вина.

Конечно, конечно.

— Кто же станет вас винить. Ни один разумный человек не будет вас упрекать, во всяком случае, в наши времена.

— В том-то и дело, что станут. — И тут же добавила с жаром: — Но теперь мне все равно. Я совершила ошибку. Не ушла от Стефансена тогда, вскоре после нашей женитьбы. Тогда я еще была нужна Холмгрену, потом уже нет. Я жалела Стефансена, не могла заставить себя уйти. Он был добрый. Добрым невольно сочувствуешь. Но на одном сочувствии не проживешь. Позднее я поняла, что можно, расставшись с человеком, сохранять подлинную дружбу, и это даже хорошо, потому что нельзя жить, питаясь только состраданием. Это не жизнь. Это смерть.

Вебстер не перебивал ее. Ей было необходимо излить душу, и он охотно слушал. Анина Росс, фру Стефансен, совершенно открылась следователю Вебстеру. Он молча слушал ее рассказ о Холмгрене.

— Я любила его, да-да, любила, как только вообще можно любить. Все прочее было мне безразлично.

Вебстер ощущал излучение сильного чувства, исходящее от красивой зрелой женщины. Изо всех признаний, какие ему доводилось слышать за многие годы, это особенно прочно запечатлелось в памяти.

Да, с Холмгреном она была счастлива, хоть это счастье и было краденое, условное, непостоянное. Она всей душой желала, чтобы он всецело принадлежал ей. Родила от него детей, красивых, здоровых детей, и мучилась при мысли о Стефансене, сострадая ему. Прошло несколько лет, и Холмгрен твердо заявил, что не женится на ней. А еще через несколько лет пришла беда: она почувствовала, что он охладевает.

— Фрекен Энген?

— Как, вам и это известно?

Вебстер взмахнул рукой. Ему известно все, все.

Фру Стефансен узнала про связь Холмгрена с фрекен Энген. Ужасно. Она была бессильна. Эта наивная простушка, фрекен Энген. Крупная рыжая девица, претендующая на роль настоящей женщины. Где его вкус? Конечно, она моложе, и все-таки?

Вебстер разумно воздержался от комментария.

Наконец Холмгрен порвал с ней, заявил, что так больше не может продолжаться. И осталась она у разбитого корыта. Не будь сына, Арвида, покончила бы с собой, это точно. Даже собиралась сделать это.

— Но ведь вы и после навещали Холмгрена.

— Да, навещала, но только вместе со Стефансеном. Все еще на что-то надеялась, но постепенно надежда умерла.

— Вы поехали следом за ним в Париж?

— Вам и это известно?

Вебстер кивнул. Разве ему не известно все? Она, конечно, думает, что он всесторонне осведомлен. Откуда ей знать, что у него по-прежнему нет никаких доказательств, что ей ничто не грозит.

Фру Стефансен отправилась в Париж вместе с фрекен Харм, Холмгрен отплыл в Антверпен за несколько часов до того, как дамы сели на пароход, идущий в Копенгаген. Решили проветриться. Заодно она собиралась просить у него денег для дочери и сына. Дома об этом не удавалось толком поговорить. Она считала, что он обязан выделить им приличную сумму, прежде чем оформит брак с фрекен Энген. Вот и надумала разыскать его в Париже. Такая вот мысль пришла ей вдруг в голову.

Вебстер слушал ее с удивлением, но виду не показал. Закурил маленькую сигару, кивнул.

Последние годы дела Холмгрена шли хорошо. Конечно, он подбрасывал денег на учение детей, но особой щедростью не отличался. Часто говорил: «Я выделю им и тебе кругленькую сумму — со временем. Спешить некуда».

Но теперь стало куда спешить. Фру Стефансен ждала, что он скоро женится на фрекен Энген.

Немногие дни в Париже не принесли фру Стефансен особой радости. Она общалась с ним в гостинице, надеялась, что он, быть может, вновь проникнется к ней расположением. Однако по большой части оставалась одна. У фрекен Харм были свои планы, тайный роман, она жила в другой гостинице, далеко от Монпарнаса. Фру Стефансен не встречалась с ней.

Вебстер кивнул.

— Да, она кое-что рассказала.

— Как? Она вам что-то говорила?

— Разумеется. — Тон Вебстера позволял заключить, что от фрекен Харм можно всего ожидать.

— Вот как? Эта кокотка…

— Она шантажировала вас?

— Ну да, она знала про мои отношения с Холмгреном, что я бываю в его доме. Ей нужны были деньги на обзаведение.

— Много?

— Несколько сот крон, около тысячи. Дескать, только взаймы.

— М-м-м-м. И Холмгрен вам ничего не выделил? Холмгрен стал оправдываться тем, что как раз сейчас нет лишних денег. Потом, через несколько лет, выполнит обещание. Фру Стефансен считала, что у него есть деньги, боялась, что и потом ничего не получит. Из Парижа поехала домой в подавленном настроении.

— Вы встретили господина Сёдерлюнда?

Она уставилась на Вебстера. Ему и это известно? Разумеется, он знал все, все, этот спокойно сидящий на стуле человек с блестящей лысиной и добрыми глазами.

Летом и осенью фру Стефансен в утренние часы работала в конторе. Отчетливо видела, как происходит сближение между Холмгреном и фрекен Энген. Наблюдала за ними. Да и фрекен Харм не скупилась на сведения. Но теперь фру Стефансен думала только о деньгах. Она стала самкой, желающей защитить детенышей — своих и Холмгрена. Разве не обязан кормилец-самец помогать им? Она больше не доверяла ему. Подобно многим другим самцам, он начал крутить с другой самкой.

Фру Стефансен не употребляла таких слов. Но Вебстер правильно ее понял. Ошибиться было невозможно.

— Деньги? — пробормотал он. — Ну да, вы ведь знали, что завод посылает по почте крупные суммы. Стефансен говорил мне…