Она умерла как леди - Джон Диксон Карр Страница 23

– Вот те на!

Навстречу нам под сводами деревьев шагал невысокий пожилой человек в широкополой шляпе, порыжевшем костюме и грязной, застегнутой на все пуговицы рубашке без галстука. На его лице выделялись пышные седые усы, отчасти побуревшие от табака. Тяжело ступая, он что-то тихо бормотал – по всей видимости, обращаясь к деревьям.

– Ну и встреча… – заметил Крафт. – Этот субъект – Вилли Джонсон.

– Да что вы? Тот садовник, которого уволила Рита Уэйнрайт? Ну-ка, остановите его, сынок. Послушаем, что он скажет.

Но в этом не было необходимости. Заметив нас, мистер Джонсон остановился сам. Замер, будто загипнотизированный. Затем он с достоинством приблизился, помахивая ротанговым стеком, который выдавал в бывшем садовнике джентльмена и даже денди. От мистера Джонсона разило пивным духом. Он не был пьян, но накачался пивом под завязку, и теперь этот напиток циркулировал по его венам и плескался в глазах. Вытянув из-под воротника тонкую шею, мистер Джонсон обратился к суперинтенданту:

– Хочу, того-этого, жалобу оформить!

– Послушайте, Вилли, – терпеливо, но устало ответил Крафт, – линтонский сержант говорит, что ему уже надоели ваши жалобы.

– Но не эта, эта еще нет. Хочу пожаловаться на… – Мистер Джонсон призадумался. – На кражу. Да, сэр, на кражу. Он его украл.

– Кто украл? Что украл?

– О-хо-хо… – выдохнул мистер Джонсон, будто говорил о необычайно прискорбном событии, после чего поднял стек, намереваясь похлопать себя по кончику носа, но, к его неудовольствию, из этой затеи ничего не вышло. – Четырехфутовый в длину, а он его украл. Этот джентльмен еще попляшет у меня, ох как попляшет!

– Кто попляшет?

– Этот мистер Уэйнрайт, у которого жена умерла. Красавица была, глаз не отвести. Все его жалеют, но вот что я вам скажу: когда он думает, что его никто не видит, по физиономии сразу ясно, какой он хитрюга!

– Вы пьяны, Вилли. Зайдите ко мне, когда протрезвеете. Хочу задать несколько вопросов.

Мистер Джонсон стал горячо доказывать, что не пьян, но тут вмешался сэр Генри:

– Скажите, сынок, вы же не первый год в этих краях?

Этот вопрос задел местечковую гордость нашего информатора, и тот заявил, что живет здесь двадцать… нет, тридцать… вернее сказать, пятьдесят лет.

– Знаете мастерскую чуть дальше по этой дороге? Да? И кому она принадлежит?

– Раньше принадлежала одному старику, мистеру Джиму Уэзерстоуну, – тут же ответил мистер Джонсон, – но он умер то ли восемь, то ли десять лет назад. И это он пустил к себе того художника, что покончил с собой, как это у них водится.

– Понятно; но кому она принадлежит сейчас?

– Перешла в собственность округа. Юристы постарались, и все такое прочее. Да и кто захотел бы там жить? Без канализации, да и после самоубийцы этого, ну и так далее… – Мистер Джонсон сплюнул на дорогу. – Сотня фунтов на ремонт, да и кто там жить захотел бы?

Г. М. порылся в кармане в поисках какой-нибудь мелочи, чтобы вознаградить садовника за информацию, но нашел только купюру достоинством в десять шиллингов, которую и протянул Джонсону, к вящему изумлению последнего, а также глубокому смятению Крафта.

– На десятку можно купить очень много пива, – предупредил суперинтендант.

– Пива? – с достоинством переспросил мистер Джонсон. – Лучше я в кино пойду! – (Раз в неделю в Линтоне показывали какой-нибудь фильм.) – Сегодня крутят что-то научное. О том, как римляне сжигали христиан на кострах. И еще про голых девиц, – добавил он с таким чувством, что пиво едва не брызнуло у него из глаз. – Доброго дня, мистер Крафт, и добрейшего дня вам, любезный сэр. Надеюсь, ваше пребывание в этих краях будет долгим и приятным.

– Вы бы поумерили свой пыл! – крикнул Крафт ему вслед. – В скором времени начнете видеть розовых кроликов, и тогда пиши пропало!

Но Вилли не снизошел до того, чтобы обернуться.

– Все с ним будет хорошо, – сказал суперинтендант. – Когда немного протрезвеет. Но зря вы дали ему деньги. Мы уже почти на месте.

И действительно, мастерская находилась в паре сотен ярдов от главной дороги. Хотя в переулке не бывает людно, я не раз проходил мимо этого строения и всегда удивлялся его угрюмому виду. Но сегодня, в сгустившихся сумерках, мастерская выглядела мрачнее, чем когда-либо.

Стены вокруг участка не было. Каменное здание, похожее на хозяйственный сарай, в прошлом беленое, а сейчас грязно-серое, стояло чуть поодаль от проезжей части. Северный скат остроконечной крыши когда-то был стеклянным, но теперь почти все стекла отсутствовали, а те, что остались в расщепленных рамах, покрывала такая грязь, что они казались зашторенными.

На дорогу смотрели тяжелые двустворчатые двери, такие широкие, что в мастерскую мог бы заехать грузовик. К боковой дверце над двумя ступеньками вела заросшая сорняком тропинка. Должно быть, именно здесь Молли видела Риту Уэйнрайт в красном свитере, когда та обнимала кого-то пасмурным весенним вечером.

Внизу окон не было, а два наверху – по крайней мере с той стороны, что мы видели, – оказались заколочены. Справа, позади нас, громоздился каменный дымоход. За мастерской тянулись к небу сосны темно-зеленого цвета, и казалось, что они черные. При развитом воображении нетрудно было представить здесь призрак Риты. Помню, как заметил между дорогой и двустворчатыми дверьми узкую полоску цветов-колокольчиков.

Крафт нажал на педаль газа, а затем выключил мотор, и всех нас окутала влажная теплая тишина.

А затем мы услышали женские крики.

Негромкие, но от этого они пугали еще сильнее. То были крики женщины, изнуренной тяжким трудом или измученной беспрестанным ужасом. Из-за этих криков, да еще в сумерках, старая мастерская производила не самое приятное впечатление. В них слышалась боль – и определенно страх. Крики сопровождались слабым, но отчаянным стуком. Как мы поняли, кто-то стучал в одно из заколоченных окон второго этажа: то, что слева, если стоять лицом к мастерской.

Сэра Генри мы оставили в машине, невзирая на его громогласные возражения. Доставать инвалидное кресло было некогда. Крафт задержался лишь для того, чтобы выудить из кармана дверцы электрический фонарик.

– Передняя дверь, – бросил он через плечо, – по-моему, она не заперта.

И мы бросились к передней двери, старой, дубовой и довольно красивой. Да, она и впрямь оказалась не заперта. Какой-то вандал приделал к наружной панели запорные петли, но замок висел только на одной из них. Распахнув створки – те царапнули по земле, – мы вбежали в сырое заплесневелое помещение, где из-за когда-то застекленной крыши было довольно