Неле Нойхаус - Живые и мертвые Страница 24

Она улыбнулась ему в темноте.

– Я… я не знаю, что сказать, – пробормотал Боденштайн. – Это… это…

– Не бросай меня на произвол судьбы! – сказала Габриэла весело. – Все документы уже готовы и только ждут твоей подписи.

– Но Козима и ее сестры! Они… с этим не согласятся! – Постепенно он приходил в себя после шока.

– Им придется согласиться, – возразила Габриэла. – Это моя воля. К тому же Козима, Раффаэла и Летиция уже унаследовали огромную сумму денег от своего отца. Ваши трое детей – мои единственные внуки, и я хочу, чтобы наследство семьи Роткирх осталось в семье. Итак, я могу рассчитывать на твое согласие?

Боденштайн повернул голову и улыбнулся ей.

– Но только при одном условии, – сказал он.

– При каком?

– Что ты будешь жить еще много, много лет.

Графиня Габриэла Роткирх рассмеялась.

– Обещать не могу, но приложу максимум усилий, – сказала она и пожала его руку.

Ночью опять пошел снег. Значит, они обнаружат его следы, но это его не беспокоит. При покупке обуви он особенно следил за тем, чтобы она была товаром массового производства, ничего экстравагантного. Долго ждать ему не пришлось. Объект утром первого праздничного дня был так же пунктуален, как и в любое другое утро. И он настиг его именно там, где и планировал. Один выстрел – и циркуляция крови прекратилась. Его сердце, нет, ее сердце перестало биться. Как оно должно было перестать биться еще десять лет назад, если бы природа не была обманута. С каким бы удовольствием он увидел лицо старика, его шок, болезненное осознание того, что деньги всего лишь дали отсрочку на десять лет. Но он не мог рисковать и остаться здесь, пусть даже искушение слишком велико. Он наклонился, подобрал гильзу и сунул ее в карман куртки. Потом убрал оружие, повесил сумку на плечо и вылез из кустарника, который обеспечил ему превосходное укрытие. Темнота ночи сменилась серыми сумерками, когда он поднялся по лестнице и исчез. Зима всегда была его любимым временем года.

* * *

Звонок раздался без десяти девять и вырвал Пию из глубокого сна. Накануне они с сестрой уехали из дома родителей сразу после ужина, не дожидаясь, когда ссора между Ким и ее невесткой перейдет в более серьезную фазу. Ларс и Сильвия ошарашили всех дорогущими подарками, которыми осыпали своих детей, что даже у скупого на слова отца Пии вызвало критические комментарии. Сестры приехали в Биркенхоф и провели чудесный вечер, выпив две бутылки превосходного красного вина и проболтав до раннего утра.

– Куда ехать? – пробормотала Пия заспанным голосом в телефонную трубку.

– Фазаненштрассе 47, в Келькхайме, – терпеливо повторил дежурный комиссар, голос которого, напротив, звучал очень бодро. – Я послал туда криминалистов и вызвал судебного медика.

– Ты не можешь еще раз позвонить Боденштайну? – Пия вылезла из постели и зевнула. – Я уже еду.

Она поплелась в ванную, быстро почистила зубы и оделась. На душ у нее уже не было времени.

– Эй, ты уже встала? – спросила она удивленно, когда, спустившись вниз по лестнице, увидела Ким. Та сидела за кухонным столом с чашкой кофе и зажатой между пальцами сигаретой перед айпэдом, вставленным в клавиатуру. Собаки выпрыгнули из своих корзин и радостно бросились к Пии, виляя хвостами.

– Доброе утро, – ответила сестра, поморщившись. – Мои проклятые внутренние часы, к сожалению, будят меня даже в выходные ровно в семь. И это при том, что я вообще-то любительница поспать.

– Полноценного завтрака, к сожалению, не получится, – объявила Пия, гладя собак и наливая себе кофе. – В Келькхайме опять обнаружили труп.

– О, ты возьмешь меня с собой? – Ким захлопнула свой айпэд. – Я через две минуты буду готова.

Ким уже несколько лет работала заместителем директора по лечебной части судебно-психиатрической тюремной клиники недалеко от Гамбурга. Кроме того, у нее была прекрасная репутация эксперта суда и прокуратуры. Нефф уехал на Рождество и вряд ли мог появиться на месте преступления, поэтому было бы неплохо, если бы кто-то не из криминальной полиции мог взглянуть на ситуацию под другим углом.

– Конечно, почему бы и нет? – Пия сделала глоток кофе с ужасным вкусом. Но это ее не смущало, потому что речь шла не о вкусе, а исключительно о действии кофеина, а это было более чем необходимо.

Несколько минут спустя сестры выехали из Биркенхофа. Внедорожник, громыхая, неуклюже преодолел железнодорожные пути.

– Амортизаторы накрылись, – констатировала Ким.

– Уже весь автомобиль накрылся, – сухо подтвердила Пия. – Мне надо подыскать себе что-то новое, пока он совсем не развалился.

– Ты думаешь, это опять снайпер? – спросила Ким. Накануне вечером Пия рассказала ей об этих двух случаях, которыми они занимались.

На сей раз жертвой стала не пожилая женщина, а молодой человек, и он был убит на Рождество. Если это действительно был тот же убийца, то утверждения Неффа представлялись просто чепухой.

– Возможно, – ответила Пия. Она свернула на трассу В8 и прибавила газу. На уровне съезда в направлении Бад-Зодена мимо них, значительно превышая разрешенную скорость, с сиреной промчался серебристый «Мерседес»-комби.

– А, это Хеннинг, – сказала она и, помигала дальним светом, приветствуя таким образом своего бывшего мужа, автомобиль которого быстро удалялся. Она до отказа нажала педаль газа, и изношенный двигатель хрипло взревел, но стрелка тахометра продолжала при этом подрагивать на цифре 140. На большее он был не способен.

– Что ты испытываешь, когда едешь на место преступления? – спросила с любопытством Ким. – Волнение?

– Скорее напряжение, – ответила Пия. – В конце концов, никогда не знаешь, что тебя ждет.

– Ты всегда помнишь, где ты осматривала труп, если вот так несешься по местности?

– Да, как правило, – кивнула Пия. – У меня в голове сохраняется нечто вроде карты мест преступлений. Спустя годы я знаю, где подожгли дом или где лежал труп.

Она снизила скорость и включила более низкую передачу. На перекрестке, где кончалась федеральная трасса, она свернула направо, а через пару сотен метров – налево.

– Это вон там. – Она притормозила за патрульным автомобилем. – Мой шеф уже здесь.

* * *

– Имя убитого Максимилиан Герке, ему было двадцать семь лет, – сказала молодая женщина – старший комиссар полиции, которая вместе со своим коллегой первой прибыли на место преступления. – Он собирался навестить отца, как делал это каждый день в восемь часов утра. Похоже, это было его твердым правилом. Это нам рассказала соседка, которая обнаружила труп.

– Она что-нибудь заметила?

– К сожалению, ничего. Она вышла погулять с собакой и увидела его лежащим здесь. Выстрела она не слышала.

– Спасибо. – Боденштайн огляделся вокруг. Погибший лежал на животе, ноги – на вымощенной пешеходной дорожке, ведущей к входной двери в бунгало, туловище – на желтом по-зимнему газоне. Выстрел, должно быть, убил его на месте. Он не успел даже вынуть руки из карманов, чтобы при падении рефлекторно выставить их вперед.

– Выстрел не в голову, – констатировал Боденштайн. Он натянул перчатки и ладонью коснулся затылка убитого. Кожа была еще теплой. На левой стороне спины, примерно на уровне груди, зияло пулевое отверстие, вокруг которого на светло-серой куртке расплылось темно-красное пятно.

– Выстрел сзади, прямо в сердце, – заметил кто-то за его спиной.

– Доброе утро, Хеннинг. – Боденштайн повернулся и подумал, должен ли он пожелать судмедэксперту счастливого Рождества, но потом это показалось ему нелепым. – Хорошо, что ты быстро сумел приехать. В Рождество не так просто кого-нибудь найти.

– Не вопрос. Праздничным дням придают слишком большое значение. – Хеннинг раскрыл свой алюминиевый чемодан, надел комбинезон, перчатки и бахилы и натянул на голову капюшон. – Как ты думаешь, убийца тот же, что и в Нидерхёхстштадте и Оберурзеле?

– Я не уверен. – Боденштайн сделал шаг назад. – До сих пор он расправлялся со своими жертвами выстрелом в голову. Зачем ему менять свои методы? Во всяком случае, убийца, очевидно, использовал глушитель, и снайпер делал то же самое.

Старый внедорожник Пии свернул на улицу и остановился позади патрульной машины. Боденштайн видел, как его коллега в сопровождении какой-то женщины пересекла улицу и подошла к небольшим воротам, через которые прошел Максимилиан Герке, прежде чем его настиг смертельный выстрел.

– Доброе утро, шеф, – поздоровалась Пия, – и счастливого Рождества!

– Спасибо, взаимно, – кивнул Боденштайн.

– Позволь тебе представить мою младшую сестру. Она у меня в гостях.

– Очень приятно. – Боденштайн протянул ей руку. – Оливер фон Боденштайн.

– Катарина Фрайтаг, но я предпочитаю имя Ким.

Крепкое рукопожатие, испытующий взгляд серо-голубых глаз, обрамленных густыми ресницами. Внешнее сходство сестер было поразительным: те же высокие скулы, широкий рот с полными губами, высокий лоб, который более отчетливо проявлялся у младшей сестры, потому что она зачесывала свои натуральные светлые волосы совсем назад, а Пия носила челку.