Валерия Вербинина - Похититель звезд Страница 24

Но что там за письмо такое? Для чего оно может понадобиться русскому правительству? Почему Селени готов на все ради того, чтобы заполучить его? Почему считает, что из-за густо усеянного штемпелями конверта можно было спокойно убить человека? И ведь вовсе не лукавит, Амалия видела, говоря об этом!

И самое главное: как Шарль де Вермон, лицо, которому письмо было отправлено, может оставаться в неведении относительно его ценности? Амалия заметила, что он ничуть не взволновался из-за его пропажи и если говорил о нем, то разве что в ироническом контексте. Или он настолько хитер, что сумел усыпить ее внимание? Неужели она до такой степени потеряла былые навыки, что любой смазливый военный в отставке может теперь ее обмануть? Нет, надо все выяснить… прямо сейчас!

– Вы кое-что забываете, – уронила Амалия, не переставая наблюдать за своим собеседником. – Вы забыли о… о том, кому письмо было отправлено. Будет только справедливо, если он…

Но господин с бакенбардами даже не дал ей закончить фразу.

– Умоляю вас, сударыня, – на лицо Селени поплыла гримаса скуки. – Перед смертью моя агентша успела отправить мне телеграфное известие. Она перехватила письмо до того, как шевалье де Вермон ознакомился с его содержанием, – как ей и было приказано. Если бы он прочитал письмо, мне пришлось бы принимать срочные меры для того, чтобы тайна не просочилась дальше. Что до вас, то вы слишком умны, чтобы посвящать в свои дела кого бы то ни было, и в особенности такого ненадежного человека, как шевалье. Меня вполне устраивает, что вы знаете тайну, потому что вы умеете держать язык за зубами. Вы и я, мы всегда найдем общий язык, так как понимаем, о чем идет речь. Кроме того, де Вермона мы в любом случае смело можем сбросить со счетов. Он все равно не доживет до следующего года.

И барон мило улыбнулся.

«Стало быть, мадам Карнавале посылала телеграмму в день смерти… Надо будет уточнить, на чье имя та была отправлена», – мелькнуло у Амалии.

Она старалась не думать о последних словах барона, но рука ее сама собой сжалась в кулак, и молодая женщина убрала ее за спину. Будь Амалия мужчиной, барону Селени было бы определенно несдобровать; но, по счастью, он имел дело лишь с хрупкой женщиной.

– Конечно, мы допустили просчет, обыскав вашу комнату, – продолжал венгр, – и я понимаю, почему вы сердитесь. Но раз вы видели письмо, вы должны понимать, что именно стоит на кону. Ведь вы сами без колебаний избавились от двух человек, которые мешали вашим планам.

– Уже двух? – каким-то странным тоном спросила Амалия.

Селени пожал плечами.

– Вероятно, этот несчастный молодой священник что-то видел или просто заподозрил, кто именно столкнул в море милую старушку, – сказал он. – Однако это к делу не относится. Позвольте, впрочем, выразить вам мое восхищение. Я знаю, что у вас редкое чувство юмора, но убить книгой – признаться, такое не каждому в голову придет. Я бы, во всяком случае, не додумался.

И барон поклонился чрезвычайно галантно, словно только что отвесил невесть какой изысканный комплимент.

«Опасная игра, очень опасная… – лихорадочно размышляла Амалия. – Куда же я опять ввязалась? Ему было известно, кто я, и он очень здорово соединил все концы с концами. Шарль де Вермон постоянно находился рядом со мной… стало быть, на взгляд Селени, на самом деле я постоянно нахожусь рядом с ним. Старый, дешевый шпионский трюк. Мадам Карнавале гибнет… Ну да, два плюс два равно четырем. Значит, я тоже следила за Шарлем и ждала то самое письмо… Логично. И я же убила мадам Карнавале и несчастного Маркези. А на самом деле… на самом деле все совсем не так! Только я вряд ли смогу доказать это Селени. Он профессионал, и ему отлично известно, что в нашем деле никому нельзя доверять. И чем убедительнее будут мои доводы, тем меньше он будет им верить».

– Я бы тоже не додумалась, – зло проговорила Амалия в ответ на слова барона.

– Неужели? – с улыбкой обронил тот. – Хорошо, я готов признать, что с моей агентшей произошел несчастный случай, если вам так угодно. А священник просто напоролся на излишне кровожадного ночного вора. В конце концов, это мелочи, не стоящие нашего внимания. Так сколько вам угодно получить за письмо?

– Деньги меня не интересуют, – отрезала Амалия. Она ломала голову, ища способ прекратить бессмысленный разговор, но пока ничего не приходило ей на ум.

– Мне известно, что вы богаты, – понимающе кивнул Селени. – Значит, титул?

– Герцогство за листок бумаги? – бросила Амалия с вызовом. Она и сама не понимала почему, но антипатия к этому неожиданному посетителю разъедала ее, как кислота.

Селени пожал плечами.

– Он того стоит, – заметил он.

– Вот как? А может быть, он стоит больше?

Ее собеседник задумчиво посмотрел на нее.

– Не сочтите за невежливость, госпожа баронесса, но я бы не советовал вам торговаться. Последствия могут быть… могут быть самые непредсказуемые.

– О да, я уже поняла, – язвительно отозвалась Амалия. – Вы приняли бы срочные меры. Вроде тех, которые собирались предпринять в случае, если бы шевалье все-таки прочитал письмо.

– Но вы приняли их прежде нас, – вздохнул Селени. – Правда, в отношении совершенно другого лица. Впрочем, если мы не договоримся…

И барон сделал паузу, чтобы дать собеседнице самой додумать фразу. Продолжение напрашивалось совершенно недвусмысленное, и Амалия, хоть и была храброй женщиной, все же почувствовала под ложечкой неприятный холодок.

– Вы мне угрожаете? – холодно спросила она.

– Господь с вами, баронесса! – Селени сделал непонимающее лицо. – Но ведь в этом мире всякое может случиться. У вас тоже, к примеру, есть свои секреты, которыми вы не хотели бы делиться с окружающими. Что, если они узнают, к примеру, что ваш второй ребенок, которого вы якобы усыновили, на самом деле ваш собственный? Что может подумать ваш муж, господин барон Корф?

– Господин барон ничего не подумает, – отрезала Амалия. – Вы дурно работаете, иначе бы знали, что мы с ним уже несколько лет в разводе.

– Ну, к примеру, он может решить, что это неплохой повод отнять вашего общего сына, который живет с вами, – возразил барон Юлиус безмятежно. – Полно, госпожа баронесса. Вы вовсе не так неуязвимы, как считаете. Признаться, я был удивлен, когда узнал, что вы смешали работу с личной жизнью, следствием чего и явился ваш приемный сын, но все мы люди и совершаем ошибки, а потом платим за них. Достаточно одного письма господину барону, чтобы вся ваша жизнь перевернулась. И я еще ничего не сказал про отца ребенка, герцога Олдкасла[15]. Интересно, он знает о том, что у него есть сын? Почему-то мне кажется, что вы ему ничего не сообщили.

Дверь библиотеки беззвучно приотворилась. Амалия невольно напряглась, но оказалось, что это в щелку всего лишь вошла кошка. Она двинулась было вперед, к знакомому силуэту, но заприметила чужого человека, уловила исходящую от него волну враждебности и в нерешительности замерла на месте, поджав одну лапку.

– Ну так исправьте эту ошибку, – сказала Амалия в ответ на слова барона. – Заодно можете написать письмо и его жене, леди Эмили. Сразу в двух экземплярах, чтобы не затерялось на почте.

– О, – уважительно протянул барон Юлиус, – значит, вам уже и про экземпляры известно. Что ж, похвально, госпожа баронесса. Прекрасная работа. – Барон подался вперед и понизил голос: – Но вам следует знать, что все экземпляры письма, кроме одного, были успешно перехвачены. И теперь, когда остался лишь один, я никому не позволю нарушить покой моей страны. Подумайте об этом хорошенько, прежде чем предпринимать опрометчивые шаги.

«Да, противник, безусловно, опасный», – мелькнуло в голове у молодой женщины, когда она увидела выражение лица своего собеседника. Но дальше ее мысль не пошла, потому что дверь библиотеки распахнулась, с грохотом ударилась о стену и в комнату вошел – нет, влетел – разъяренный Алексей Нередин. Кошка, оказавшаяся на его пути, метнулась прочь, и вовремя. Ибо изящный лирический поэт, певец тоскующих у камина дам и вообще, по версии Натали Емельяновой, сущий ангел подскочил к барону Юлиусу Селени и без всяких околичностей, со всей скифской прямотой заехал ему кулаком в челюсть.

Высокородный барон рухнул на ковер, как мешок гнилой картошки, а поэт, по-прежнему молча, не говоря ни слова, схватил его за отвороты сюртука и рванул прочь. Жалобно ахнул и треснул в хищных руках варвара пошитый парижским портным сюртук, что-то сдавленно прохрипел барон Селени, в тот сюртук зажатый, но преобразившемуся в гунна Нередину было совершенно начхать на всех баронов в мире и на их одежду. Он приложил врага еще раз, как следует пнул его для верности и поволок по ковру к двери. За дверью, убедившись, что баронесса не может их слышать, он прибавил несколько крепких армейских выражений, которые автор повествования опускает из уважения к скромности читателей.