Виталий Гладкий - Змея за пазухой Страница 24

— Жди здесь, — сказал «бык», которого, как подслушал Никита, кликали Мокей. — Пойду доложусь…

Ждать пришлось недолго. Вскоре на крыльце появился Мокей и свистом позвал Никиту. Его никто не сопровождал — а зачем? От псов не убежишь, да и трехметровый забор одним махом не преодолеешь. Они поднялись на второй этаж (особняк имел три этажа), Мокей постучал в дверь красного дерева, внутри что-то щелкнуло, — похоже, электрический замок, — и Никита оказался в очень просторном, даже помпезном кабинете, паркетный пол которого был застелен толстым персидским ковром.

Хозяин кабинета явно грешил манией величия (или козырял своим богатством, что почти одно и то же): помещение было отделано ценными породами дерева в английском стиле, одна стена сплошь золотилась солидными корешками книг, а на остальных трех стенах висели картины старинных мастеров (явно подлинники), среди которых затесалось и творение современного художника — портрет босса. Он смотрел куда-то вдаль с видом властелина вселенной — возможно, на свой бронзовый бюст в углу возле окна («Ну вылитый Муссолини!» — подумал Никита, мельком глянув на портрет).

— Оставь нас, — приказал человек, стоявший у окна спиной к вошедшим; его слова относились к Мокею.

«Бык» что-то буркнул и исчез; дверь за ним закрылась с тихим всхлипом — словно дверка бронированного «мерседеса». А она и впрямь была чересчур массивной для комнатной двери. Похоже, ее делали по спецзаказу — между деревянными панелями виднелся толстый броневой лист, — и вышибить дверь можно было разве что выстрелом из гранатомета.

Хозяин кабинета обернулся, и Никита увидел, что художник не погрешил против истины — босс и впрямь своей массивной нижней челюстью смахивал на дуче итальянских фашистов, которого партизаны в 1945 году сначала расстреляли, а затем подвесили вверх ногами. Лицо босса показалось Никите знакомым (портрет все-таки несколько приукрашивал облик хозяина кабинета), он напряг память и едва не воскликнул — ну конечно же! Перед ним стоял Шервинский собственной персоной. Облик соперника покойного Олега Колоскова после просмотра видеоматериалов Хайтахуна накрепко вмонтировался в зрительную память Никиты.

— Присаживайтесь… — Шервинский несколько артистичным жестом указал Никите на кожаное кресло возле массивного письменного стола.

Сам он уселся напротив, по другую сторону стола, в кресло с высокой резной спинкой, похожее на трон. Никита молча смотрел на Шервинского, стараясь казаться абсолютно хладнокровным. Собственно говоря, почти так оно и было. В минуты смертельной опасности он как бы абстрагировался от окружающей действительности и действовал как робот — быстро, бесстрастно и беспощадно. А в том, что Шервинский пригласил его не на блины с икрой, сомнений не было. Будет серьезный разговор. И чем он закончится, один аллах ведает.

— Почему не интересуетесь, по какому случаю вас пригласили посетить мою скромную обитель? — наконец спросил Шервинский после достаточно длительного поединка взглядами.

Судя по спортивной, но уже несколько отяжелевшей фигуре, в прошлом он занимался боевыми единоборствами или боксом. А там существовал «поединок взглядами» — кто кого пересмотрит. Дрогнул под взглядом соперника, стушевался, — считай, что ты уже охотничий трофей на поясе победителя. В Древнем Китае поединки мастеров кунг-фу иногда заканчивались даже не начавшись. Заглянул в глаза противника — и свободен: взгляд большого мастера трудно не прочитать.

Никита не опустил глаза перед тяжелым взглядом Шервинского, который буквально сминал его своим беспощадным напором. Он смотрел отрешенно, как бы внутрь себя, поэтому все усилия хозяина кабинета, направленные на подавление воли собеседника, пропали втуне. Видимо, поняв, что перед ним серьезный противник, Шервинский рассвирепел, что было видно по его внезапно покрасневшему лицу, но привычка держать свои эмоции в узде взяла верх, и он быстро пришел в себя.

— Надеюсь, вы объясните, — спокойно ответил Никита. — Только способ приглашать у вас… несколько странный. Достаточно было просто позвонить мне, и я бы приехал, или послать нарочного — какого-нибудь пацана. А вы прислали целую бригаду бойцов. Зачем? Мне нет никакого резона бегать от вас.

— Ну уж, нет резона… — Шервинский несколько натянуто улыбнулся. — Мне довелось лично лицезреть, как вы разделались с моими лучшими людьми. А Мокей обид не прощает.

— Так, значит, это вы сидели в «мерседесе»?

— Да, я.

— Прошу прощения, не знал.

— А если бы знали?

— Упал бы на колени и начал читать буддийскую мантру «Ом мани падме хум». — В голосе Никиты прозвучала плохо скрытая ирония. — У вас в охране такие крутые перцы…

Шервинский кисло покривился и ответил:

— Да, Мокей дал маху… Но это не значит, что он слабак!

— А я этого и не говорю. Просто иногда и на старуху бывает проруха. Он не ожидал от меня такой прыти. И потом, согласитесь, не я первым начал ссору. И не я первым полез в драку.

— Это верно, — вынужден был согласиться Шервинский. — Ладно, будем считать этот инцидент исчерпанным. Меня интересует другое.

— Что именно?

— Ваша персона. Кто вы и откуда?

— Бывший военный, — не стал врать Никита. — Ныне пенсионер.

— Для пенсионера вы чересчур молодо выглядите.

Никита наморщил лоб, что-то припоминая, а затем полез в задний карман джинсов и достал оттуда пенсионное удостоверение. Оно обеспечивало бесплатный проезд на городском транспорте и всегда находилось при Никите — даже сейчас, когда под ним были колеса. Он просто забыл о его существовании, но теперь вспомнил.

— Пожалуйста… — Он протянул документ Шервинскому.

Тот внимательно прочитал удостоверение и вернул его со словами:

— Участник боевых действий… Понятно. В каких войсках служили?

— В нормальных, — сухо ответил Никита; его воинская специальность — не предмет для досужих разговоров.

— В общем, ясно… — Шервинский откинулся на спинку кресла. — Судя по вашей физической подготовке, спецназ или что-то вроде этого. Мне такие люди нужны. Готов предложить вам хорошие деньги.

Он назвал сумму месячного оклада, и Никита едва не поперхнулся от изумления — ни фига себе! Предложи ему кто-нибудь такие деньги неделю назад, он бы землю копытами рыл, пахал бы сутками. Но теперь, на фоне милостей покойного Колоскова, эти деньжищи показались ему мелочовкой.

А затем Никита мысленно спросил себя: «С какой стати Шервинский такой добренький? Не зная человека, предложить ему такие бабки… Что-то здесь не чисто».

— Спасибо вам за предложение, — вежливо ответил Никита. — Оно весьма заманчиво. Однако есть одно но.

— Какое же?

— За годы службы мне так надоело подчиняться, иметь над собой командиров, что на гражданке я хочу наслаждаться полной свободой. И имею на это полное право. А что касается денег, то мне вполне хватает моей воинской пенсии. Запросы у меня небольшие, я достаточно бережлив… — это уже была неправда; Никита соврал не моргнув глазом, — в еде неприхотлив, холост, зачем мне куча зелени? Много денег — много соблазнов.

— И тем не менее вы все-таки поступили на службу… — В низком голосе Шервинского прозвучали отдаленные грозовые раскаты.

Никита подобрался, как перед прыжком, — неужели Шервинский что-то знает о расследовании? — и изобразил недоумение:

— Не понял… Вы о чем?

— Все о том же. Нехорошо врать. Вы работаете на фирму Полины Колосковой.

— С чего вы взяли?

— Машина. «Ауди», на которой вы ездите, принадлежит лично Колосковой. Не нужно отрицать очевидное! Мои люди пробили номер машины по базе данных ГИБДД.

— Ну и что с того?

— Как это — что? Я не думаю, что машина в угоне.

— Конечно нет. Мне дали ее… попользоваться. На время.

— Кто дал?

— Полина.

— Полина?! — Тут Шервинский расхохотался — совершенно искренне и весело. — Ну ты даешь, парень… Бесплатно у нее не выпросишь даже прошлогоднего снега. Или ты хочешь сказать, что стал ее любовником? — Глаза Шервинского остро блеснули.

«Ну вот, так оно лучше, — подумал Никита. — А то все «вы» да «вы»… Интеллигента изображает из себя, сучий потрох. Хотя не исключено, что не изображает, а пытается надеть на себя личину воспитанного человека. Положение обязывает. Но верно говорится, что глаза — зеркало души. Черные они у него и страшные, как преддверие ада».

— Что вы, как можно… Просто мы из одного детдома. Дружили когда-то. Вот она и подогнала мне тачку… чисто по-дружески. Пока я не куплю свою машину. У нее, поди, этого добра завались.

— Странно, странно… — пробормотал Шервинский в задумчивости.

Его холодные змеиные глаза смотрели на Никиту гипнотизирующе. Никита решил изобразить слабину и скромно перевел взгляд на столешницу — пусть Шервинский по-прежнему считает себя крутым перцем. Никите очень хотелось покинуть его особняк без эксцессов. Он понимал, что шансов остаться в живых, случись чего, у него практически нет, поэтому просчитывал варианты, как добраться до горла хозяина кабинета прежде, чем его завалят люди Мокея, а то и сам Шервинский, — судя по настороженной позе босса, ствол у него был под рукой.