Людмила Зарецкая - Визитка злой волшебницы Страница 24

При таком раскладе понятно, почему Глебушка отказывается назвать имя своей пассии, – Светлана Карманова этого точно бы не пережила. Правда, Наталья – пошлая мещанка с отвратительным вкусом. Но это на опытный Иннин взгляд. Наивному Глебушке она вполне может казаться иконой стиля. Тем более что его отец, к которому Глеб испытывал гремучую смесь чувств – от обожания до ненависти, – тоже пал жертвой ее чар.

Вернувшись в редакцию, Инна позвонила Ивану Бунину. Подробно пересказав разговор с Глебушкой, она поделилась и своей догадкой насчет Натальи. Иван ее уверенности не разделил. Точнее – поднял Инну на смех.

– Ты сама-то подумай, что говоришь! Карманов-младший новую жену своего отца ненавидел! Она же папочку из семьи увела.

– Когда Глеб решил украсть автомат, он абсолютно спокойно пришел к ним в дом. Если бы он действительно ненавидел Наталью, то не ходил бы к ним так запросто. Представь, как она должна была удивиться, если бы он заявился ни с того ни с сего. А она про это даже не рассказала, когда вы с ней разговаривали. И в разговоре со мной не упомянула. Нет, он к ней часто ходил. И, кстати, она могла его специально натолкнуть на мысль стащить оружие. Бог его знает, может, она собиралась не от шантажиста избавиться, а как раз от мужа. Понимала, что если накачать Глеба наркотиками, то он вполне способен отца родного расстрелять. Я ведь видела ее с любовником…

– Перцева, остановись! – даже по телефону было слышно, что Бунин начал сердиться. – Буйная фантазия хороша для кропания твоих нетленок. Иди, сотвори какой-нибудь очередной шедевр. Только с версиями своими ко мне не лезь. Да и в расследование тоже. Адвоката ты этому парню наняла. Исповедь его выслушала. Все! Свободна!

От ярости у Инны даже голова закружилась. У нее иногда в периоды сильного эмоционального напряжения такое случалось. Давление резко падало, в ушах возникал гулкий звон, пол поднимался, норовя ударить по голове, перед глазами все плыло. И резко начинало тошнить. На ватных ногах она добралась до сумочки, в которой всегда лежал спасительный фенибут. Съев сразу две таблетки, откинулась на спинку офисного кресла. Опыт, сын ошибок трудных, предсказывал, что минут за десять приступ пройдет.

Так и случилось. Снова получив способность соображать и перемещаться в пространстве, Инна решительно замоталась шарфом, убедилась, что редакционной машины нет и не будет, и, благословляя господа и тот день, когда ее муж решил стать процветающим предпринимателем, вызвала такси.

– Ты у меня еще попляшешь, Таракан проклятый! – с ожесточением думала она, сбегая по лестнице и называя таксисту адрес Натальи Кармановой.

Войдя в квартиру, она еще раз поразилась причудливому вкусу вдовы. А точнее, его полному отсутствию. Несмотря на самый разгар буднего дня, на Наталье была черная кружевная блузка, отделанная по вороту черными же лебедиными перьями, и малиновые облегающие лосины из блестящей искусственной кожи. Перцевскому визиту Наталья совершенно не удивилась и покорно согласилась ответить на все вопросы.

Разговаривали они на кухне, где гостье был предложен растворимый кофе с сахаром. От отвращения перед сладкой гадостью Инну передернуло, но напиток она все же приняла и даже периодически отхлебывала из огромной чашки, чтобы не обидеть хозяйку.

Как ни странно, отвечать на неприятные и неудобные вопросы та не отказывалась. У привыкшей подмечать детали Инны сложилось четкое ощущение, что Наталье необходимо было выговориться. Пусть даже случайному чужому человеку.

Как оказалось, своей семейной жизнью Наталья была недовольна. Муж много работал, оставляя ее одну. Весь свой старый круг общения она, выйдя замуж, растеряла. Друзья Алексея ее не признавали: не одобряли его развода и Наталью, ставшую его причиной. Коллегам по бизнесу просто не о чем было с ней разговаривать.

Примерно за два месяца до гибели муж стал отдаляться. Он все реже заходил в их общую спальню, предпочитая ночевать на узком диване в кабинете. Часто бывал раздражен, еще чаще сидел, глядя в одну точку и размышляя о чем-то тяжелом.

Сначала Наталья решила, что у него появилась другая. Но ему никто не звонил, кроме как с работы. Проверив его мобильный, Наталья не нашла ни одной подозрительной эсэмэски. Карманов никуда не уходил по вечерам, да и вообще не выглядел человеком, пребывающим в состоянии влюбленности. Наоборот, казалось, что он подавлен и не знает, что делать дальше.

– Может быть, причиной его состояния был Глеб? Все-таки неприятно осознавать, что твой единственный сын пошел по кривой дорожке, – спросила Инна.

– Нет, когда он узнал про Глеба, то, конечно, расстроился, но сразу начал действовать. Таскал мальчика по врачам, устроил в клинику. Поехал с ним. А тут он сидел и молчал. Приходил с работы, читал какие-то документы, ложился на свой диван и смотрел в потолок.

– Вы не спрашивали, что с ним?

– Нет, не спрашивала. У нас это было не принято.

– Скажите, Наташа, – Инна снова отхлебнула маленький глоток гадкого кофе, набираясь храбрости, – а вы были верны Алексею Леонидовичу?

Длинные наманикюренные пальцы вдовы со звоном поставили чашку на блюдце и вытянули из пачки сигарету.

– Нет, я не была ему верна, – нехотя проговорила она.

– Я видела вас в Ледовом дворце с мужчиной, – призналась Инна. – Вы сидели за столиком и плакали. Это был он?

– Да, он, – Наталья с вызовом посмотрела Перцевой прямо в глаза. – Не судите меня! Андрей – моя первая любовь. Мы с ним встречались, пока меня не понесло на этот конкурс красоты. Мы тогда сильно поссорились, потому что он считал, что порядочная девушка не будет показывать себя с подиума, да еще в купальнике. Он хлопнул дверью, сказав, чтобы я выбирала между ним и конкурсом. Я выбрала будущее, как мне тогда казалось. Конкурс я этот выиграла. Потом было знакомство с Алексеем, бурный роман. Он ушел из семьи, и мы поженились. А пару месяцев назад я случайно встретила Андрея и поняла, что потеряла. Мы стали встречаться, и он настаивал, чтобы я ушла от мужа. Мне было страшно терять квартиру, возможность сорить деньгами. Андрей – дальнобойщик, так что сесть ему на шею у меня бы не получилось. Да и Алексея было жалко. Он такой потерянный ходил. Я бы решила, что из-за меня, если бы не видела, что ему настолько на меня наплевать, что он и не задумывается о моих похождениях…

– А Глеб к вам часто приходил?

– Глеб? Да что вы, он меня терпеть не мог! Презирал, – Наталья усмехнулась. – Алеша много раз его в гости приглашал, а тот отказывался, чтобы физиономию мою не видеть. Правда, накануне Алешиной смерти вдруг заявился. Я обрадовалась, думала, может, и наладится у нас, пошла чайник ставить да переодеться. А потом слышу – дверь хлопнула. Не смог он себя пересилить. Так и ушел.

– Понятно… – придуманная Инной версия рассыпалась на глазах, но сдаваться она пока не собиралась. – Наташа, а почему тогда в кафе вы плакали? Ведь теперь вы свободная женщина и можете жить вместе с вашим Андреем без оглядки на мужа. Да и без средств к существованию теперь не останетесь, вы ж, простите, богатая вдова…

– Так в том-то и дело! – глаза Натальи, щедро очерченные черной подводкой и накрашенные густой тушью, начали наполняться слезами. – Андрей говорит, что ему не нужны чужие деньги. Что содержать свою семью на деньги моего покойного мужа он не станет, а потому я должна отказаться от наследства. И если я этого не сделаю, он на мне не женится. А я же знаю, какой он непреклонный. Снова хлопнет дверью, как тогда. И я опять его потеряю!

Оставив безутешную вдову решать сложную проблему выбора между любовью к неведомому Андрею и любовью к деньгам, Инна вернулась на работу. Ее небольшое расследование зашло в тупик, а долго находиться в тупике она не любила. Обладая достаточно легким характером, Инна признала очевидную правоту капитана Бунина и переключилась на другую тему, занимавшую ее мозг в течение нескольких дней, – неожиданное исчезновение Коленьки Манойлова.

После их последнего обеда он позвонил только один раз, сухо назвал фамилию нового адвоката для Глеба и больше не давал о себе знать. Инна даже немного сердилась, что он, знавший, что в морозы у нее не заводится машина, не выделил какую-нибудь свою, пусть даже с водителем. Такую помощь Инна была бы рада принять, но ее никто не предложил.

– Дура я! – деловито констатировала она. – Повелась на то, что он такой решительный и внимательный. Размечталась, что станет меня на руках носить. С чего бы это? В конце концов, оно и к лучшему, мне ведь он совсем не нравится. Вот ни капельки. А всякая мужская помощь в итоге приводит к определенным обязательствам. Так что и к лучшему, что он от меня отстал. Глебу поможет – и ладно. Будем считать, что он это делает не из-за моих прекрасных глаз, а, как он и сказал, из желания отдать последний долг Карманову. А я уж как-нибудь сама. Не жили хорошо – неча и привыкать.