Лиза Марклунд - Пожизненный срок Страница 24

Они условились о времени и распрощались.

Берит вошла на кухню с тремя большими пакетами из супермаркета и поставила их на стол возле мойки.

— К вечеру будет дождь, — сказала она. — Тучи уже чуть ли не касаются верхушек деревьев.

— Ты знала, что Давида Линдхольма обвиняли в физическом насилии? — спросила Анника. — Причем не один раз, а дважды.

Берит прислонилась к кухонному столу и задумалась.

— Нет, первый раз об этом слышу. Он был признан виновным?

Анника встала, чтобы помочь Берит разгрузить пакеты.

— Конечно нет. Первый инцидент произошел двадцать лет назад, когда он служил в подразделении быстрого реагирования в Норрмальме. Он служил вместе с Кристером Бюре. Кажется, они были большими друзьями.

Она открыла холодильник, поставила на полку молоко и положила упаковку куриных ножек.

— По данным следствия, Давид Линдхольм избил молодого парня, задержанного во время уличной драки на Лунтмакаргатан, и сломал ему верхнюю челюсть. На суде он отказался от своих показаний и признал, что оговорил Линдхольма только затем, чтобы насолить полиции, а на самом деле его ударил кто-то из соперничающей банды, но он не знает, кто именно.

— Это вполне может быть правдой, — сказала Берит.

— Конечно, — согласилась Анника. — В другом случае Давида обвинили в том, что он напал на наркодилера в туалете Центрального вокзала и ударил его головой о стену так, что тот получил тяжелое сотрясение мозга. В результате парень стал инвалидом — у него навсегда осталось двоение в глазах и ухудшился слух.

— Что может быть результатом хронической передозировки наркотиков… или нет?

— Конечно, может. Странность заключается в том, что конец этой истории похож на конец истории предыдущей. Парень изменил свои показания, когда дело дошло до суда. Он сказал, что другой подонок ударил его, а он оклеветал Давида, чтобы создать копам проблемы.

— Что говорил сам Давид?

— Он говорил то же самое, что и жертвы, — на них напали другие преступники, а Давида они оговорили, чтобы причинить неприятности полиции.

— Значит, Давид был оправдан?

— Дела были прекращены. Мало того, в отделе кадров решили, что, если даже Давида признают виновным, он не будет отстранен от службы.

— Да, видимо, он с самого начала был популярен, несмотря на сомнительное поведение, — задумчиво кивнула Берит. — Когда случилось последнее из этих происшествий?

— Восемнадцать лет назад.

— С тех пор он был чист и непогрешим?

Анника принялась складывать пустые пакеты.

— По крайней мере, обвинений ему больше не предъявляли. Где ты хранишь пакеты?

Берит ткнула пальцем в сторону нижнего ящика кухонного стола.

— Ты видела газеты? На двенадцатой полосе мы поместили твой рассказ о Юлии. Он очень хорош.

Берит дала две газеты Аннике. Она села за стол и положила на него оба таблоида. На первой полосе в «Квельспрессен» и в конкурирующей газете была одна и та же фотография, над которой красовались одинаковые заголовки:

«ГДЕ ЧЕТЫРЕХЛЕТНИЙ АЛЕКСАНДР?»

На фотографии был изображен застенчиво улыбающийся в объектив маленький мальчик. Классический мраморный фон говорил о том, что снимок был сделан в детском саду. Такие снимки каждый год делают во всех детских садах и дошкольных учреждениях Швеции.

Так вот каким он стал — этот мальчик, который был на полгода младше Эллен.

У Александра были непослушные светлые волосы, мелкие, точеные черты личика. Он был красив, как девочка. У нижнего среза фотографии виднелся краешек воротничка белой рубашки, надетой по какому-то торжественному случаю.

Фотография расстроила Аннику. Мальчик выглядел таким беззащитным, таким ранимым, а заголовок исподволь внушал мысль, что его уже нет в живых.

«Что, если бы это было мое дитя? Если бы пропала Эллен или Калле?»

От этой мысли она вздрогнула и раскрыла газету. Берит надела очки и села рядом с Анникой.

— Этот портрет размножили на листовках? — спросила Анника.

— Обе газеты, — ответила Берит, — с одним и тем же текстом.

Некоторое время они молча читали. «Муми-тролль» закончился. Его сменил «Пингу», мультик о пингвиненке. Живая мелодия просачивалась на кухню. В щели приоткрытого окна посвистывал ветер.

— Не могу понять, — заговорила Берит, — куда мог деться мальчик. Если мать его не спрятала, то, наверное, убила, но когда она могла это сделать?

Анника раскрыла другую газету на шестой и седьмой страницах, где всегда печатали самые волнующие новости. На обеих страницах, занимая десять колонок, была помещена огромная фотография — лесная поляна с красным домиком посередине. На переднем плане белый карниз и колодец с водяным насосом. Снимок был живым и воздушным. Сквозь верхушки деревьев свет лился на белые раскрытые ставни, а поляна была окружена бело-синей лентой полицейского ограждения.

«ПОЛИЦИЯ ИЩЕТ ЧЕТЫРЕХЛЕТНЕГО АЛЕКСАНДРА», — прочитала Анника.

— Фото в таком же ракурсе, как и у нас, — сказала она.

Берит, вздохнув, покачала головой.

— Я все же не понимаю, как сложить картину. Если мать увезла ребенка в летний дом и убила его там, то сразу ли она вернулась в Стокгольм? Или выждала один-два дня? Не показалось ли отцу странным, что жена вернулась домой одна, без ребенка?

— Она могла солгать, не так ли? — предположила Анника. — Могла сказать, что оставила его у подруги, у бабушки с дедушкой.

Берит снова принялась читать.

— Но зачем столько ухищрений, чтобы спрятать ребенка? Ведь она даже не пыталась скрыть убийство мужа.

— Может быть, она отправила ребенка куда-то очень далеко? — предположила Анника. — За границу, к каким-нибудь дальним родственникам…

Берит с сомнением покачала головой:

— Какая мать способна сделать такое?

— Может быть, лучше сказать: какой человек?

— Возможно, что-то пошло не так, когда она застрелила мужа, — принялась рассуждать Берит. — Может быть, она планировала убить его и спрятать ребенка. Это не твой телефон звонит?

Анника прислушалась.

Да, это звонил ее мобильник.

Анника подбежала к комоду у двери и опасливо посмотрела на дисплей. Телефон продолжал звонить.

— Ты не хочешь разговаривать? — спросила Берит, переворачивая страницу.

Анника положила телефон на комод. Аппарат, подпрыгивая, бился о лакированное дерево.

— Это Анна Снапхане. У меня нет ни малейшего желания с ней разговаривать.

— О, — удивленно отозвалась Берит. — Я думала, что вы — подруги.

— Я тоже так думала, — вздохнула Анника.

Телефон умолк, но в следующую секунду снова запрыгал по комоду. Анника испустила громкий стон и посмотрела на дисплей.

— Господи, это мама, — сказала она. — Придется ответить.

Она вышла на крыльцо.

— Анника? — взволнованно заговорила мать. — Анника, это ты?

Она села на ступеньку, чувствуя, как ветер забирается ей под одежду.

— Да, мама, это я. Как твои дела?

— Что у тебя случилось? Я просто извелась, — сказала мама. — Неужели твой дом сгорел дотла?

Анника закрыла глаза и прикрыла их ладонью.

— Да, мама, наш дом сгорел дотла. От него ничего не осталось.

— Но почему ты не позвонила и ничего не сказала? Я узнаю об этом в магазине от сотрудницы. О чем ты вообще думаешь?

Анника тихо вздохнула.

— Ну ладно, — примирительно сказала она.

— Я что, должна узнавать все новости из сплетен и слухов? О своей собственной дочери? Ты хоть подумала, как на меня будут смотреть?

Анника не удержалась от злобного смешка.

— Значит, это я должна тебя пожалеть?

— Не будь такой злой, — одернула ее мать. — Разве ты не понимаешь, как это унизительно, когда тебе бросают в лицо такие вещи? Получается, я не знаю, что происходит с моим ребенком?

— Но ты же не знаешь, разве не так?

— Я все же думаю…

Анника встала и посмотрела на озеро.

— Теперь, когда соизволила позвонить, ты можешь спросить, как у нас дела, — язвительно произнесла Анника. — Ты можешь еще спросить, что на самом деле у нас произошло. Может быть, даже захочешь чем-то помочь — например, найти место для временного проживания, посидеть с детьми, может быть, помочь деньгами…

Теперь рассмеялась мать:

— Ты хочешь от меня денег. Но мне, наверное, придется по болезни выйти на пенсию раньше срока. Сейчас этим занимается служба социального страхования. Мне приходится каждую неделю ездить в госпиталь в Меларе, но все это не интересует тех, кто живет в Стокгольме…

— До свидания, мама.

Она отключилась и в наступившей тишине услышала, как бешено стучит ее сердце.

На крыльцо вышла Берит с двумя кружками: