Марина Серова - Последний шанс Страница 24

Итак, что мы имеем? Куча вопросов, и все ответы, как ни странно, так или иначе касаются Макара. Бомжик мертв. Почему? Не понравился Макару. Что бомжик бормотал про летающего Образцова? Надо вспомнить. Дальше. Макар должен продавцу оружия. Зачем хозяину кафе взрывчатка? Непонятно. Может, рыбу решил глушить? Конечно, такое количество взрывчатых' веществ способно русло Волги изменить, но и это вполне понятно: Макар — человек занятой. Зачем ему ездить на рыбалку, когда можно речку под окна завернуть. Хорошо бы еще, чтоб и Кубасова Макарка пришил. Я бы тогда разом все дела закончила. Только вот зачем ему все это? Может, Макар с ума сошел? Сначала пристрелил бомжика, потом город решил взорвать, а произошло все это из-за того, что заказал он Кубасову копию образцовского памятника для украшения кафе. Когда же увидел глиняного истукана, тронулся рассудком, расправился со скульптором и решил мстить всему человечеству. Именно в этот момент я поняла — пора спать.

Верно говорят, человек предполагает, а бог располагает. Не суждено мне было закончить день в тишине и спокойствии, а все из-за научно-технической революции. Когда-нибудь, когда я состарюсь, появится много свободного времени и потянет меня на мемуары и философские трактаты. Тогда я сяду и напишу опус под названием «Телефон как средство пытки», в котором помещу страшные и поучительные истории об этом изощренном изобретении человечества.

— Ну?! — грозно спросила я в трубку в надежде, что на том конце испугаются и передумают общаться с такой угрюмой и невежливой особой.

Однако мой намек понят не был.

— Здравствуйте, Татьяна Александровна!

— Наконец-то мы вас застали.

Мужичкам-спорщикам не надо было представляться, их выдавал способ общения по параллельным телефонам. Вместо «здрасьте» я тяжело вздохнула, таких настырных клиентов у меня еще не было. Никакого личного интереса, а звонят по сто раз на дню. Тут я, конечно, приврала в пятьдесят раз, но все равно надоели.

— Как движется наше дело?

— Вы можете нас чем-нибудь обрадовать?

— Мы до вас весь вечер не можем дозвониться.

— Я не могу вести расследование, не выходя из дома, — резче, чем хотелось, прервала я нескончаемый словесный поток.

— Да мы ничего…

— Мы все понимаем, — засуетились стариканы.

— Еще денек, и смогу доложить о выполнении вашего задания, — отрапортовала я.

Думала, они обрадуются, заголосят хором, но в трубке повисла напряженная тишина. Создавалось впечатление, что заказчики прикрыли телефоны подушками и совещаются друг с другом, не желая ставить меня в известность о предмете своего разговора.

— А завтра нельзя? — спросил то ли Мальков, то ли Сошкин, не разбираюсь я в них.

— На нынешнем этапе темпы расследования не зависят от моего желания. — Понятия не имею, когда Андрей сможет узнать подробности гибели бомжика, а самое главное — время смерти.

— Но мы были правы? В кафе что-то затевается?

— В каком смысле? — последний вопрос меня насторожил. Кем мужички интересуются? Бомжиком или Макаркой?

— Иван Сергеевич хотел сказать, удалось выяснить, было ли убийство? — поспешил с ответом, если логика меня не подводит. Лев Дмитриевич.

— Это не телефонный разговор, — отрезала я. — У меня сегодня был безумный день, и, если вы заинтересованы в том, чтобы я довела расследование до конца…

— Мы все понимаем, уже поздно.

— Вы, наверное, устали. — Они еще сомневаются!

— Давайте встретимся и все обсудим.

— Только не завтра. Мне предстоит опасная и конспиративная операция по добыче информации. Она станет последним штрихом в выяснении полной картины вашего запутанного и опасного дела. — Сама-то поняла, что сказала? А, не важно!

Главное — отделаться от прилипучих мужичков. В субботу я намеревалась вплотную заняться заказом Плотника — с такими людьми лучше не шутить и не тянуть. Жаль, с расследованием кубасовского убийства до открытия памятника ничего не получится. А какая могла бы быть реклама! На первой полосе газеты крупным жирным шрифтом: «Раскрыто величайшее преступление столетия»…

— А через день? — вернули меня к действительности спорщики.

— Может быть, встретимся на выставке икон в музее, часиков в двенадцать?

— А вы успеете к этому времени получить нужную нам информацию? — Чувствовалось, что моя загадочно-непонятная фраза произвела на спорщиков должное впечатление, но все равно голоса звучали как-то вяло. Что это на них нашло?

— Обещать не могу, сами понимаете, все бывает, но полагаю, скорее да, чем нет.

Спорщики дружно помолчали, а потом хором спросили:

— Значит, мы договорились?

— До воскресенья?

— Надеюсь! — Умею я все-таки обнадеживать… На этой мажорной ноте мы и расстались.

Кто это там из классиков сказал, что покой нам только снится? Как знать, может, где-то и встречаются счастливчики, я же в картине под названием «Покой» даже титров увидеть не успела. Мне показалось, что как только я опустила голову на подушку, тишину разорвал телефонный звонок. Я натянула одеяло до макушки. Не помогло. Противный звук не затихал. Нет в жизни счастья.

Я сдалась и вынырнула на божий свет. К моему вящему удивлению, было уже светло, птички за окном усердно чирикали, а часы показывали десять.

— Чего к телефону не подходишь? — спросила трубка Андрюхиным голосом. — Дрыхла небось?

— Завидуешь? — мстительно спросила я. У них в ментовке день, по моему мнению, начинается слишком рано. — Сейчас пошлю тебя подальше, а сама продолжу прерванное занятие.

— Не выйдет.

— Послать или продолжить?

— И то, и другое, — теперь уже вредничал он.

— Это еще почему?

— Повезло тебе, миллион в лото выиграла, сейчас по телеку передавали.

Бежать надо за деньжищами.

— А если серьезно?

— Решил на тебе жениться. Позвонил, чтобы узнать твое мнение.

— Я вешаю трубку. Когда повзрослеешь, перезвони. — Голос у меня сделался очень резким и злым. Во Всяком случае, Андрей бросил дурачиться и обиженно сказал:

— Нет, не женюсь я на тебе. Зачем мне такая сварливая жена? Ты же сама просила, если я что узнаю про твоего Макара, сразу сообщить, а теперь, видишь ли, недовольна. Может, мне и в самом деле перезвонить попозже? Подождать, когда ты поешь и подобреешь.

— К этому времени ты уже состаришься, а твоя информация устареет лет на сорок.

Что, вы думаете, он сделал? Повесил трубку. Я длинно и грязно выругалась, но так как ни одна живая душа, кроме сидевшей на потолке сонной мухи, меня не слышала, то стыдно мне не было. Посвятив риторическим упражнениям минут пять, я слезла с кровати и наступила ногой на кофейную чашку. Какой дурак ее тут оставил? Вот уж точно, встала не с той ноги.

Я оделась, умылась, впихнула в себя немного пищи — еще не проголодалась после вчерашних излишеств. Какое блаженство, когда можно есть и не думать о горле! Андрей все еще не перезвонил. Для успокоения нервов я достала кости и покатала их в руке. От частого употребления их грани слегка стерлись, закруглились, а цифры поблекли.

— Пожалуйста, — попросила я, — пусть все будет хорошо.

— 10+20+27, — ответили кости. — Тебя подстерегает, дорогая, опасная пора, ожидают многочисленные трудности и окружают враги.

— Ну я же просила!.. Неужели я не заслужила отдыха, наконец, выздоровления и, само собой, денег? Вы же видели, через какие муки я прошла?

Меня пытались убить, и уже не раз. Я так устала. Настроение от этого все время плохое. Завожусь с пол-оборота. Никто меня не понимает. — Даже самой себя стало жалко. Я расстроенно высморкалась, тяжело вздохнула и хлебнула кофе. — А хотя бы со свалившимися многочисленными делами я разберусь?

— 13+30+2. Разобраться-то разберешься, — пообещали кости. — Но кто из нас вредный — это еще как посмотреть. Лучше бы ты не предъявляла претензий ни к прошлому (радуйся, что жива), ни к людям (назвать имена, или сама догадаешься?), ни к богу (сами пробовали, бесполезное занятие, на том конце все время занято), ни к судьбе (к нам то есть). Поняла?

Не успела я ответить, как раздался звонок.

— Чем занимаешься? — спросил Андрей.

— Сижу на телефоне и жду звонка от мужчины.

— Дождалась? — провоцировал на колкость Андрей. Первые пять возможных ответов я подвергла жесточайшей цензуре, поэтому в окончательный вариант они не вошли даже в виде фрагментов. Ничего, подожду. Скоро мне ничего не будет нужно от Андрея, и я ему все припомню. Отольются кошке мышкины слезки.

— Дождалась, — сказала я.

— Чего это ты стала вдруг такая смирная?

— Кости посоветовали.

Андрей хмыкнул.

— Одно меня поражает: ты их все время бросаешь, лупишь со всей богатырской силенки об стол, а они тебе еще и советы дельные дают.

— Да уж, тебе не чета, — не удержалась я.

— Ненадолго тебя хватило, — обрадовался Андрей. — Так уж и быть, не буду больше тянуть, а то все дела у меня из-за тебя стоят.