Борис Яроцкий - Змеиная зона Страница 24

- А чем же тогда мы занимаемся? Ну, в данной ситуации?

- Чтобы не было бедных, - ответила Гюзель и уточнила: - Чтоб Россия не стала колонией.

- Ты это заметила?

- Мы оба заметили, что Россия перерождается в колонию, - опять уточнила она. - Иностранцы положили глаз на Каменный Корж. Кто-то им за громадную взятку помогает в правительстве. И если ваш Николай Николаевич не установит, кто этот мерзавец, то грош цена вашему ведомству. За свое молчу. Свое надо чистить в низах. Этих ментов, которые отпустили задержанных, надо под суд.

- Вот вернешься в Москву, рапортом доложишь по команде.

- И доложу, - твердо пообещала Гюзель.

"Значит, моя теща верно говорила: Гюзель уже в детстве показывала острые коготки. Наверное, потому и пошла в милицию".

Один случай он припомнил: тоже теща поведала. Гюзель перешла в шестой класс. Осенью к ним в школу перевели мальчика, сына известного владельца коммерческого банка. Все шестиклассники заметили не то, что он был одет, как девочка, в женскую обезьянью шубку, норковую шапочку, все остальное фирмы "Адидас", заметили, что он сразу же начал хвалиться, что все это ему шили в лучших ателье Лондона, и когда он закончит девятый класс, уедет переучиваться в Англию, где уже учатся элитные дети руководителей страны. Мальчик знаниями не блистал. Однажды математичка Вера Сергеевна поставила ему двойку. Уже на следующем перерыве её вызвали к директору. В класс она вернулась бледная, вся в слезах. Трясущимися руками открыла классный журнал, двойку переправила на четверку.

Ученики знали, что педагоги три месяца не получали зарплату, а тут им улыбнулось счастье - к ним в школу перевели сына банкира. Банк мог поправить их материальное положение.

А еще, что поразило учеников, у двери шестого "А", где учился Толик / так звали сына банкира/, дежурила охрана - два двухметровых великана с оружием под пиджаками, а в школьном дворе конца занятий дожидался армейский "Форд", чтоб под охраной отвезти Толика домой на Рублевское шоссе.

Толик не был жадным: угощал ребят американской жвачкой. Некоторые девочки стали у него канючить всякие безделушки: календарики, ручки.

В стайке девочек он заметил зеленоглазую Гюзель.

- А ты, татарка, почему ничего не просишь? - спросил нагло.

- У паразитов не прошу, - ответила с вызовом. От неожиданности Толик поперхнулся жвачкой.

- Да я тебя, козявка, по стенке размажу... А ну, девчонки, подведите её ко мне.

Он уже был уверен, что весь шестой "А" купил. Но никто не шелохнулся: знали нрав зеленоглазой. Гюзель сама подошла к Толику, болезненно щелкнула его по массивному восточному носу, и тут же коротким стремительным ударом под коленку сбила с ног. И если бы в класс не ворвался телохранитель Толика, неизвестно чем бы закончилась потасовка.

Гюзель и её маму вызвали к директору, но мама, привыкшая говорить в салоне красоты с утра до ночи, не дала директору даже рот раскрыть:"Вы, заслуженный учитель России, перед кем лебезите?"

Директор, в недавнем прошлом уважаемый педагог, не стал читать нотаций двум зеленоглазым , робко сказал:

- Гюзель, извинись...

- Была охота... А вы, Андрей Романович, сомневаетесь, что он паразит?

Вскоре мальчика перевели в другую школу. Ходили слухи, что Толик улетел в Лондон, к элитным детям России.

А у Давлетовой после стычки с "новым русским"/ хотя по крови он вовсе не был русским/ пробудилось желание посвятить свою жизнь работе в милиции. Но желание исполнилось уже после института.

27

На восходе солнца они продолжили путь по суходолу. Из-под колес убегали ящерицы. А вот и змея, не успела увернуться - раздавили на камне. Остановились. Осмотрели.

- Никак гюрза?

Да, это была годичного возраста жительница азиатской пустыни. Раньше здесь водились только серые степные гадюки, зимующие в глубоких пещерах. Эту страшную породу змей уже культивировали новые хозяева Фейергрота. Змеи вопреки им, а может, и благодаря им, расползлись по Каменному Коржу, вытесняя потомственных чабанов и козопасов на северные, распаханные земли Каменского района. Но там не было пастбищ.

- Луиза Цвях поставит правительство перед фактом, - Семен отбросил в сторону раздавленную гюрзу, - дескать, ничего, кроме змеиного заповедника, здесь не получится.

Гюзель, как всегда, осторожно уточнила:

- Если, конечно, тайна тринадцатой останется тайной,

Об этом они молчали, но помнили, во сколько жизней обошлась уже эта тайна. Буровики что-то знали. И это знание умерло вместе с ними. Оставалось надеяться только на Панасенко. Соплыга исключался - он опять был изолирован, и вряд ли мотоциклистам к нему пробиться.

А Панасенко... Где он затаился? Где его искать? А найти его надо было во что бы то ни стало.

Волнуемые этими нерадостными мыслями, Семен и Гюзель вернулись в Мергель.

Хозяев дома не было. Но ключ лежал на месте. Значит, Митя помнил, что аспиранты обязательно приедут и очень скоро: на столе стояла большая глиняная миска с малосольными огурцами - для квартирантов. В углу сложенные вещи - два баула с одеждой, сумка с продуктами, главным образом с консервами, гербарий с образцами лекарственных трав - были нетронуты, никто в них не копался.

Семен остался соображать завтрак. Электроплитка была ни к чему - на день Мергель обесточивали. Митя посреди двора сложил печь, топилась она сушняком: за полчаса можно было сделать глазунью и вскипятить чай. Чем Семен и занялся.

Гюзель отправилась к Прасковье Никитичне, понесла ей собранные в суходоле травы - травница сушила их по своему рецепту, а заодно поинтересоваться, куда подевался их хозяин.

- Куда подевался Митька, не знаю, - ответила старушка. - А Маруся наведывалась. Заходила ко мне, просила пыльцу подорожника.

- А пыльца-то ей зачем?

- Рану присыпать, - объяснила травница. - Наши казаки знали ей цену. Митьку кто-то ножом пырнул.

- Да мы же его в субботу целого и невредимого... - начала было Гюзель, но Прасковья Никитична перебила:

- А пырнули в воскресенье. Он вроде напился, куда-то к бабам подался, - и уже доверительно, шепотом: - Маруся говорила: завелась одна стерва. А кто она? Откуда?

- Выходит, что драка из-за женщины? - переспросила Гюзель. Ее мысль работала на опережение.

- Выходит, что так.

- Может, он в неотложной помощи нуждается? Я же врач.

- Да и я вроде неплохо врачую, - сказала Прасковья Никитична.

- И Маруся вас не пригласила?

- Не стала. Да и не любят, чтоб кто-то слышал их перебранку. А послушаешь, получается: жена ждет, чтоб муж подох, а муж - чтоб жена подохла. Но так в пьяных семьях рассуждают после пятидесяти, а Митьке зимой тридцать пять стукнуло, а на вид и все сорок дашь. Как вернулся, с заработков, так словно его подменили: в глазах - муть, а на щеках - морщины подковою. По всем приметам, смерть за ним ходит. Марусе я не говорю, а то скажет: накаркала.

И вдруг она пристально взглянула на Гюзель, будто увидела на её лице что-то такое, чего не должно быть.

- Да и ты, я замечаю, по лезвию ножа ходишь. Никак на тринадцатую заглядывали?

- Заглядывали, бабушка, - призналась Гюзель.

- Полынь оттуда?

- Оттуда.

- А ведь там дьяволы водятся.

- Что-то было...

- Они вас не заметили?

- Вроде, нет.

- Берегитесь.

- Неужели у вас так опасно? - спросила Гюзель, стараясь придать своему голосу веселый оттенок - И так было всегда?

- Нет, - ответила Прасковья Никитична. - Раньше жили спокойно.

- Это когда - раньше?

- Ну, лет пять назад.

- Не с тех ли пор, как стали разводить змей?

- Ты имеешь в виду графиню и её мужа?

- А кто же ещё тут змеями занимается?

- Только они. Они - хозяева. Предки графини всеми этими землями владели. Она их наследница...

Прасковья Никитична оказалась знатоком истории края, в частности массива Каменный Корж. Ее предки, казаки округа Войска Донского, жили по соседству с графами Цвяхами, а бывало, что и работали на них.

- Гранит кололи, - говорила Прасковья Никитична. - На старых кладбищах ещё можно встретить надгробья из красного каменно-коржанского гранита. А гранит этот залегает под мергелем...

Для Гюзели это был любопытный факт и она его связала с тринадцатой скважиной. Если бурили, то не могли не наткнуться на этот прекрасный строительный материал. Но тайна тринадцатой наверняка не связана с гранитом. О нем знали уже двести лет назад. Да мало ли что тут не открывают!

Павел Петрович Ишутин, ездивший заполучать отчеты по тринадцатой, как-то обмолвился, что на Луганщине буровики открыли угольный пласт, обогащенный кобальтом. При советской власти его законсервировали как стратегический материал, а сейчас этот уголь гонят на-гора, потому что нечего кидать в топки электростанций. А там, гляди, через год-два и красный гранит пойдет на щебенку: страна-то живет днем нынешним.

"А чем может быть обогащен гранит?"

Розыскников из ФСБ и МВД интересовали люди, приютившие убийц. Выйти на них - значит, выйти на цель.