Людмила Бояджиева - Золотая рыбка Страница 24

— Не преувеличивайте. Вы младше моего отца лет на десять, а следовательно, едва тянете на пятьдесят.

— Спасибо. Сорок восемь устроит?

— А где у вас телевизор?

— Вы полагаете, там может проскочить сообщение?

— Нет, я с дорожки обратила внимание, что в комнате с темными шторами кто-то смотрит телевизор. А здесь его нет… И шторы другие, прозрачные…

— Детка, сыщик из вас никакой. Это окно выходит к лесу и не видно от стоянки. На втором этаже сидит Травка и смотрит видак. Парень любит старые фильмы с Гарри Купером.

— Ага… — Риту вновь охватила тревога. Просто так, ни с того, ни с сего. — Я, пожалуй, поеду. Вы подумайте без меня и, если это возможно, сообщите о результатах. Ну, насчет Крафта.

— А вы держите меня в курсе. Вот номер моего приватного телефона. Россо написал цифры на зеленой салфетке, показал девушке и смял в комок. Запомнили? Я вынужден не оставлять улик. На войне как на войне.

— А ля гер, ком а ля гер. Могли воспользоваться подлинником. Я знаю французский. Немецкий, английский. Все по чуть-чуть.

— Данные вашей анкеты, мадемуазель, навсегда запечатлелись в моей памяти. — Россо сморщился. — Боже, фантасмагория! Кокетничаю с хорошенькой женщиной, выпиваю и совершенно не верю в то, что сижу на пороховой бочке.

— Я тоже все жду: вот проснусь, открою глаза… А вокруг моя синяя спальня. И утро солнечное, совсем уже весеннее.

— Будет, Полина. Непременно будет. Назло врагам. — Проводив гостью в холл, он подал ей жакет. — Может, разумнее вам переночевать тут? Уже довольно темно. И этот ликер… Вы уверены, что справитесь с автомобилем?

— Должна. Мне необходимо добраться в Боткинскую. Переночую возле больницы. Там дежурит Соня. Мне её тоже жаль… — Полина с мольбой посмотрела на Красновского. — Первый инфаркт — это ведь ещё не катастрофа?

Он со вздохом пожал плечами:

— Будем надеяться, детка. Я, во всяком случае, в сложных ситуациях выбираю оптимизм.

В самом деле, сумерки уже настолько сгустились, что кое-кто на шоссе ехал с включенными фарами. Лес по обеим сторонам дороги казался мрачным и глухим, хотя то тут, то там мелькали крыши отдельных домов или целые поселки, деревенского, дачного и даже городского типа, состоящие из тоскливых пятиэтажек с «голубятнями» кое-как застекленных балконов.

Обдумав состоявшийся разговор, Полина сделала вывод — либо Россо действительно не владеет информацией, либо «крафт» означает нечто чрезвычайно важное. Ее неожиданно осенило.

— Аллка, кто такой Крафт? — без обиняков выпалила Полина, набрав знакомый номер. Очевидно, её голос, искаженный плохой связью, прозвучал устрашающе. Забыв о головной боли, Алла с нескрываемым ужасом выдохнула:

— Что случилось?!.

— Кто он? Быстро, Аллочка, я звоню с дороги. Думаю, здесь ключ ко всему делу.

— Послушай, дорогая, не знаю, откуда ты вытащила эту фамилию. Но она ничего не значит. Поняла? Ровным счетом — ничего. Забудь, положи горчичник на затылок, чтобы оттянуло. И не звони ко мне со всякими глупостями.

Алла нарочито резко брякнула трубку. Боялась, что её линия прослушивается! Полина присвистнула от радости: наконец, кое-что прояснилось! Во-первых, Крафт — конкретный человек, которого Аллка до безумия боится. Во-вторых, она вообще, как и Красновский, в ужасе от случившегося и трясется за свою шкуру. А драгоценный Генка, скорее всего, как и Россо, отсиживается дома, ожидая развития событий. В-третьих, и ей, и Геннадию, и Красновскому известно гораздо больше, чем дурочке-Ине!

«Ясновидица фигова, — сказала она себе. — Тебе лгут со всех сторон, а ты уши развешиваешь. Любую туфту заглатываешь». Припомнив упражнения по раскрепощению пси-энергии, Полина постаралась расслабиться, дать возможность сознанию свободно воспарить в пространстве, не притесняя других участков мозга, наглухо задавленных его тиранией.

То, что вскоре явилось к ней как ничем не обоснованная убежденность, было похоже на сумасшествие: Полина видела Глеба, лежащего на раскладной кровати в полутемной комнате. Вечерний костюм помят и замызган, носки и галстук отсутствуют. Окна в комнате не было, под низким потолком горела забранная в металлическую сетку лампа, не неё неотрывно смотрел пленник. Пленник! Теперь все сходилось: ощущение беспокойства в доме Россо и то, что Глеб где-то рядом, настолько острое, что хотелось крикнуть, позвать, обойти все комнаты, распахивая двери в шкафы и кладовки. Безумие!

Развернувшись, Полина помчалась обратно. Эйфория внезапного открытия мешала ей трезво оценить ситуацию. Глеб жив, Глеб не предавал её, не обворовывал фирму! А остальное — несущественные детали противной и банальной истории из разряда «разборок» и «финансовых преступлений».

Лишь у ворот особняка Красновского она пришла в себя, подумав о том, что, собственно, намерена предпринять — одна против Россо и Травки. Действовать убеждением, просить, угрожать? Наврать, что поставила в известность о своем визите милицию? Глупо…

Ворота отворились, как и в первый раз, самостоятельно. В дверях дома появился Марк Вильяминович. На его лице отчетливо отражалось глубокое внутреннее волнение. Вероятно, только физиономии такого южно-семитского типа способны передавать эмоции с четкостью мимических масок.

— Что? Что, Полинька? — подхватил он гостью под руку, помогая подняться на крыльцо. — Глеб объявился? Рассказывайте, я не нахожу себе места.

— Мне нужно поговорить с вами, — не раздеваясь, Полина прошла в гостиную и опустилась в кресло напротив выжидательно глядящего на неё хозяина. Он торопливо снял и спрятал в карман вязаного жилета очки, полагая, очевидно, что плюсовые стекла его старят.

— Я хочу, чтобы вы поняли, Марк Вильяминович, меня заботит только жизнь Глеба. Я не собираюсь вникать ни в какие финансовые или прочие дела. Готова дать любые заверения — клятвы, подписки, не знаю, как это у вас принято… Все останется между нами… Умоляю, верните Глеба! Прошу вас, придумайте что-нибудь… Мы уедем немедленно из Москвы, скроемся… Я не знаю… Только не причиняйте Глебу зла!

— Детка… — Марк снова надел очки и в глубоком недоумении пожал плечами. — Милая…

— Я знаю, он у вас, — твердо проговорила Полина.

— М-да… Сочувствую, сочувствую, дорогая. Нервное перенапряжение, стресс… У вас есть близкие, друзья? В таком случае требуется поддержка близкого человека…Что я могу предложить вам… Деньги, связи… Располагайте… Конечно, мое настоящее положение весьма шатко, но я готов… Глеб — мой компаньон и друг.

— Не надо. — Полина сникла. Силы покинули её, было такое ощущение, что она пытается пробить головой бетонную стену. — Не надо говорить все это… Стыдно, смешно. Скажите, вы прячете его в подвале? Вам нужен выкуп? Или вы требуете от Глеба каких-то действий, противоречащих его желаниям, совести? Позвольте мне поговорить с ним. Я сделаю все, чтобы он выполнил ваши условия. Мы ждем ребенка…

— Дорогая! — Вскочив, Россо заметался по комнате. — Вы мучаете меня. Давайте говорить откровенно. Да, в деятельности наших фирм далеко не все можно оправдать с юридической точки зрения. Есть вопросы, касающиеся крупных сделок, в которые посвящен лишь узкий круг компаньонов — ваш отец, я, Глеб и один-два человека со стороны. Догадываюсь, что в данный момент на каком-то этапе произошел сбой. И силы, которые стоят за нами, — речь, повторяю, идет об очень серьезных вещах, — пытаются оказать давление. Они начали с Глеба, но на его месте мог оказаться я или ваш отец.

— Отец без сознания!

— Вот видите! Опасность чрезвычайно велика! И вместо того, чтобы взять себя в руки, консолидировать усилия, вы, дорогая моя, позволяете себе роскошь впадать в истерику… — В глазах Красновского появилось брезгливое пренебрежение.

— Я совершенно спокойна… И совершенно убеждена в своей правоте. Вам не удастся сбить меня с толку… Мое предложение остается в силе, попытаемся найти разумное решение. Я готова на все… Ведь вы чего-то хотите добиться от Глеба, верно? — Полина не спускала глаз с Красновского, и он явно чувствовал себя неловко, стараясь избежать этого тяжелого, пристального взгляда.

С шумом выдохнув воздух и хрустнув пальцами, Россо придвинул кресло и взял её за руку:

— Найдите в себе мужество, дорогая, посмотреть правде в глаза.

— Я уже нашла. Ни бешеных денег, ни роскошной жизни мне не надо. Убеждена, мы с Глебом сумеем принять любые условия — уехать из Москвы, продать имущество… Господи, ну подскажите мне сами, в конце концов, что вы хотите от нас?

Россо терпеливо выслушал монолог Полины.

— Предположим, картина несколько иная. Жертва не Глеб Борисович, а я и Ласточкин. Предположим, Полина. Но если честно, мне эта мысль не кажется кощунственной. Дело в том, что любой из компаньонов мог инсценировать свое исчезновение, обеспечив заранее перекачку финансов в собственные карманы. Не буду вдаваться в детали, но, грубо говоря, именно Глеб мог получить самый густой «навар» от последних сделок… Жестоко сообщать это вам, моя милая, что первоклассные туалеты, джакузи, автомобили не падают с неба. Ваш друг Сарычев умел крутить деньги, но он достаточно безнравственен, чтобы обвести вокруг пальца и бросить всех нас. Компаньонов — с колоссальными долгами, судебными исками и криминальными скандалами. Невесту — с её любовью и будущим младенцем.