Василий Казаринов - Ритуальные услуги Страница 24

— Пойдем вмажем по рюмочке текилы, — предложила Мальвина.

— Боюсь, что тебе уже хватит, — отрицательно мотнул я головой. — Ты уже и так настолько переполнена этими пьянящими соками, что покрылась щетиной из тонких кактусовых иголок.

Она ошарашенно моргнула и дрогнувшей рукой провела по лицу, а я с трудом переборол искушение — рюмка чего-нибудь крепкого мне сейчас никак не помешала бы, — но возвращаться в ресторан было рискованно. Пальнувший в нас ворошиловский стрелок засел у окна в предназначенном к слому доме вовсе не затем, чтобы любоваться красотами лунной ночи.

Он знал, что мы находимся в кабаке. Знал, что именно мы удалились за пурпурную портьеру. Стало быть, где-то в одной из тянущихся вдоль стен зала укромных ниш сидит за уютным столиком наводчик и корректирует действия стрелковой бригады. В том, что отработавший по нас стрелок был не единственным, я нисколько не сомневался: он перекрывал один из возможных наших маршрутов — на случай, если. б нам пришло в голову совершить романтическую прогулку по хозяйственному дворику ресторана и слиться в жарком поцелуе возле сочно благоухающего помойного контейнера. И если уж охотники за скальпом Мальвины предусмотрели даже такую — в принципе маловероятную возможность, то паркинг у входа в клуб они простреливают со стопроцентной гарантией.

Я огляделся. Справа вниз сбегала узкая лесенка, упирающаяся в тяжелую стальную дверь с черным пеналом электронного замка. Это был именно пожарный выход, о чем сообщала выведенная белой краской надпись на двери. Прежде чем надавить пальцем на кнопку замка, я попробовал сориентироваться на местности. Если я верно оценил планировку ночного кабака, то пожарный выход должен выводить в тенистый переулок, отползающий от тылов паркинга в глубь квартала. Со стороны старого дома сектор обстрела перекрывала высокая кирпичная стена, запирающая клубные угодья. Тот, кто держал на прицеле паркинг, вряд ли отвлекался от наблюдения за входом в клуб, тем более что переулок, плотно накрытый бурно, словно черный кипяток, клубящимися кронами старых лип, был погружен в густо-сиреневый сумрак, парящий под единственным фонарем, неоновая лампа которого работала в четверть накала и в разрывах черной листвы напоминала неспелую сливу, даже на взгляд кисловатую.

Я надавил кнопку замка, дверь, тонко и протяжно запищав, цыкнула зубом и подалась под моим мягким нажимом вперед. Ухватив Мальвину за руку, я выскользнул на улицу и прижался к стене. Фонарь с любопытством изгибал тонкую жирафью шею метрах в десяти от нас и таращился сиреневым глазом прямо в темечко средних лет человеку в просторном светлом полотняном костюме, открывавшему дверку фиолетовой «шкоды». Усевшись за руль, он запустил двигатель, вышел, задумчиво воздел очи горе, почесал в затылке, наклонился, залез в салон, извлек из него «дворники» и начал прилаживать их к дужкам у лобового стекла. Увлекая за собой Мальвину, я стремительной перебежкой пересек переулок.

— Вы правы, быть дождю, — заметил я, впихивая Мальвину в салон, прыгнул за руль и включил заднюю передачу. — Ну, как там с «дворниками»? Прицепили?

Человек недоуменно распахнул рот и инстинктивно кивнул.

— Спасибо, вы настоящий друг! — Я помахал ему рукой, захлопнул дверцу, потом чуть сдал назад, вывернул руль и рванул с места в карьер, объезжая хозяина «шкоды», который, по-прежнему разинув рот, следил за стремительным развитием событий и лишь спустя несколько секунд — я видел в зеркальце заднего обзора — очнулся от забытья, чуть присел, хлопнув себя ладонями по коленям — с таким видом, будто собирался отплясывать гопака вприсядку, — и вслед за этим, размашисто жестикулируя, потрусил вслед за своей уносящейся к повороту машиной.

«Шкода» этот спринтерский забег, разумеется, выиграла, хотя и не без приключений, потому что сразу за поворотом под колеса метнулась сетчатая ограда, за которой темнела глубокая воронка, а в ее чреве тускло поблескивали то ли трубы водоснабжения, то ли еще какие-то канализационные кишки, — чиркнув правым крылом по решетке, я резко ушел влево и каким-то чудом удержал машину от того, чтобы не вылететь на тротуар, по которому скользила — с обратным наклоном градусов эдак в шестьдесят — ветхая старушка, из последних сил сопротивлявшаяся мощной тяге очумело прущего вперед на длинном поводке поджарого бультерьера. Эта встряска, похоже, никакого впечатления на Мальвину не произвела. Она сидела на своем месте, тупо глядя на приборную панель, и казалась впавшей в тяжкий ступор.

— Набрось ремень, — тронул я ее за плечо.

Она никак не отреагировала, а мне было недосуг тормошить ее, потому что мы уже вкатывались в широкое русло освещенной улицы, где наверняка могли курсировать гаишники или как там их теперь принято называть. Я сбросил скорость, тихим ходом вывернул влево, под светофор, встал перед пешеходной «зеброй» и дал себе клятву завтра утром пойти в ближайшую церковь — поставить свечку с пожеланием благоденствия владельцу роскошной серебристой «ауди», которая стояла метрах в пяти за перекрестком: его-то в этот момент и потрошил гаишник, потому дела ему до нашей «шкоды» не было.

— Ты в случае чего будь наготове, — бросил я своей онемевшей попутчице. — Если этот сборщик дорожных податей махнет нам своим жезлом, я до отказа придавлю газ.

Она медленно моргнула и глянула на меня так, словно изъяснялся я как минимум на суахили, ничего не ответила и продолжала пребывать в состоянии анемии все те полчаса, что длился наш путь к ее дому.

У въезда в знакомый двор я притормозил.

Не знаю, что именно заставило меня сделать это, должно быть, опять смутно шевельнулся во мне инстинкт и перекинул ногу на педаль тормоза. Выключив свет фар, я проехал еще метров пять и встал. Переулок был пуст, если не считать красных «Жигулей», припаркованных на противоположной стороне улочки. В левом нижнем углу заднего стекла была прилеплена треугольная белая табличка с изображением чайника.

— Этого чайника я уже видел, — пробормотал я.

Да, машина стояла неподалеку от бутика, где был подобран воплощающий свободный стиль костюм и манекен в витрине простирал свою дожидающуюся милостыни руку в направлении этого автомобиля, но подаяния он не дождался: как только мы тронулись, «Жигули» отшвартовались от бордюра и двинулись за нами. Не исключено, что они так и висли у нас на хвосте вплоть до того момента, когда мы с Мальвиной заезжали сюда, чтобы она переоделась. В темной глубине салона смутно читались контуры двух силуэтов, и время от времени в сумраке вспухали пунцовыми ядрышками раскаляющиеся в момент глубокой затяжки наконечники сигарет. Одна из них вылетела в открытое окошко и, описав искрящуюся дугу, упала на асфальт.

— Слушай, милая. — Я немилосердно встряхнул за плечи по-прежнему каменеющую рядом Мальви-ну. — Сейчас ты потихоньку выйдешь и двинешься домой. Я приду минут через пять. Мы выпьем, а потом мы займемся тем, что не закончили там, на лестнице.

Она вяло вывалилась из машины и скрылась в черной пасти подворотни. Я выждал минуты две. Наконец в крайнем правом окне на третьем этаже вспыхнул свет — значит, она без приключений добралась до дома. Я сдал назад, набросил ремень безопасности, утопил педаль газа в пол — «шкода» продемонстрировала неплохую разгонную прыть и влепилась в багажник «Жигулей», обитателей которых мой маневр застал врасплох.

Секунд десять они пытались сообразить, что же произошло, этого времени вполне хватило, чтобы выскочить, рывком распахнуть левую дверку «Жигулей» и встретиться взглядом с плечистым молодым человеком, чью квадратную голову украшал короткий светлый ежик, фасон которого малый позаимствовал из фильмов про американскую морскую пехоту. В остальном он сейчас мало походил на образцового голливудского сержанта, его густо забрызганную веснушками физиономию без малейшего промелька интеллекта искажала гримаса боли, а увесистую короткопалую лапу, заклеймленную тяжелой золотой печаткой, он с покаянным видом прижимал к груди — должно быть, сильно ударился в момент моего тарана о рулевое колесо.

— Больно, да? — спросил я. — Извини, я нечаянно.

С этими словами я кинул правую руку вперед, костяшки пальцев точно легли ему в переносицу. Послышался слабый жалобный хруст, и я подумал, что нынешний день наверняка принес мне титул чемпиона столицы по сокрушению носов — на моем счету их уже два, но еще, как говорится, не вечер.

— Ничего, зато гайморит тебе теперь не грозит. — Рывком выкинув обмякшее тело на асфальт, густо усеянный окурками, я прыгнул в салон, схватил второго обитателя караульных «Жигулей» за волосы и со всей силы впечатал его лбом в черную панель «бардачка» настолько ловко, что дверка ящичка соскочила с петелек, и мне спустя минуту не пришлось приподнимать ее, чтобы обнаружить в уютной нише, под истрепанной дорожной картой Подмосковья аккуратно запеленутый в мягкую тряпочку «вальтер».