Фридрих Незнанский - Прокурор по вызову Страница 24

Может, в цивилизованном обществе и не могут, а у нас – очень даже. Турецкий отшвырнул подмокшую газету и взялся за другую, – и там Замятина не забыли.

«Кому же тогда верить???»

«Генпрокурора „сдали“ свои – люди, которым он неограниченно доверял… Авторитетные эксперты единодушны: съемка велась скрытой камерой, замаскированной в элементах отделки помещения. Съемку проводили профессионалы».

«Жене Замятина будет над чем посмеяться!»

"…Близкая подруга семьи Замятиных Инара Филиппова заявила нашему корреспонденту:

– Я знаю Володю сорок лет. Это просто не он! Это не может быть он, хотя, надо признать, внешне этот мужчина чем-то на него похож. И не надо жалеть его жену. Посмотрев пленку, она наверняка просто расхохоталась".

Повезло ему с женой, однако. Интересно, если бы Ирке такое показать, она бы тоже ухохатывалась?

На закуску Турецкий оставил «Московский комсомолец», и тот, как всегда, не подвел, оказался на высоте, в авангарде передовой революционной мысли:

«Похожие на генпрокура, отзовитесь!»

«Московский комсомолец» объявляет конкурс двойников Замятина. Победители получат уникальную возможность поучаствовать в следственном эксперименте. Вас ждут красивые девушки, скрытая камера и бездна острых ощущений…"

Телефонный звонок разрушил такую реальную, словно живую иллюзию: голозадый генпрокурор занимает место в ряду своих голозадых двойников, а компетентная комиссия из супер-и топ-моделей решает, кто же из них был на пленке.

Кое– как завернувшись в полотенце, Турецкий поскакал к телефону, соображая, кто бы это мог быть, в шесть утра-то. Не иначе Славка развлекается.

– Не спишь? – Это был Меркулов.

– А ты?

– Как раз собирался ложиться.

– Что, следуя примеру шефа, по девочкам бегал?

– Заседал, – вздохнул Меркулов. – Тебя сегодня вызовут на думскую комиссию по Замятину. В общем, я тебя прошу вести себя скромно, на скандалы не нарываться и от комментариев воздерживаться. Надувай щеки с умным видом и помалкивай.

– А если по делу спросят?

– А по делу – особенно.

Вызвали не одного Турецкого. Комиссия хотела поговорить с сотрудниками Генпрокуратуры на предмет выяснения профессиональных качеств господина Замятина. В кулуарах Думы гуляли как минимум человек шесть его коллег. Всех пригласили на девять утра, но уже полчаса мурыжили первого. Если так пойдет и дальше, торчать тут придется до конца рабочего дня.

С утра он заглянул в Генпрокуратуру, но поговорить с Ильиным и Позняком не получилось. Они всю ночь отсыпались после утомительного дня, заполненного допросами свидетелей.

Отпущенный наконец заседателями Бакланов, такой же «важняк», как и Турецкий, прислонясь спиной к стене и утирая обильно струящийся по лицу пот, порекомендовал коллегам:

– Запасайтесь красными фонарями, – и, видя, что не все его понимают, объяснил: – Был как-то у мужика жуткий понос. Что он, бедняга, только не делал: и всех врачей обошел, и знахарей с народными целителями, – не помогает, и все тут. И кто-то ему посоветовал, что, мол, есть некий дед Макар, лечит все что хочешь. Мужик приходит к нему, объясняет проблему, тот и говорит: «Снимай штаны и наклоняйся». А сам берет красный фонарь и начинает им размахивать перед задним местом мужика. Мужик не выдерживает и говорит: «А что, разве это поможет?» – «Поможет, еще как поможет. Это и поезда останавливает».

– А кого из «комиссаров» лечить?

– Да всех! Особенно Ильичева.

Следующего томили уже всего минут двадцать. Турецкого вызвали третьим.

Одиннадцать человек за длинным столом обратили на него мало внимания, занимаясь каждый своим делом. Не дожидаясь особого приглашения, Турецкий уселся в единственное свободное кресло напротив председателя – сонного «агрария» в больших очках.

– Турецкий Александр Борисович, – провозгласила секретарь комиссии, – старший следователь по особо важным делам.

– Вы знаете, чем занимается наша комиссия? – вопросила, оторвавшись от бумаг, суровая дама от «Женщин России». – Вы можете сейчас сделать заявление, рассказать нам о каких-либо фактах, которые прольют дополнительный свет на проблему. Мы вас внимательно слушаем.

Турецкий, как и просил Меркулов, надул щеки и промолчал.

– Давно работаете с Замятиным? – весело поинтересовался Ильичев и ответил до того, как Турецкий сдулся. – Давно. Скольких генеральных вы пережили? Многих? Многих. Признайтесь, возникали ли у вас сомнения в высоком профессионализме и глубокой порядочности Замятина до этого неумело инспирированного скандала? Не возникали. – С Ильичевым даже щеки надувать не нужно было, он на реакцию Турецкого вообще не смотрел. Хотя для кого он разыгрывал эту беседу с самим собой, тоже было не понятно. Члены комиссии, которые это уже, очевидно, дважды слышали и уже устали от этого, на третий раз просто абстрагировались, занялись своими бумагами, газетами, калькуляторами, хорошо хоть не бутербродами. – Расскажите нам, как вы представляете Замятина-человека? Открытый, честный, бескомпромиссный, надежный товарищ, да? Или подлый, беспринципный негодяй без всяких понятий о морали и нравственности, нет? А Замятина-прокурора? Прекрасный юрист, правовед, профессионал высочайшего класса, да? Или выскочка, карьерист, прожектер, нет? Как вы относитесь к событиям? Правильно, с возмущением.

Словесного поноса Ильичева, без горячей поддержки коллег, хватило на этот раз только на четыре минуты. Коллеги же, оказывается, его полностью поддерживали, только выражали свою любовь к Замятину не так бурно.

– Вы ведете расследование по инциденту с видеозаписью? – в той же манере справилась, заранее зная ответ, дама от «Яблока».

– И ничто пока не указывает на то, что на пленке снят именно Замятин, – авторитетно заявил мордатый мужик от ЛДПР.

– И не будет указывать, – воскликнул отдышавшийся Ильичев, – поскольку всем здравомыслящим россиянам и так понятно, что жалкие режиссерские потуги клипмейкеров от коррупционеров не приведут ни к чему, кроме их же собственного разоблачения.

Закончил представление председатель:

– Хочется поблагодарить вас, Александр Борисович, за занятую вами принципиальную позицию и решимость отстаивать истину, не останавливаясь ни перед чем.

– Спасибо. – Это было единственное слово, произнесенное Турецким в ходе дачи показаний комиссии.

Интересно было бы взглянуть, как выглядит протокол.

Замятин. 1971

Остывающие угли чуть слышно потрескивали. Так уютно, спокойно-будто ничего особенного не случилось. Может, все обойдется? В который раз вспыхивала надежда.

Неужели теперь конец всему?! Учеба, карьера… Как же это?… Страшно, зябко – безмерно одиноко!

Что Сереге? Ему теперь все равно, – Замятин смотрел на тело, лежащее шагах в четырех от костра.

Было тихо.

Было жалко…

Кого? Нет, не Бармина, может, даже не себя! Жалко жизни, грядущей безнадежно, чего-то еще – чего же, елки зеленые?!

Сознание запуталось в мельтешении образов – может, хмель еще не выветрился, может, просто страшно.

Инара… Зачем я в нее втемяшился?! Неужто мало других, – ведь только позови… Ха!!! Даже звать не надо, – вон на курсе каждая вторая готова хоть… Дурак!!!

Инара во время драки забилась куда-то в темень. Ни единым звуком она не выказывала своего испуга и теперь.

Тихо. Зачем же так тихо?! Почему?… Тихо и глупо… Что делать? Ведь должен быть какой-то выход… Не верю!

Бежать? Куда?! Нет… Но ведь я же не хотел! Я не… Ведь не я его убил!!! Не только я…

– Вовка, ты как? – послышался голос Мурада.

Замятин со стоном поднялся. Все болело – Бармин здорово его отделал, к тому же наконец начали проявляться абстинентные симптомы – понятно, последствия таких запоев не в силах уничтожить никакой стресс.

– Слышь, Вовчик… Чего молчишь?

Владимир повернулся. Оласаев сидел на корточках, устремив взгляд под ноги.

– Зачем ты его? – глухо спросил Замятин.

Мурад тяжело поднял голову:

– Я? Вовчик, не я, – мы… Зачем мы его, а? Зачем ты его ударил?!

– Мурад, н-но… – Слова потерялись. Ухнул куда-то под ноги желудок, сбилось дыхание.

– Что, Вова? – Это уже звучало язвительно. – Боишься? Да, это дело нужное. Даже необходимое, я бы сказал…

– А ты что?! – Замятин был близок к истерике. – Ты не боишься?! Ты что, ты на меня валишь?! Да?! Ты же его добил!!!

– Остынь, – холодно сказал Мурад. – Ну я…

– Зачем? Зачем ты это сделал?!

Оласаев усмехнулся:

– Если б не сделал, тогда он бы тебя сделал, – устало поднялся. – А по правде – хрен его знает, – вздохнул, замолчал надолго. – Грустно как-то, Вовка… Давай-ка лучше покурим!

Замятин извлек из кармана рубахи мятую, скрученную пачку. Каким-то чудом сигареты уцелели – ни одна даже не надломилась.

– Как же быть? – спросил с надеждой.

– Не знаю, – снова усмехнулся Мурад. – Давай будем думать. Ты же у нас юрист…