Фридрих Незнанский - Звонок другу Страница 24

Водитель еще раз взглянул на Виктора и проговорил:

— Ты вот что, мужик. Не знаю, что за беда у тебя. Вижу, хреново тебе. Глаза мне твои не нравятся. Я такие глаза у ребят умирающих видел. В Чечне. А ты — живой! Я вот с войны вернулся, вся левая сторона парализована была. А теперь машиной управляю. Рожа кривая маленько осталась, но это ничего. Баба моя меня не бросила. А ты с руками и ногами. Жена есть?

Виктор кивнул.

— Это хорошо. Значит, не один. Ты поделись с же-ной-то. Бабы — они мудрые. По мелочам шумят, а когда что серьезное, они нам как матери. Иди, все у тебя нормально будет!

— Спасибо тебе, брат. — Виктор пожал протянутую руку и вышел.

Едва он шагнул в прихожую, из комнаты вышла Галя. На ночную сорочку был наброшен пуховый платок.

Виктор молча прошел в туалет, закрылся там. Галя услышала стон, всхлипывания.

— Витя, ты что? Что случилось? Открой, слышишь?

— Все почки отбили, гады, — услышала Галя.

— Витя, открой немедленно! Слышишь?

Она забарабанила в дверь. Наконец он вышел, прошел на кухню, странно растопырив ноги.

Галя метнулась следом.

— Тебя избили? Кто? Милиция? Допился?

— Не кричи, детей разбудишь.

— Твоей Надежды дома нет. Она в общагу свою уехала.

— Опять поругались?

— Я с ней не ругалась…

— Понятно.

— Ничего тебе не понятно. Ты лучше скажи, где ты шлялся? Кто тебя избил? Витя!! Ну говори же!

Она подошла к нему, опустилась на колени, заглянула в лицо.

— Витенька, ну что с тобой? Что с тобой происходит? Что происходит все эти дни? Да что же ты молчишь, господи! — в отчаянии прошептала женщина.

И Виктор, глотая слезы, проговорил:

— Я, Галя, виноват перед тобой. И перед детьми. Я хотел как лучше. Хотел, чтобы у Нади была квартира. Чтобы ты жила спокойно.

— Ты… Ты украл что-нибудь? — одними губами спросила женщина и схватила себя за горло.

— Нет, что ты!.. То есть — да. Я, Галя, у нас с тобой украл. Меня в лохотрон втянули. Я занял три тысячи долларов. У Лелика, из гаража, — монотонно проговорил Нережко и умолк.

На несколько секунд повисла тишина. Ее разорвал отчаянный, истошный крик:

— Сволочь! Подонок! Как же ты мог?! Да за что мне такое?! Да пропади ты пропадом, ирод!!

Это деревенское «ирод» поразило Виктора больше всего.

— Девочка моя, ну успокойся, прошу тебя, — потянулся к ней Нережко. — Мы как-нибудь…

— Уйди!! Не прикасайся ко мне! — завизжала жена, шарахаясь от него как от прокаженного. — Три! Тысячи! Долларов! У бандита! Пропади ты пропадом! Ах, «мы как-нибудь», говоришь? Черта с два! Сам свое дерьмо расхлебывай. Я от тебя ухожу! Все!!

На пороге кухни появился Павлик.

— Павлик! Золотце мое! — Галя бросилась к нему. — Собирайся. Мы сейчас же уезжаем!

— Почему? — испугался мальчик.

— Потому! Потому что сюда бандиты могут в любой момент нагрянуть!

Виктор остался один. Он слышал, как выдвигаются ящики шкафа, как Галя мечется по комнате. Потом она выскочила в прихожую и вызвала по телефону такси.

Нережко тоже вышел в прихожую и молча смотрел, как Галя вытаскивает чемодан, сумки.

— За посудой я потом заеду. Сервизы и наборы столовые — это мое, учти! И книги приеду заберу, — лихорадочно проговорила она.

— Я помогу тебе вещи спустить, — мертвыми губами произнес Виктор.

— Не надо! Обойдусь.

Он все же донес вещи до машины.

Уже усаживаясь в нее, Галя произнесла:

— Это все твоя дочь! Если бы ее не было, мы жили бы и жили! Это она нас развела! Из-за нее ты впутался!..

Она не договорила, хлопнула дверцей. Машина уехала.

Виктор вернулся в квартиру. Снял брючный ремень, смастерил петлю, подставил табуретку, приладил другой конец к люстре. Надел петлю на шею, посмотрел в окно. Было уже светло. Настенные часы показывали семь утра. Виктор вспомнил водителя, что подвозил его до дома.

— А ты, мужик, ошибся, — усмехнулся Виктор и выбил табуретку из-под ног.

Сосед Нережко, пенсионер Яков Михайлович, вышел на лестничную площадку со своей овчаркой Линдой. Вызвали лифт. Собака послушно сидела у ног хозяина. Вдруг из соседней квартиры раздался грохот, звон разбитого стекла, сдавленный хрип…

Собака вскочила, залаяла, бросилась к двери, ткнулась в нее носом. Дверь приоткрылась, она была не заперта.

Яков Михайлович крикнул:

— Витя, Галя, что там у вас?

Из квартиры доносился все тот же жуткий хрип. Яков Михайлович, детский врач, свято следовавший данной когда-то клятве Гиппократа, осторожно вошел в квартиру, пустив вперед собаку.

Она тут же кинулась на кухню.

Нережко лежал на полу под обломками люстры, барахтаясь и пытаясь стащить с шеи ремень.

Рядом лаяла Линда. Яков Михайлович охнул, бросился искать кухонный нож, открывая все ящики подряд.

— Витя, Витя, ты только потерпи! Я сейчас!

Наконец нож был найден, ремень перерезан. Виктор

сел, судорожно хватая ртом воздух.

— Господи, что же ты наделал? Зачем ты это? Ты молчи, молчи! Сейчас я тебе чаю… Где Галя? Ты молчи, молчи, не отвечай…

Через час Виктор окончательно пришел в себя. Добрейший Яков Михайлович находился рядом с ним. Он убрал на кухне осколки и обломки, уложил Виктора в постель, отпоил его чаем с медом и валерианой. Узнав, что Витю бросила жена, утешал, как мог, ласковым голосом рассказывая какие-то жизненные истории. Линда лизала Виктору руку. Сосед дождался того момента, когда щелкнул дверной замок.

Вернулась Надя.

— Я за вещами! — крикнула она из прихожей.

Яков Михайлович вышел в прихожую, увел Надежду на кухню и долго говорил с ней о чем-то.

— Ну-с, пришла твоя милая дочка, Витенька. Так что я тебе пока не нужен. А буду нужен, звони, не стесняйся! — заглянув наконец в комнату, сказал он.

Надя села возле отца, на край постели.

— Как ты себя чувствуешь, папочка?

У нее никогда не было такого голоса. Ласкового, испуганного и заботливого.

— Ничего, дочка, — улыбнулся Виктор.

— Папочка, ты из-за нее не переживай! Она все равно тебя не любила, правда! Я же видела. Просто она со своим Павликом никому больше не нужна. Кто еще такой добрый, как ты? Она меня вчера из дома выгнала, правда! — На глазах Нади заблестели слезы. — Я ведь за вещами пришла. Решила в общагу переехать. Но теперь, конечно, останусь! Мы с тобой замечательно заживем. Вот увидишь! Я готовить умею. Я все, все умею! Ты есть хочешь? Ты не вставай, я тебе сюда принесу, в постель, хочешь?

Нережко задумчиво смотрел на дочь.

— Или хочешь побыть один? — смешалась под этим взглядом Надя.

Он кивнул.

— Яна кухне буду. Если захочешь чего-нибудь, зови меня. Ладно? — Она вышла.

Виктор перевел взгляд на распахнутое окно. Высокий тополь шумел листвой под порывами ветра. Виктор вспомнил, что сажал этот тополь, когда был маленьким. Вернее, сажал отец, но Витя помогал. Так что это и его тополь. И теперь он протягивал ветви прямо в окно, словно стараясь дотронутся до Виктора, уговорить его остаться жить.

Но уговаривать Нережко было не нужно. Мгновения, которые он пережил со стянутым петлей горлом, изменили его навсегда, он это чувствовал. Господи, какое это счастье — дышать, смотреть на небо и деревья! Никому он не отдаст свою жизнь, дудки! Ни бабам, ни бандитам, ни этой своре в «Триаде». Он им всем еще покажет, кто такой Виктор Нережко! И Скотниковым, и холуям из пирамиды. И Гале!

Ну и все! Хватит о прошлом. Долг Лелику — вот что сейчас главное. Просто нужно все хорошо продумать! Как говорила его бабушка, простая деревенская старуха: «Больно ты прост, малец! Таким не проживешь!

Хитрым нужно быть. Хитрым и хватким! И всегда помнить свою выгоду!»

Он ее тогда не слушал: как же — пионерское детство, другие идеалы. А права была именно она, старуха! Вся нынешняя жизнь тому подтверждение. Что ж, он не дурнее других. Сможет перестроиться. Вон, хамелеон по сто раз на дню окраску меняет. Даже слово есть такое научное — мимикрия. Значит, будем мимикрировать. Надо все, все продумать…

Вечером Виктор позвал дочь.

— Садись, Надя, — начал он.

Девушка села, поглядывая на отца. За день он переменился до неузнаваемости. Теперь она не смогла бы накричать на него, как раньше. Да и никто, наверное, не смог бы. Взгляд у него стал холодным и жестким. Даже властным.

— Вот что, дочь, ты сегодня же звонишь матери, требуешь у нее, чтобы она собрала три тысячи баксов. Пусть занимает, где хочет, но к концу недели достанет и вышлет!

— Зачем? — вытаращилась Надя.

— Тебе на квартиру.

— Папа, я с тобой хочу…

— Ты и будешь со мной. Но не всю же жизнь, верно? Замуж выйдешь, дети, все такое. И две квартиры всегда лучше, чем одна. Пока она тебе не нужна, мы ее сдавать будем. К примеру.

— А как это? За три тысячи квартиру? Я не понимаю…

:— Тебе пока понимать ничего не нужно. Просто поверь мне, — спокойно и уверенно произнес он и продолжил: — Мы с тобой, Надя, вступаем в совместный бизнес. — Он помолчал, потом снова заговорил: — Скажи, в вашей общаге сколько народу проживает?