Кубок королевы Розамунды - Наталья Николаевна Александрова Страница 24

Вдруг Анна сжала локоть Марианны:

— Слава богу, он пришел!

— Кто? — Марианна даже вздрогнула от неожиданности.

— Белоцерковский! — Анна показала на пожилого мужчину с длинными седыми волосами и галстуком-бабочкой. — Это очень известный искусствовед! — взволнованно шептала Анна на ухо подруге. — Говорят, если он пришел на выставку — значит, выставка состоялась!

— Да знаю я, знаю…

— Ой, как я волнуюсь!

Белоцерковский быстро обошел выставку, взял бокал шампанского, выпил одним глотком и вышел на середину зала.

Постучав в бокал ногтем, чтобы привлечь общее внимание, он заговорил:

— Ну что я могу сказать, понимаете ли? Интересная, интересная выставка! Главное — разносторонняя. Здесь мы видим, понимаете ли, самые разные проявления совриска, от несколько устарелого концептуализма до актуального неоклассицизма…

— Что такое совриск? — спросила Марианна подругу.

— Современное искусство! — ответила та мгновенно. — Это основополагающий термин, ты, как галеристка, обязана его знать. Но тс-с… Белоцерковский очень обижается, когда его не слушают!

— Я слушаю, слушаю…

На самом деле речь Белоцерковского усыпляла Марианну менторской интонацией и обилием непонятных терминов.

И тут она заметила Ирину Новоселову.

Новоселова была прежней хозяйкой галереи, недавно она переехала в Москву (говорят, вышла там замуж, и очень удачно), поэтому и продала галерею Анне и Марианне.

Марианна оставила подругу и, лавируя в толпе, пробилась к Новоселовой, чтобы задать ей вопрос.

— Привет, Ирина! — проговорила она вполголоса.

— Привет! Я смотрю, вы хорошо развернулись. Хорошая выставка, и Белоцерковский пришел, а это приносит удачу.

— Да, я в курсе. А ты надолго в Питер?

— Нет, на пару дней. Один мой приятель поставил новый спектакль, пригласил на премьеру. Да вот к вам зашла, посмотреть, как вы обустроились… Кстати, ты что-то с лицом сделала? Уколы красоты или витамины американские принимаешь?

— Да нет, — удивилась Марианна, — ничего такого.

— А выглядишь прекрасно! Глаза блестят, волосы вьются! Такая от тебя энергия… А, знаю! — усмехнулась Ирина. — Любовника завела!

— Да что ты! — Марианна замахала руками. — Это не по мне!

— Да шучу я, шучу! — Ирина стала серьезной. — Про тебя все знают, что ты, как монашка, на мужиков не смотришь. Ладно, я на минутку заскочила, нужно идти…

— Постой! Раз уж зашла, я хотела тебя спросить…

Уже начав вопрос, Марианна осознала, что он прозвучит странным и незначительным. Но сказав «А», приходилось говорить и «Б»…

— Так спрашивай! — поторопила ее Новоселова.

— Там в служебном помещении есть такая маленькая кладовка, так вот я нашла в ней одну странную вещь…

— Ой, я в ту кладовку никогда и не заглядывала. Что там Питиримыч держал — я понятия не имею.

— Кто?

— Павел Питиримович, его все зовут Питиримыч. Старый художник, он вел здесь кружок по рисованию для одаренных детей. Точнее, для подростков, с ними, знаешь ли, трудновато бывает. Это ведь не детишки пяти-семи лет, которые сидят тихонько и, высунув язык, рисуют открытку маме на Восьмое марта. Подростки хулиганистые, но Питиримыч умел как-то их заинтересовать. Он этой кладовкой пользовался, держал там кисти, краски, растворитель и всякий реквизит. Так что, если ты хочешь что-то спросить — это к нему.

— А как его найти?

— Да вот, он у меня еще сохранился в телефоне… — и Ирина нашла в контактах своего телефона запись: «Павел Питиримович Вахтин», там был номер телефона и даже адрес.

Ирина переслала все контакты Марианне и удалилась тихонько, по-английски, стараясь не стучать каблуками.

Тут как раз Белоцерковский закончил свою речь, начали выступать другие посетители выставки, стало шумно.

Под этот шумок Марианна ускользнула с вернисажа, решив, что дальше Анна справится сама. Теперь главное — чтобы шампанского хватило, а уж об этом она лично позаботилась. Заказала двойную порцию, несмотря на то что Анна сопротивлялась.

Выйдя из галереи, она набрала номер Павла Питиримовича, но тот не отвечал.

Ну да, старый художник, наверняка чудак, бросил телефон где-нибудь в труднодоступном месте… удивительно, что он вообще обзавелся мобильником.

Вообще, Марианна сама удивлялась, почему ее так заботит этот череп. У нее сейчас есть куда более насущные проблемы…

Но тут она вспомнила, как проснулась посреди ночи от непонятного зова и как увидела в темноте пылающие рубины глаз…

Нет, она должна узнать, что это за череп и откуда он взялся! И вся надежда теперь на этого Питиримыча… И как раз сегодня очень удобный случай, потому что Юрия она отпустила до восьми часов вечера. А сейчас всего шесть. И Марианна вызвала такси.

Дом, где обитал Павел Питиримович, оказался мрачным краснокирпичным строением конца девятнадцатого века. Нужный подъезд был со двора.

Марианна на всякий случай еще раз набрала телефон старого художника, но он снова не ответил.

Тогда она направилась к нужному подъезду, набрала на домофоне номер квартиры.

Никто не отозвался, но замок негромко щелкнул, и дверь подъезда открылась.

Квартира художника, точнее, его мастерская, была на самом верхнем, шестом этаже, но только войдя внутрь, Марианна поняла, какое ей предстоит трудное восхождение: лестница была крутая и темная, со стертыми грязными ступенями.

Марианна подумала, что если даже ей пришлось передохнуть на четвертом этаже, то как сюда поднимается пожилой художник? Или ежедневные тренировки закалили его?

На пятом этаже она спугнула пеструю кошку, которая с испуганным мяуканьем помчалась на чердак.

Наконец Марианна вскарабкалась на шестой этаж.

Здесь была единственная дверь, обитая протертым, прорванным в нескольких местах дерматином.

Марианна позвонила — но не услышала звонка.

Приглядевшись к двери, она поняла, что провод, ведущий от кнопки звонка, оборван.

Тогда она постучала, но из-за дерматина звук получился едва слышным.

В расстройстве она подергала дверную ручку…

И дверь открылась.

Она подумала, что Павел Питиримович, зная, что звонок не работает, заранее открыл для нее дверь. Эти художники люди легкомысленные. Рассказывала же ей Анна, что была в мастерской, которую держали четверо художников, так у них вообще двери никогда не запирались, потому что кто-то обязательно терял ключи и замок приходилось ломать.

После третьего раза замок отказался работать, и дверь просто подпирали чурбачком, как в деревенском сарае.

Марианна вошла в квартиру и оказалась в длинном полутемном коридоре, заставленном прислоненными к стенам холстами на подрамниках, повернутыми лицевой стороной к стене.

В квартире царила какая-то настороженная, загадочная тишина — не раздавались ни человеческие голоса, ни скрип половиц под ногами, ни звяканье посуды.

Марианна осторожно шагнула вперед и крикнула в гулкую темноту коридора:

— Павел Питиримович, я пришла! Мне ваш адрес дала Ирина Новоселова!

И снова ей никто не ответил.

Но ей открыли дверь подъезда, значит, хозяин дома… может, он