Наталья Калинина - Тонкая нить предназначения Страница 25

– Ешь.

Олеся хотела было возразить, что ее ждут к обеду, но вместо этого подвинула к себе кружку и сделала маленький глоток.

Хлеб и молоко оказались удивительно вкусными. Никакого сравнения с тем, что продавалось в магазине. Девочка и не заметила, как выпила все до капли и съела до крошки. Пока она ела, женщина безмолвно отошла к очагу и вновь занялась своим варевом.

– Спасибо, – поблагодарила девочка, на что женщина спросила, не хочет ли она добавки. Олеся качнула головой: нет. Тогда хозяйка завернула хлеб обратно в полотенце, взяла кувшин и отнесла все за занавеску. Убрав со стола грязную посуду в широкий таз, она села за стол напротив Олеси.

– Ну, что спросить хочешь?

Девочка удивленно посмотрела в лицо женщины, на котором не было написано никаких эмоций, так, будто в происходящем для нее не было ничего странного.

– Ничего, – прошептала Олеся. – Я… за мячом пришла. Случайно…

– Ко мне случайно не приходят, – ответила хозяйка избушки загадочной фразой и, встав, опять что-то помешала в котле.

– А кто вы? – осмелилась Олеся. Раз эта странная женщина желает вопросов, что ж, они у нее есть. – Как вас зовут?

– Каждый зовет меня так, как желает, – усмехнулась хозяйка. – А кто я – одним словом не ответишь. Ты лучше спроси меня о том, что тебя больше всего волнует.

Олеся задумалась. Если бы на ее месте была мама, она бы спросила про здоровье дочери. А что волнует саму Олесю? Как ни странно, вопрос о собственном здоровье в тот момент не показался ей таким важным, возможно, потому, что надежд на полное выздоровление девочка давно не питала, да и ответы на эту тему она привыкла получать от медиков. А эта незнакомая женщина казалась ей волшебницей, значит, и вопрос тоже должен быть особенным.

– Я хочу узнать, что находится за дверью, – выпалила Олеся. Спросила и испуганно замолчала, решимость ушла из нее, как воздух – из проколотого шарика. Произнесенное вслух ее давнее желание уже не казалось ей таким важным, напротив, оглушило своей нелепостью. Наверное, и правда нужно было задать вопрос куда серьезней. Но отрекаться от уже заданного вопроса девочка не стала, наоборот, тихо уточнила:

– Я вижу эту дверь во сне. Но всегда просыпаюсь, когда пытаюсь узнать, что за ней находится.

Женщина не удивилась такой странной просьбе, не рассмеялась ей, напротив, нахмурилась и внимательно посмотрела притихшей девочке в глаза. От ее взгляда, проникнувшего, казалось, в саму душу, Олеся невольно поежилась и втянула шею в плечи.

– Ты уверена в том, что этого действительно хочешь?

Олеся молча кивнула.

– Я могу сделать так, что эта дверь откроется. Но хорошо подумай, прежде чем идти за нее. Вдруг то, что ты там встретишь, напугает тебя или расстроит? И, самое главное, увиденное ты уже не сможешь изменить. Тогда как открытая однажды дверь навсегда изменит тебя.

– Да, я подумала, – ответила Олеся, набравшись неожиданной решимости. Внезапно пришло понимание, что вопрос она задала самый правильный, словно именно его и ожидала от нее хозяйка.

Женщина больше не произнесла ни слова, вновь скрылась за шторкой и вышла оттуда уже с большим овальным зеркалом в почерневшей серебряной оправе. Она поставила его на стол перед Олесей, протерла запылившееся стекло фартуком и, послюнявив палец, отмыла какое-то лишь ей видимое пятно на стекле. Оправа зеркала заслуживала особого внимания. Неведомый мастер, творя ее, вложил в нее, похоже, не только свой талант, но и душу. По всей оправе вилась вязь из то ли букв незнакомого Олесе алфавита, то ли символов. По обе стороны вязи были нанесены сценки из жизни. Девочка успела рассмотреть изображение старика рыбака, втаскивающего в лодку пустой невод, женщины, баюкающей на руках младенца, и горящую в пламени девушку с растрепанными длинными волосами, смешавшимися с языками пламени.

– Смотри внимательно в зеркало, – раздался над ухом голос хозяйки. – И ищи твою дверь. Только твою, понимаешь?

– Да, – произнесла глухим от волнения голосом Олеся, хоть еще ничего не понимала.

– Хорошо ее представь.

Девочка на этот раз просто кивнула. В горле сделалось шершаво и сухо, будто в него попал песок, захотелось прокашляться и глотнуть воды, но Олеся побоялась испортить все неуместной просьбой дать ей попить. А женщина тем временем сняла с полки один из горшочков, вытащила из него крышку-пробку и набрала полную горсть какой-то сушеной травы, которую она с неразборчивым бормотанием растерла в кулаке, превратив в порошок, и бросила в котел решительным жестом. Раздалось громкое шипение, будто в ледяную воду погрузили раскаленный гвоздь, над котлом взметнулось облако густого желтоватого дыма. Запахло чем-то резким, острым и не совсем приятным. Олеся сморщила нос, будто собираясь чихнуть, и громко шмыгнула.

– Смотри в зеркало! – прокричала женщина, и девочка, опомнившись, перевела взгляд на помутневшую, словно от пара, стеклянную поверхность. От усердия она вытаращила глаза и так и глядела, не моргая и затаив дыхание. От внезапности момента Олеся чувствовала себя потерянной. Зеркало так и отразило ее выпученные глаза и приоткрытый от удивления рот. Что от нее хотят? Что она сама хочет? Что пытается узнать, вглядываясь в свое замутненное отражение? «Ищи твою дверь», – прозвучали у нее уже будто в голове слова женщины, и Олеся обрадовалась. Да-да, конечно! Дверь! Ей нужно увидеть дверь… Поверхность зеркала тем временем запотела так сильно, что девочка перестала видеть отражение своего лица. Запах, наполнивший всю избушку и поначалу показавшийся резким, с примесью травяной горечи, приобрел сладковатые нотки сушеных грибов и яблок. Он мешал Олесе сосредоточиться, отвлекал, будто некий шутник, дергавший ее за нос. Девочка уже собралась было пожаловаться, но в этот момент увидела, что стекло зеркала начало проясняться и светлеть, как утреннее небо и в нем стали проступать новые изображения. С удивлением Олеся увидела в зеркале не собственное отражение, а зал с несколькими дверями. Она даже оглянулась, подумав, что это изменилась обстановка за ее спиной: вдруг хозяйка открыла какую-то дверь, раньше не замеченную гостьей, и в зеркале лишь отразилась другая комната? Но нет, за собой Олеся увидела все ту же бревенчатую стену, увешанную связками сушеных яблок и грибов. Только хозяйка куда-то исчезла, оставив ее одну, наедине с зеркалом. «Ищи свою дверь», – вновь вспомнилась ей сказанная женщиной фраза. Олеся придвинулась ближе к зеркалу, пытаясь в нескольких дверях найти ту, которая ей снилась. Это оказалось не так просто. Оказывается, она запомнила из своих снов не столько саму дверь, сколько обстановку помещения – то ли подвала, то ли хозяйственного блока, и трубы. Дверей в зеркале оказалось несколько, разных, но тем не менее у них у всех оказались какие-то общие детали, что делало их похожими. Прямо как в детской головоломке «найди десять отличий». Олеся первым делом «отбросила» все двери, которые показались ей изготовленными не из металла, затем «отсортировала» оставшиеся по форме и, наконец, остановила выбор на двух, которые из всех наиболее напоминали дверь из сна. Между собой они были похожи, как близнецы, и отличались лишь оттенком красного. Вот тут и возникла настоящая проблема: какая из этих двух дверей – нужная? Та, что слева, потемнее, или та, что справа – чуть светлее? Олеся переводила взгляд с одной двери на другую и нервно теребила кончик косы. Про то, что она находится в избушке долгое время и что семья, потеряв ее, наверняка сходит с ума от беспокойства, совершенно забылось. Для нее в тот момент ничего не существовало, кроме мучительного выбора и страха ошибиться. Может, девочка провела бы перед зеркалом еще долгое время, если бы ей не показалось, что его поверхность начала опять подергиваться дымкой. И тогда, испугавшись, что она так и не узнает, что скрывается за дверью, Олеся решилась и мысленно выбрала ту, что справа, – светлую. Она уже не мысленно, а наяву протянула руку к отражению двери в зеркале и коснулась металлической скобы, и тут же вскрикнула, потому что ладонь обожгло, словно она действительно коснулась не стекла, а раскаленного металла. Олеся затрясла кистью, а затем подула на ладонь. На коже, удивительно, вспухал красный след от ожога в виде скобки. Но, мельком глянув в зеркало, Олеся увидела, что дверь распахнулась и за нею находится темный коридор, в конце которого маячит огонек. Будто некто поджидал девочку с фонарем в руке. «Иди», – услышала она в своих мыслях и, забыв про боль в ладони, шагнула. Мысленно, но будто в реальности. На Олесю дохнуло спертым пыльным воздухом, она услышала звон разбивающихся о пол капель, и этот звук убедил ее в том, что она не ошиблась. Оглянувшись мельком, она увидела за спиной уже не бревенчатую стену, а прямоугольник открытой двери, в котором виднелась часть бетонной стены с извивающейся по ней змеей трубой. И Олеся, осмелев, пошла вперед, наполняясь шипучим, как ситро, и радостным, как праздник, предвкушением скорого открытия тайны. Коридор вскоре вывел ее в круглый светлый зал, в котором ничего не было кроме сильно растянутого темного окна на стене. Олеся недоуменно огляделась, и в это мгновение «окно», на самом деле оказавшееся экраном, вспыхнуло голубоватым светом. «Как телевизор», – решила про себя девочка. Происходящее уже перестало ее удивлять. Интересно, какое кино ей покажут? А кино началось сразу же, без вступительных титров. В первом же кадре появился младенец – сморщенный, красный, с открытым в крике беззубым ртом. Чьи-то руки в окровавленных перчатках держали новорожденную девочку под мышки, словно желали продемонстрировать ее во всей красе. «Да это же я!» – внезапно поняла Олеся. В следующем кадре она уже оказалась в прогулочной коляске. Было ей около года, в руке она держала плюшевого медведя, голову ее украшал огромный розовый бант, а на толстеньких ножках, одетых в белые колготки, красовались новые сандалики в тон банту. Олеся узнала и этого медведя, который был ее любимой игрушкой лет до семи, и сандалики – на многих детских фотографиях она была запечатлена в них. Дальше быстро, словно некто поставил ленту на перемотку, промелькнули другие кадры ее уже прожитой жизни, и наконец-то «фильм» остановился на кадре сегодняшнего дня. Вот мама расстилает на земле покрывало, папа хозяйничает у костра, а она сама с Ярославом играет в мяч. Олеся вначале улыбнулась, а затем всполошилась: ой, ее семья ждет на поляне! Как же так случилось, что она совсем забыла об этом?! Но она тут же забыла о семье, потому что кадры на экране вновь замелькали и остановились. Юная девушка с распущенными каштановыми волосами, одетая в красивое платье персикового тона, счастливо машет кому-то рукой с зажатой в ней тоненькой книжечкой. «Это мой школьный выпускной!» – поняла опять Олеся, и сердце ее радостно забилось. Неужели ей теперь показывают ее будущее? Как здорово! И… какая же она станет красивая! А потом экран заволокло туманом, сквозь который начали проступать темные силуэты медленно бредущих людей. От их ссутуленных фигур веяло скорбью и тяжелой печалью, и сердце девочки тревожно сжалось. Что это, откуда, зачем? Нет, нет, она не хочет это видеть! Она не хочет знать, что за громоздкий прямоугольный предмет несут на своих плечах мужчины с поникшими головами, переступавшие ногами так медленно, будто их сковывали тяжелые цепи.