Алла Полянская - Невидимые тени Страница 25

– Майя, а есть на свете хоть что-то, чего ты не умеешь? – Валерия с интересом посмотрела на гостью. – У тебя, похоже, масса талантов.

– Есть, конечно. – Майя смущенно улыбнулась. – Например, я не катаюсь на коньках и совершенно не умею вязать ни крючком, ни на спицах и учиться не хочу, меня это занятие угнетает.

– Понятно. – Валерия вовремя перехватила инициативу у не в меру прыткой дочери, когда та вознамерилась схватить со стола вилку. – Сорока, а не ребенок. Чуть что блестит – только следи, чтоб не схватила. Что ж, проблема решена – завтра с утра купите обои и остальное, а ребята тем временем вынесут из комнаты мебель, и действуйте. Хотя я о себе скажу: мне хоть тысячу этих роликов покажи, я получу представление о работе, но выполнить ее смогу вряд ли.

– Это потому, что у тебя, слава богу, не было в этом крайней нужды. – Майя знает, что ступила на тонкий лед, но надо идти до конца. – А когда у тебя из всех активов – около тысячи долларов, которые были в кошельке на момент твоей смерти, и дворницкая зарплата с перспективой влиться в дружный коллектив дворников, чтобы утратить саму себя, тогда ты будешь изо всех сил стараться сохранить хоть что-то из того, что напомнит тебе о том, кем ты являешься.

– Понимаю. – Валерия кивнула. – Так, может, ты все-таки расскажешь нам? Раз уж мы немного в курсе.

– Расскажу. – Майя опустила ресницы. – Я не думала, что смогу рассказать хоть кому-то, а вас тут так много, и знакомы мы всего ничего… но я устала носить это в себе.

– Майка, мы никому-никому, честно! – Ника обвела собравшихся взглядом. – Правда. Хоть нас тут одиннадцать человек и кот, детей и Буча в расчет не принимаем, они на своей волне, а остальные… Да, ты нас почти не знаешь. Но посмотри на меня. Ты мне можешь поверить?

– Могу. – Майя с улыбкой смотрит ей в глаза. – Тебе – могу.

– Так вот. Я ручаюсь за каждого из сидящих здесь людей. Ручаюсь всем на свете – никто из нас никогда не навредит тебе, а уж тем более – не расскажет то, что сейчас услышит, ни одной живой душе. Но если ты не готова, тогда не рассказывай.

– Шаг сделан, Ника. – Майя вздохнула. – Все так запуталось, и вам нужно знать, откуда что взялось.

– Майя, что бы ты сейчас ни сказала, мое отношение к тебе не изменится. – Матвеев взял ее ладонь. – Неважно, что было когда-то.

– Спасибо, Максим. – Майя опустила голову, собираясь с духом. – В этой истории нет ничего, что меня порочит. Просто… очень страшно вспоминать. Я за эти годы построила совершенно другую жизнь и надеялась, что… В общем, неважно. Да, я – Ирина Марьина, мне тридцать семь лет, и я была женой Леонида Марьина, владельца холдинга «Гермес». Мы прожили с Леонидом почти пять лет, и за эти годы я от него, кроме добра, ничего не видела. Леонид был человек уникальный. Познакомились мы с ним, когда я работала в крупной фирме, торгующей медицинским оборудованием, а он покупал его для детских больниц. И вот ему понадобились кохлеарные имплантаты – этот прибор вживляется в ухо глухого ребенка, и тот начинает слышать. Но ставить его надо до пяти лет, пока формируется речевой центр, потом уже поздно, ребенок будет слышать, но говорить вряд ли. Прибор стоит двадцать тысяч долларов – один, да и операция тоже… в общем, дважды в год Леонид закупал эти аппараты и оплачивал операции нуждающимся детям. Он получал списки больных из Министерства здравоохранения, изучал каждое личное дело и давал детям шанс на полноценную жизнь. При этом родители даже не всегда знали, кому они обязаны. Вот так мы и познакомились. У него к тому времени умерла жена, дочь училась за границей, а Артем, сын его жены от первого мужа, помогал ему в бизнесе. Артем очень толковый, Леонид им гордился – он воспитывал его с трех лет и вложил в него очень много сил. Они были… очень близки. А тут я – почти на двадцать лет моложе Лени, с кучей проблем – у меня мама тогда серьезно болела, отец пил беспробудно… в общем, мне и в голову не приходило, что такой человек, как Леонид Марьин, может заинтересоваться мной. Я работала сутками, чтобы обеспечить маме нормальный уход – она лежала в отдельной палате, там круглосуточно дежурила медсестра… А тут умер папа, я занялась похоронами – и вдруг звонит Леонид и начинает что-то говорить о партии рентгеновских аппаратов, о списке больниц, а я в похоронном бюро выбираю гроб и венки, и надо еще с местом на кладбище решить, и остальное. Он спросил: что у вас случилось? Но не так, знаете, дежурно спросил, а словно и правда хотел помочь. И я ему прямо в трубку расплакалась, потому что папа не всегда же был такой, я помнила его и другим – добрым, веселым. Леонид тогда спросил: где ты сейчас, девочка? Вот так и сказал – девочка. Я назвала адрес. Через двадцать минут его машина была там – не знаю как, в Москве же такие пробки! Он вошел, а я подсчитываю на калькуляторе расходы, думая о том, что если сделать все как следует для папы, то оплатить месяц маминого пребывания в больнице будет нечем и забрать ее никак – тогда я работать не смогу… Леонид отвел меня в машину, усадил и велел ждать. Я, как в тумане, была – перед смертью отец неделю колобродил сутками, маме стало хуже, я с ней в больнице по полночи сидела, потом к папе домой – боялась, что он газ откроет и забудет. Когда Леонид вышел, мне позвонили из больницы. Мама умерла. Я не помню, что делала. Я сидела в машине, Леня что-то спросил, а я только и могла ответить: мама умерла. Он сам набирал больницу, кому-то звонил, что-то решал, я не могла ничего, спала с открытыми глазами, мне кажется. Потом позвонил мой начальник и стал кричать, что я завалила сделку, приехали клиенты, а я болтаюсь весь день невесть где, и смерть родственников – это моя проблема, фирма не должна терять прибыль… Он так громко орал в трубку, что Леонид взял ее у меня и вышел с ней из машины.

– Могу представить, что он сказал твоему шефу. – Валерия злорадно фыркнула. – Таких уродов надо в клетки сажать, а не позволять им с людьми работать.

– Я не знаю, что он сказал. Я туда не вернулась, а Леня нашел другого поставщика – не стал с ним больше работать. – Майя вздохнула. – Он отвез меня к себе домой, уложил спать, наутро мы поехали на кладбище – там уже все было готово, и людей привезли в автобусах – с маминой работы и соседей, родни-то у нас не было. В общем, родителей похоронили, помянули по обычаю – Леня все устроил, я бы это не вытянула. Я больше недели спала в той комнате, что он мне выделил – как сурок. Все слышала, все понимала временами, но проснуться не могла. Доктор приходил, женщина была – медсестра, а я не могла очнуться, ну никак. Мне казалось, что стоит ночь, и зачем меня эти люди будят среди ночи, я понять не могла.

– Нервы и переутомление. – Олешко задумчиво потер кончик носа. – Это бывает при длительном стрессе.

– Ужасно, конечно… – Лидия Матвеевна вздохнула. – Подумать страшно, как иной раз людям достается.

– Меня тогда Леня просто спас. – Майя зябко поежилась. – Не знаю, как бы все это сама вытянула. Я бежала на длинную дистанцию, а на самом финише упала. И Леня поднял меня и помог дойти. Потом мне стало лучше, и мы с ним стали вечерами гулять по его саду. Это даже не сад – скорее, парк. Он приезжал вечером, и мы с ним бродили – сначала молча, потом говорили о том о сем. Он иногда о работе рассказывал, я слушала, случалось – делала какие-то замечания, он обдумывал их и говорил: да, вот здесь ты права, а тут так не получится, потому что… В общем, у нас появились темы для разговоров. А потом наступил момент, когда я поняла: надо уходить, я гощу в его доме слишком долго. Надо возвращаться в свою жизнь, искать новую работу… Я Лене об этом сказала, а он говорит – ладно, что ж. Но мы же будем видеться? Я собралась, и он отвез меня домой. И когда я вошла в квартиру, глазам своим не поверила. В последние пару лет отец пил постоянно, а мама жила в больнице. Можете себе представить, что творилось в квартире. А когда я вошла в прихожую, решила, что ошиблась дверью. Оказалось, пока я болела, мою квартиру превратили в нормальное жилище. При этом не выбросили ничего, что имело для меня ценность: мамино зеркало вписали в интерьер, хотя отец его давно разбил, только рама оставалась – теперь оно в прихожей висело. Ну, и прочее. Я хотела позвонить Леониду, но он явился сам. Он не уехал, оказывается, а съездил в кондитерскую, привез пирожных, и мы сели пить чай. Он предложил мне работу – ему нужна была помощь с благотворительностью, и с тех пор именно я просматривала все списки нуждающихся, отмечала особо срочные случаи, держала связь с больницами и изучала просьбы о помощи в Интернете. Через полгода мы поженились, и пять лет я думала, что счастливее меня нет на свете человека. Рядом был мужчина, которого я любила и который любил меня, я занималась нужным и полезным делом, и у меня это отлично получалось. А потом все рухнуло.

– Майя… – Матвеев обнял ее за плечи.

– Ничего, Максим. Я должна, ты же сам понимаешь. Мы собрались поехать покататься на лыжах. Я не очень спортивная, а Леонид любил активный отдых и всегда немного подтрунивал надо мной, потому что для меня лучший отдых – это поход по магазинам и салонам красоты. Леня принимал меня такой, какая я есть, со всеми слабостями, а я старалась составить ему компанию в его спортивных интересах, если видела, что мне это по силам. Мы плавали, катались на лыжах, ходили на байдарках, играли в теннис, а вот марафон он бегал без меня, тут я его только морально могла поддержать, самой даже подумать было страшно о таком. Мы поехали в Швейцарские Альпы, Леонид очень любил тамошние курорты, а потом он обещал мне неделю в Тулузе, там у нас был старинный замок, он купил его для меня, мы в нем устраивали маскарады. Неделя в снегу компенсировалась неделей костюмированных балов, и это того стоило. Тем более что Лене очень хотелось покататься на лыжах – он был заядлый лыжник, даже летом умудрялся кататься на роликах по асфальту.