Валерий Карышев - Александр Солоник: киллер мафии Страница 25

Саша сидел у окна лицом к выходу. Он проводил в «Красном маке» уже второй вечер – вчера сидел тут же. Позиция была выбрана на редкость удачно: в полутьме никто не мог рассмотреть его лица, зато он сам не пропускал ни одного входящего и выходящего. Солоник уже внимательно осмотрел зал – какая-то компания подвыпивших мужичков, попавших сюда явно по ошибке, несколько коротко стриженных мужчин атлетического сложения с ничего не выражающими лицами, пара молоденьких телок, неумеренная косметика и вызывающие мини-юбки которых не оставляли сомнений относительно их ремесла…

Никого, похожего на Ржавого, не было ни вчера, ни сегодня – равно как и людей, которые, согласно словам куратора, должны его прикрыть в случае форс-мажора.

Подошел официант. Саша, для приличия полистав меню, заказал салат, бифштекс и минералку.

– Что пить будем? – развязно спросил «халдей».

– Я же сказал – боржоми.

Официант едва заметно улыбнулся – в его понимании слово «пить» имело однозначный смысл, без всяких разночтений.

Тем временем лабухи настроили инструменты, и негромкий гул зала прорезал надтреснутый голос вокалиста, многократно усиленный динамиками:

– А теперь для нашего дорогого гостя Вити, недавно вернувшегося в родные края, прозвучит его любимая песня…

Зафонил микрофон, душещипательно всхлипнула электрогитара, и кабацкий менестрель, сжимая шейку микрофона, трагически зашептал:

Это было давно, это было весной,Шел этап, окруженный штыками.На разъезде одном я увидел ееПолных слез голубыми глазами.

И, увидев этап, к нам она подошла,Подарила платочек шелковый.И на этом платке было несколько слов.Плакал фраер – то было не ново.

Вскоре вернулся официант, молча поставил заказанное и удалился.

Саша взглянул на часы – половина восьмого. Кабак закрывается в одиннадцать, значит, придется бесцельно сидеть тут до самого закрытия.

Бесцельно ли?

От него сие не зависит. Правильно говорят: хуже всего – ждать и догонять.

Покончив с ужином, Солоник откинулся на спинку кресла, бросив осторожный взгляд в сторону выхода: новые клиенты не появлялись, и из зала никто не выходил.

А лабух на подиуме продолжал надрываться под лязг тарелок и слезные рыдания электрогитары:

И писал ей тогда:«Здравствуй, Валя моя,Здравствуй, Валя моя дорогая!Я разбойник и вор. Срок большой у меня,Ждет меня уж могила сырая!»

Неожиданно Сашу словно что-то кольнуло. Такое ощущение может быть у человека, осознавшего, что за ним осторожно, скрыто следят.

Отключившись от песни, он осторожно обернулся направо: из полутьмы зала на него уставились чьи-то глаза, но рассмотреть, кто именно за ним наблюдает, было невозможно из-за царившей в зале полутьмы.

Неожиданно над самым ухом послышался хрипловатый, словно простуженный голос:

– Привет, братан…

Саша поднял голову – перед ним стоял высокий атлет лет двадцати пяти: квадратные кулаки, коротко стриженная шишковатая голова, кожаная куртка, спортивные штаны с красными лампасами. Короче, типичный «бык» из какой-нибудь местной бригады.

– Добрый вечер, – поздоровался Солоник, жестом приглашая «быка» присесть.

– А я за тобой уже второй день наблюдаю, – сообщил тот.

– И чего высмотрел?

– Да ничего… Странный ты мужик. Сидишь один, водяру не пьешь, телок не снимаешь… На командировочного не похож, да и не бывают они тут. Наверное, тебе что-то надо. Не минералку же сюда пить пришел?

– А если и надо? – Солоник невозмутимо подлил себе боржоми.

– А если надо, то говори, – не отставал «бык». – Ты хоть знаешь, что это за кабак?

– Знаю. Братва тюменская тут собирается. – Казалось, Сашу было трудно чем-то смутить.

– А откуда?

– В Кургане рассказывали… Оттуда и приехал.

– А кто ты такой будешь? Бизнесмен? Пацан? – допытывался «бык».

– Для тебя что, все люди на бизнесменов и пацанов делятся?

«Бык» насупился, засопел.

– Вот что: давай-ка ты «поляну» накрой, да перетрем, чо тебе тут надо…

Саша подозвал официанта и, достав из внутреннего кармана пресс крупных купюр, предложил новому знакомому – давай, заказывай.

Когда на столе появились коньяк, мясо и фрукты, «бык» явно приободрился. Недавняя настороженность сменилась покровительственной снисходительностью, но Саша продолжал вести разговор вокруг да около, пока не говорил о цели своего визита и, цедя минералку, наблюдал за соседом по столу.

Тот жадно, по-свински чавкал, скреб ложкой по тарелке с нелепой надписью «общепит», с неприятным тянущим звуком лакал армянский коньяк. В Саше росло непреодолимое отвращение.

Наконец, довольно икнув, «бык» спросил в лоб:

– Так чо тебе в Тюмени надо?

Саша начал издалека.

Назвался своим настоящим именем, сообщив все, как его учили: да, нечего скрывать, он бывший мент. Подставили – бежал из зала суда, поймали и на пермскую зону.

– И как тебя там не опустили? – искренне удивился «бык».

– Пробовали. Не получилось. Там «смотрящим» Корзубый был, а когда не вышло на меня наехать, убрали его со «смотрящих». Ты справки наведи, поинтересуйся, какой там хипеж был, – посоветовал Солоник.

– Наведу, – пообещал собеседник. А Саша продолжал гнуть свою линию.

После того хипежа его перевели в ульяновскую «восьмерку». Бежал, шифровался, уходил от мусоров – скентовался с курганской братвой. Те приняли его, простив ментовское прошлое. Пацаны серьезные, боевые, но выхода ни на кого из авторитетов не имеют. Нет таких в Кургане. В общак чей лавье сливать, чьим именем крыться, если что? Вот его и послали сюда в качестве полномочного представителя… Если уважаемый собеседник желает, пусть передаст местной братве, чтобы те ему, Саше Солонику, стрелку кинули – перетереть.

– Только я хочу вести базар с авторитетными людьми, – закончил курганец.

– А о ком ты слышал? – атлет изучающе взглянул на Сашу.

– Знаю, что тут такой Ваня Титенков есть. Ржавый его погоняло. Если можешь ему сказать – скажи. Слышал я еще и о таком Гавриле, Геной, кажется, зовут, но о делах его ничего не знаю.

– Ладно. – Тюменец грузно поднялся из-за стола, и Солоник сразу же обратил внимание, что был он как стеклышко трезвым. – Давай так: завтра вечером тут, в «Маке», за этим же столиком…

Ответ Ржавого разочаровал: у меня и так все ништяк, ни с кем из Кургана я базаров вести не буду – к тому же с бывшим мусором.

Все это, как и было оговорено, сообщил Саше тот самый «бык», с которым он имел беседу накануне.

– Он мне велел еще такие слова передать: что это за хрен с бугра тут нарисовался? – бандит выглядел развязным и подчеркнуто высокомерным, не в пример вчерашнему. – Курганские в Тюмени не нужны, тут своих пацанов выше крыши. Если они там хотят делами заниматься, пусть занимаются, а мы тут ни при чем. А к Гавриле вообще не суйся – у нас с ним свои дела, а какие – не твоего ума дело. Так что, ментяра, не путайся под ногами, коли жизнь дорога. Тебя сюда не звали, так что езжай из нашего города по вечерней прохладе. А мы проследим обязательно. А коли так уж на стрелку набиваешься – давай, устроит тебе Ржавый стрелку со своими пацанами. Только после нее ты уже никуда не поедешь.

Саша выслушал эти слова совершенно спокойно, даже бровью не повел: на нет и суда нет. Повел плечами и, рассчитавшись с официантом, вышел, не попрощавшись.

Взял такси, попросил повозить его по городу, затем вышел, проехал несколько остановок на троллейбусе, а следующая тачка отвезла его на квартиру, что по проспекту Ленина.

Закрыл дверь на все замки, извлек из-под кровати небольшой атташе-кейс, щелкнул никелированными замочками… Там лежал блокнот с зашифрованными координатами Титенкова и Гаврилова и два пистолета «ТТ» с загодя подготовленными самодельными глушителями, оба ствола польского производства. Оружие малоценное, как учил его когда-то инструктор, одноразовое.

Впрочем, это не означает, что неэффективное, и в Тюмени в этом скоро убедятся…

Вечерело. На центральных улицах города зажглись первые фонари, в окнах домов замелькал неверный голубоватый свет: тюменцы, вернувшись с работы домой, сидели у телевизоров.

Молочная «девятка», грубо подрезав дряхлый «Москвич», резко свернула направо, в сторону старого кирпичного дома. Стоявший на углу сержант-гаишник даже бровью не повел: наверняка он отлично знал и машину, и владельца, нарушившего правила, человека влиятельного и авторитетного, связываться с ним не хотелось.

Рядом с водителем сидел невысокий кряжистый мужчина с крупными чертами лица, массивным подбородком. Колючий взгляд маленьких глазок из-под рельефных надбровных дуг, густо татуированные пальцы, а главное – подспудная внутренняя агрессия, исходившая от него, невольно внушали безотчетный страх любому.

Это и был владелец «жигуля» – тюменский авторитет Иван Иванович Титенков, более известный тут, в газонефтяном крае, как Ржавый.