Анна и Сергей Литвиновы - Небесный остров Страница 25

– Неважно. Серьезные люди. Хозяева.

– Муж твой, что ли?

Виола на долю секунды растерялась. Ответила не очень уверенно:

– Ну… да.

И Полуянов захлопнул ловушку:

– А чем я могу помешать доктору наук, директору научного института?

Девушка надула губки. Но произнесла даже с некоторым восхищением:

– Вот ты упрямый! Я ж о тебе забочусь! Но если жизнь не дорога – оставайся, конечно. Венок тебе на похороны пошлю.

– А кто меня закопает? Лично Вадим Андреевич Ларионов? – усмехнулся журналист. – Или этому, с белыми глазами, поручит?

– Чего?

– Ну, парень на пляже к нам подходил и еще убить меня обещал.

– А, Эдик! – Девушка усмехнулась. Произнесла, словно про себя: – А я никогда внимания не обращала, какие у него глаза… – И твердо добавила: – Нет. Эдик – человек мирный. Он мой брат, кстати. Родной.

– Да ладно! – опешил журналист. – Ты – красавица, а он…

– А он умница. – В ее голосе прозвучали нотки уважения и зависти.

– Слушай, а кто вообще твой Эдик? По жизни?

– Ну… – Девушка задумалась. – Он… он вообще гений, вот кто! Что ни спросишь – все-все знает!

Прозвучало это совсем по-детски, Дима улыбнулся. Виола тоже. Пробормотала:

– Вот вроде что он мне? Взрослая, сама себе хозяйка… Но до сих пор перед ним робею.

И потерла запястье.

Дима только сейчас рассмотрел: на нем красовался синяк.

Он сделал вид, будто не заметил. Спросил небрежно:

– А что ж такой гений и у твоего мужа секретарем работает?

– Что б ты понимал! – хихикнула она. – Секретари Вадиму кофе подают. А Эдик все в Институте моря придумал. И пляж, и кафе. Организовал, управляет. И еще… еще… он диссертацию пишет. Докторскую, между прочим! Про макрофитобентос.

– Как? – усмехнулся Полуянов.

– Структура макрофитобентоса в зависимости от рельефа дна, – важно произнесла она. – Теория, практическая часть. Сам опыты проводит. Днем некогда ему – вечерами, ночами в лаборатории сидит. Я ее желтым домом называю.

– Почему?

– У нас в институте все корпуса после ремонта. А Эдикова лаборатория на отшибе, ее пока в порядок не приводили. Цыплячья такая штукатурка, вся облезлая. Вот я и придумала: «Желтый дом».

«Да, – подумал Полуянов. – Действительно интересный человек».

…Мимо «Ауди» проследовала компания парней. Вида воинственного, говорили нарочито громко. Полуянов слегка напрягся. Однако самый горластый, по виду главарь, дружески им помахал. Крикнул:

– Привет, Виолка, как жизнь?

– Не дождешься, Бугай! – весело откликнулась красотка.

А Полуянов пробормотал:

– Обширный у тебя круг знакомств!

– Да я ж выросла здесь! – хмыкнула она.

И любовно погладила руль новехонькой машинки.

– Рада, что вырвалась? – спросил Дима.

– А то. – И пожаловалась: – Мамашу, вон, тоже хочу отсюда перетащить, хотя бы в квартиру, но уперлась старушка. Тут у нее собутыльники, свобода.

«Вроде расслабилась девушка», – подумал Полуянов.

Но тут, очень некстати, у Виолы мобильник зазвонил. Полуянов успел рассмотреть на определителе: «ЭДИК». Отвечать Виолетта не стала, но сразу опять напряглась, ладошками в руль уперлась. Сухо произнесла:

– Все, Дима. Я тебя предупредила, а дальше ты уж сам думай. И за мной не ходи больше.

Завела свой лимузин, лихо развернулась, помчалась обратно в гору, затормозила, едва не снеся бампер его «Приоры». Угрожающе велела:

– Выходи. Ну?!

– Позвони мне, пожалуйста. – Полуянов протянул ей визитку.

– Никогда, – отрезала она.

Так он и остался стоять – в облаке пыли, что подняли ее покрышки, и с собственной карточкой в руке.

Ничего толком не узнал.

И в Институт моря не попал.

…Дима купил в кособоком магазинчике бутылку воды. Вышел, закурил. В раскаленную машину лезть не хотелось. Присел на парапет. Задумался.

Пока что командировка выходила точно в соответствии с теоремой Стокмайера: «Если кажется, что работу сделать легко, то будет непременно трудно».

Все неладно. Автор письма в газету мертв. Родители погибшей молчат. Хозяева пляжа, где случилась беда, нахально утверждают: их вины в том нет. Свидетелей толком тоже нет.

Поневоле вторую часть теоремы Стокмайера вспомнишь: «Если на вид работа трудна, то выполнить ее абсолютно невозможно».

И все же Дима сдаваться не собирался. Однако планы на сегодня слегка изменил.

Двор дома, где некогда проживал пенсионер Крамаренко, оказался на этот раз абсолютно пуст. Единственная, очень древняя, старуха на лавочке восседала. Подставила морщинистое лицо солнцу, редкие зубы в ярких лучах совсем черными кажутся. И бормочет что-то про себя. Журналист подошел поближе, не без труда разобрал: «Думали: я? Я следующей буду? А шиш вам! Не дождетесь!»

Вот сразу и тема для беседы появилась. Приблизился к бабке, гаркнул в самое ухо:

– Когда Крамаренко-то хоронят?

Древнее создание с неудовольствием оторвалось от своих медитаций. Неприязненно взглянуло на Диму. Буркнуло:

– Чего орешь?

Он безропотно понизил голос и повторил вопрос.

– Што-што? – приложила руку к уху бабуся.

Полуянов только рукой махнул. Подождать надо, пока во дворе кто-нибудь более дееспособный появится.

Но отойти не успел – старушенция откликнулась (в надтреснутом голосе зазвучали нотки превосходства):

– Вот сейчас, внучок, сейчас и хоронят. Все на кладбище и поехали!

Да уж, действительно провинция. Как в песне поется: «И навеки провожают всем двором».

Взглянул на часы: полдень. Процесс в самом разгаре, наверно.

И налетел на бабуленцию с новым вопросом:

– А поминки где будут, тут? Или в кафе каком-нибудь?

Мутная пелена в глазах старой женщины рассеялась. Окинула его внимательным взглядом, поинтересовалась, почти заботливо:

– Тебе, милок, что ли, выпить надо?

Полуянов принял скорбный вид:

– Не, просто попрощаться с Иван Петровичем хотел. Ну и помянуть, конечно.

Уже и легенду на ходу придумал: мол, знакомы по причалу, вместе по ставриду ходили. Но врать не пришлось. Бабка отчего-то прониклась к нему участием. Махнула клюкой в сторону подъезда, посоветовала:

– Так ты пойди, пойди в квартиру к нему. Там люди есть, кутью готовят, все, что положено. И рюмку тебе нальют.

Полуянов так и поступил. Вошел в подъезд, вдохнул, как и три дня назад, ароматы кошачьей мочи и сырости. Мимолетно подумал о бренности бытия. Ехал в командировку по письму. А оказался на поминках по его автору.

Дверь в квартиру была приоткрыта. Но врываться Дима не стал – вдавил кнопку звонка. Ожидал на пороге увидеть кого угодно. Родственников, скорбных и пьяных. Малолетних правнуков, обиженных, что их лишили приключения, не взяли на кладбище. Жадную до чужих похорон соседку. Однако отворила ему девушка со светлым, почти счастливым лицом. Стройная фигурка тонет в тунике, губы в приветливой улыбке. Совсем не вписывалось эфемерное создание в атмосферу квартиры – разоренной, неуютной, с завешенным черным покровом зеркалом.

– Здравствуйте, – растерянно вымолвил журналист.

– Привьет, – дружелюбно откликнулась девица.

Она, что ли, иностранка?!

И не ошибся. Потому что юница слегка нахмурила бровки и, старательно артикулируя, произнесла:

– По-жа-луй-ста.

И крикнула в недра квартиры:

– How to say in Russian «come in»?[3]

Ей на помощь уже спешил парень – по виду русский, в обрезанных джинсах, руки на ходу вытирал о футболку. Однако обратился к гостю с дружелюбностью абсолютно западной:

– Вы на поминки? Проходите, прошу вас.

И, хотя по-русски говорил чисто, Дима по еле уловимым признакам понял: тоже не наш и уехал давно. Кем, интересно, парочка приходится скромному провинциальному пенсионеру?

Осторожно произнес:

– Я, наверно, слишком рано.

– Ну да, – беззаботно откликнулся парень. – Все на кладбище. Только мы дезертировали. – Метнул в свою подружку нежный взгляд и пояснил: – Кэти испугалась. Понимаете, она не привыкла: кладбищенская атрибутика, оркестр, плачи поминальные. – И протянул Полуянову руку: – Николай. Внук Ивана Петровича.

– Дима. Соратник Ивана Петровича по рыбалке, – представился журналист.

Рисковал, конечно. Любой местный разоблачит новоявленного «соратника» в два счета. Но Николай – по всему видно – с дедом последний раз общался давно. Да и скорбью не исходил – приличествующие случаю соболезнования, что пробормотал Дима, выслушал без особой скорби на лице. И сразу засыпал его вопросами: осталась ли в Черном море ставрида? По-прежнему ли ее ловят на самодур? И не разжился ли дед хотя бы плохонькой, но моторкой?

Дима, пусть и был совсем не в теме, экзамен сдал. Сказывалась выучка журфака: неважно, знаешь – не знаешь, главное, с уверенным видом отвечать. Кэти стояла рядом, напряженно прислушивалась к разговору, но, судя по ее озадаченному личику, не понимала ничего. Полуянов галантно предложил: