Марина Серова - Вранье высшей пробы Страница 25

— То, что я хочу тебе сказать, не только в моих, но и в твоих интересах, — снова раздался в трубке тот же голос Геннадия. — Не бойся, это не касается секса.

Успокоил!

— Нельзя ли побыстрее изъясняться? — поторопила я Делуна.

— У моей бабки кое-что пропало. Я перерыл всю квартиру, но так и не нашел того, что искал. Ты можешь мне помочь в поисках, — не спрашивая, а утверждая произнес Геннадий. — Заодно, думаю, и убийцу найдешь.

Слишком уж сказанное Делуном перекликалось с тем, что я только что узнала от Виолетты. Поэтому я не могла не отреагировать.

— Так что конкретно пропало? — настаивала я на ответе.

— Приезжай, — предложил Геннадий. — На месте все узнаешь.

— Буду через полчаса, — отрывисто произнесла я и в раздражении бросила трубку на сиденье.

Не слишком ли все одно к одному складывается? Не успела я узнать, что Ксения Даниловна настойчиво требовала от Зуйко что-то ей вернуть, как тут же в доме старушки обнаруживается пропажа. И почему-то об исчезнувшей вещи знает лишь непутевый и нелюбимый внук покойной. Не странно ли? Что ж, придется разбираться.

Как мне не хотелось вновь оказаться с Делуном с глазу на глаз, кто бы знал! Однако на этот раз я была за себя спокойна. После стычки Геннадия с мачехой на улице его рейтинг сильно упал в моих глазах. Дымка некоторой загадочности, которой я сама же и окутала молодого человека, мгновенно улетучилась. Геннадий предстал передо мной самым обычным волокитой и бабником, хамом и подлецом, такие, как он, использовав очередную жертву в своих целях, спокойно переступали через нее, беззаботно шагая по жизни дальше. Геннадий именно так обошелся с мачехой и наверняка со многими другими женщинами, которых я не знала.

Теперь я была во всеоружии. Этим оружием являлась обыкновенная человеческая брезгливость, возникавшая у меня при одной мысли о Геннадии Делуне. И через нее он не заставит меня перешагнуть, сколько бы ни упражнялся в своих методах обольщения, в этом я была стопроцентно уверена.

Резко затормозив перед светофором, я щелкнула китайского болванчика, висевшего в качестве украшения в моей машине, по носу. Расследуемое преступление оказалось столь запутанным и долгоиграющим, что, похоже, Анатолию Делуну придется еще мне платить, моего долга за ремонт будет недостаточно, чтобы нам разойтись. Меня не устраивало одно: поиск убийцы затягивается. Вообще-то дело не стоит на месте, оно все время двигается вперед, и кажется, вот-вот я обнаружу убийцу, но — как бы не так! За одним поворотом следует другой, потом еще и еще, а конца этой истории пока не видно. А я не люблю затянутых дел.

Надо же было такому случиться, чтобы каждый член семьи Евгения Делуна оказался под подозрением в убийстве! Причем подозрения-то были справедливыми и достаточно обоснованными. Сколько времени я потеряла, пока проверила алиби каждого из них!

Опасаясь, что моя самокритичность постепенно превратится в самоедство, я перевела мысли на другое. А вскоре припарковала машину к дому, в котором жила Ксения Даниловна. Навстречу мне попался пенсионер, у которого я брала показания на следующий день после убийства.

— Ну как, нашли преступника? — весело заговорил он, как будто речь шла о совершенно будничном деле, а не о жестоком и хитром убийстве.

— Почти, — деловито отрезала я, не желая вступать в разговор с пенсионером.

— Может, поделитесь? — не особо надеясь на успех, спросил дедок.

— Позже из газет все узнаете, — бросила я и скрылась в подъезде.

Геннадий Делун встречал меня при параде. Было заметно, что он тщательно подготовился к моему прибытию. Волосы его, аккуратно зачесанные назад, открывали высокий лоб. И кто только придумал, что высокий лоб — признак большого ума и отличительная черта интеллектуалов? Серый свободный джемпер и неизменные джинсы — все с иголочки, свежевыстиранное и свежевыглаженное. Аромат недешевого мужского одеколона овеял меня, как только открылась дверь.

— Проходи, — буравя меня взглядом, пригласил Геннадий.

Зайдя в комнату, я, заранее решительно настроенная, выложила все условия, которых Делун должен придерживаться. Этим самым я как бы запихнула его в строгие поведенческие рамки.

— Быстренько излагай суть дела, так как мне некогда. И оставь при себе все подкаты в мою сторону.

— Твой способ защиты мне ясен, — не изменяя своему извечно насмешливому тону, проговорил Геннадий. — Сядь хотя бы.

«Действительно, чего я так дергаюсь?» — подумала, задетая его словами, и села. На этот раз старший сын полковника не стал садиться рядом со мной на диван, а уселся на стул, который поставил напротив меня.

— Так что пропало из вещей твоей бабки? — решила я первой начать разговор, подумав, что наводящими вопросами быстрее сдвину этот айсберг с места. Хотя нет. Геннадий Делун больше похож на раскаленную печь, хоть он и старался придавать своему виду как можно больше пренебрежительности.

— Из вещей ничего. Пропали деньги.

Сообщив это, он внимательно проследил за моей реакцией — за вскинутыми в изумлении бровями и непроизвольно вытянувшимся лицом.

— Сколько? — бесцеремонно задала я вопрос, услышав который в приличном обществе на меня косо бы посмотрели. Да, собственно, в приличном обществе я и не стала бы задавать такой вопрос.

— Точно не знаю, но, по моим подсчетам, не менее двадцати тысяч рублей, — сразу четко ответил Геннадий.

Вот уж интересная складывается картина! Родной сын Клавдии Даниловны утверждает, что у его матери не может быть сбережений, разве что не больше пары тысяч, тогда как отвергнутый ею внук говорит совсем противоположное. По словам приятельницы и соседки умершей Евдокии Васильевны, Геннадий не появлялся у своей бабки с тех самых пор, как обокрал ее. Откуда же он знает про деньги?

— Тогда, два года назад, из этой самой квартиры ты вытащил деньги? — вперилась я взглядом в Геннадия, ожидая после своих слов хотя бы замешательства с его стороны. Наивная! Он посмотрел на меня снисходительно — так смотрят умудренные опытом люди на зеленых юнцов, которые что называется еще не нюхали пороха, — будто в самом факте кражи не содержалось ничего предосудительного.

— И деньги тоже, — развязно произнес Геннадий. — Только тогда их было всего семь тысяч. Но, зная свою жадную бабку, могу предположить: за эти два года она скопила раза в три больше, чем я взял.

— Понятно, — вздохнула я, убедившись лишний раз, насколько циничен старший сын полковника. Каким же образом надо воспитывать мальчика, чтобы из него получилось вот такое чудовище?

— На какие нужды копила Ксения Даниловна? Не хочешь ли ты сказать, что просто из жадности?

— Именно это я и хочу сказать. Если бы ты ее знала, сама в этом убедилась бы.

Действительно, есть разряд стариков, которые отказывают себе во всем, для того чтобы отложить пару лишних рублей в кубышку. Спроси их, зачем они это делают, вразумительного ответа не последует. На моей памяти была одна милая старушка, которая в перестроечные времена дефицита и очередей за всем вставала в очередь за селедкой, как в той песне: эх, раз, еще раз, еще много-много раз. Можно было предположить, что она делает закупки для своих детей и внуков, но, к сожалению, это было не так. Старушка складировала селедку у себя в квартире, и так как съесть она была в состоянии лишь десятую часть того, что приобрела, все остальное благополучно тухло и нестерпимо воняло. Что это? Старческий маразм или отзвук голодных военных лет?

Вот и Ксения Даниловна, по словам Геннадия, занималась бесцельным накопительством. Сыновья ее — при деньгах, на ногах стоят твердо. Непонятно, кому предназначались накопленные деньги. Но на этот вопрос в состоянии была ответить лишь сама Ксения Даниловна. А так как ее уже нет, придется докапываться до всего самой.

— Почему ты думаешь, что твоя бабушка не могла потратить накопленные деньги? — допрашивала я Геннадия, хотя сама сразу связала пропавший капитал с именем Светы Зуйко.

— Потратить?

Впервые я увидела, как Геннадий расхохотался. Впрочем, смех его почему-то звучал неестественно, внатяжку. Запрокинутая назад голова дала мне возможность рассмотреть его ровные белые зубы. И почему только матушка-природа награждает своими дарами тех, кто этого меньше всего заслуживает?

— Ладно, — снисходительно проговорил Геннадий, — просвещу тебя, незнайку.

Еще больше развалившись на стуле и широко расставив прямо передо мной ноги, он рассказал следующее:

— Два сына уважаемой Ксении Даниловны помогали ей материально. То есть ежемесячно давали денег. Причем каждый стремился дать больше другого. Выпендривались, в общем, друг перед другом. Точнее — брат перед братом. Не столько о матери заботились, сколько стремились доказать, что каждый из них лучше другого. Это соперничество у них с самых соплей началось. Запоминай, это — во-первых. Во-вторых, бабка получала хорошую пенсию. В-третьих, все из-за той же жадности она пустила квартирантов. Смогла хоть примерно прикинуть доходы моей бабули?