Леонид Словин - Хозяин берега Страница 25

— Работает где-нибудь?

— Вряд ли! Обычно он на берегу. С ездоками… Лодки ведь могут прийти в любое время!

— Ездоков его знаете?

— Сейчас все больше новые. Часто меняются… Прежних я знал — по многу лет ходили.

— Сейчас совсем не ходят?

— Ветлугин Сашка погиб. Умара Кулиева приговорили к расстрелу… Еще был Мазут. Его, говорят, посадили…

— Ветлугин, Умар Кулиев, Мазут… Не ошибаетесь?

— Что вы! Сколько рыбы закуплено было!

— А не боялись, что задержат? Ведь есть рыбнадзор, милиция…

— Милиция сама брала рыбу. Участковые, дежурные…

— А этот дежурный, который сегодня…

— И он тоже. Шеф ежемесячно платил и милиции, и рыбнадзору…

Я завез Балу на квартиру.

— Отоспись. Придешь после обеда.

— Не могу. У меня вызваны люди.

— Я сам с ними поговорю. Спи. Магнитофон я оставлю с собой.

От Балы я ехал вдвоем с Вахидовым.

Город просыпался.

Окрестные скалы четко вырисовывались по обеим сторонам бухты: Какая-то женщина снимала замок с двери аэрокасс — пудовый, им можно было запирать ангар с боевыми самолетами. С базара на автостанцию несли сумки с овощами, цветы.

Вахидов жил рядом с парком, в доме, где обитали многие уважаемые в городе люди. Рядом находился хлебный магазин, в котором хлеб всегда был свежим; "Гастроном", где хоть что-то можно было купить, кроме рыбных консервов, верблюжьего мяса и супных концентратов. Здесь же поблизости располагалась срочная химчистка, прачечная и спецполиклиника.

— Кто будет вести мое дело? — спросил Вахидов. — Вы?

— Нет. Областная прокуратура.

— Эти будут вести дело так, будто я действовал в одиночку и никто ничего не знал! Я промолчал.

— Все всё знали! Из той же прокуратуры постоянно звонили: "Две-три рыбы, пожалуйста… Или с килограмм икры! У нас гость из прокуратуры Союза!" А то записки присылали. Надо бы сохранять! — Вахидов совсем раскис. — Жену ждет удар, не знаю, как ей и сказать…

У парка он попросил остановить:

— Не надо к дому.

Он тяжело дышал. Как писал царь Соломон: "Есть время собирать камни и время их разбрасывать. Время жить и время умирать…"

Под деревьями я увидел двоих в кожаных пальто, это были те же следователи, что ждали Вахидова во дворе прокуратуры. Не дождавшись, они поняли, что их обманули, и переместились сюда.

— Хотите, я отвезу вас куда-нибудь, где вы сможете выспаться? поколебавшись, спросил я. — Это единственное, что я могу еще для вас сделать.

Он вопросительно взглянул на меня.

— Видите, те, в черном? Это за вами.

— Спасибо, — он покачал головой. — Я пойду. Голова у меня, слава богу, работает. Я еще не такое расскажу! Сейчас надо кричать во весь голос. Если свиньям этим ничего не напоминать, они и вовсе от меня откажутся…

Я проехал мимо областной больницы. Напротив находилась станция "Скорой помощи". Несколько "рафиков" стояло прямо на улице.

"Где оставить кассеты с показаниями Вахидова?"

Только после этого можно было ехать домой или в прокуратуру. В которой раз проезжая мимо железнодорожного вокзала, я вспомнил, что с вечера ничего не ел, остановил "Ниву" на стоянке, вышел на площадь.

Утро выдалось пасмурным, но дорога была оживлена. Шли в школу дети. На перекрестке молодая дама в туркменском национальном макси смотрела, как два ее малыша с портфелями перебегают дорогу. Видимо, дальше она их уже не провожала.

Я вошел в вокзал. Буфетов внутри не оказалось. В высоком, как собор, пустом зале под потолком свиристела цикада. Я вернулся на площадь. Ни один поезд в этот час не прибывал, не убывал. Сбоку, рядом ср входом, продавали пирожки. Я купил и, отойдя в сторону, начал есть.

Ничего толкового не приходило на ум. Я вернулся в машину, положил магнитофон на колени, включил запись.

Чужой голос, совсем не мой, только напоминавший его, задавал вопросы, Вахидов на них отвечал.

" — И сколько одна лодка доставляла в сутки?

— До ста осетровых каждый раз.

— А по весу?

— Примерно по пятьсот — семьсот килограммов в день круглый год. Иной раз привозили и до тонны…"

Я вырубил магнитофон.

"Размер нанесенного ущерба — миллионы рублей с одной лодки!"

Внезапно я вспомнил человека, которому смело мог оставить на сохранение кассеты.

Я снова сел в "Ниву", проехал с километр в сторону набережной, вышел и направился к молу.

Темная, тяжелая бирюза тянулась за горизонт, сквозь облака пробивалась узкая щелочка света. Я подошел ближе, "Александр Пушкин" чуть покачивался на зыбкой воде. Сквозь стекло рубки я увидел черную курточку капитана Миши Русакова. Миша словно отбивал поклоны — фуражка его то появлялась в стекле, то вновь исчезала. Он драил необычного вида лодку, пришвартованную к борту "Пушкина".

— Миша, — позвал я. Он не слышал.

— Миша Русаков! Капитан!

"Капитан" он сразу услышал — это было уже от профессии.

— Прошу вас, Игорь Николаевич! — смешные, как у моржа, усы затопорщились.

— Что это за агрегат у тебя там? — Я показал на лодку.

— Бесхозная. Хозяин так и не нашелся… Хотите, покажу ее в действии?

Русаков отвязал цепь, движения его были быстры и четки.

Один за другим он завел спущенные за корму лодочные моторы. Взревев и почти вертикально задрав нос, лодка выскочила в залив, оставляя за собой пенистый след. Вдоль бортов лодки тянулись длинные серебристые "сигары". Сделав круг, Русаков выключил двигатели — опустив нос, лодка вернулась на место.

— Игрушка, — сказал Миша Русаков. — Ни один милицейский катер не догонит. А это дополнительные баки с горючим, — он ткнул в "сигары". Используются в военной авиации.

Я показал Мише на причал — Русаков накрыл лодку маскировочной сеткой, поднялся ко мне.

— На судне полный порядок, — он полушутливо бросил руку к фуражке.

мы подошли к "Ниве". Я достал завернутые в "Водный транспорт" пленки.

— Это кассеты, Миша, — сказал я. — Очень важные для нас. Положи их подальше. И помни: о них никто не должен знать. Вернешь их только мне…

Миша улыбнулся:

— Хорошо, Игорь Николаевич!

Пленки, жегшие мне руки всю вторую половину ночи и утро, были теперь в надежном месте, я мог не бояться, что у меня их выкрадут из кабинета, из дома, из машины.

Облака начинали рассеиваться. С моря приближалось небольшое судно, похожее по классу на "Александра Пушкина". Белые буруны сопровождали его с обеих сторон. Оно передвигалось словно в кипящей воде…

— Это "Спутник" рыбнадзора. — Миша подал мне руку. Он все хорошо понял. — Не беспокойтесь. Все будет в полной сохранности… Вы домой?

— Нет, надо проехать еще в одно место…

При свете дня Второй тупик Чапаева выглядел грязным рядовым мостком в клоаке гигантского, безбрежно раскинувшегося вокруг Нахалстроя. Грубо окрашенные заборы. Мусор вокруг единственного контейнера. Узкий цементированный тротуарчик с навечно оставленными при его создании вмятинами чьих-то сапог. Гнилостный запах напоминал, что Каспий, как ни говори, находится все-таки во впадине, где все разлагается быстрее, чем наверху.

Дважды прошел я из конца в конец, пытаясь решить, попала ли машина, которую я преследовал накануне, сюда, в тупик. Или в тупик попал я сам, а машина свернула на другую улицу.

Обе версий имели одинаковые права. Водитель мог и свернуть, и поставить машину во двор, тем более что сначала я проехал мимо ВторогоЧапаевского и лишь потом, не обнаружив ее впереди, вернулся.

— Помощь не требуется?

Я увидел мужчину в теплом рыбацком ватнике. Он стоял рядом с дощатым туалетом, напротив забора, — я не сразу заметил его.

Должно быть, он довольно долго наблюдая замоими передвижениями.

— Чапаевских — два тупика? — поинтересовался я.

— Целых четыре. — Он подошел ближе, лицо его показалось мне знакомым. — Смотрю и думаю, что водному прокурору понадобилось в нашем тупике?

Я узнал его.

"Баларгимов… Напарник Ветлугина по последней его охоте на качкалдаков…"

— Материал о самовольной застройке… — Я сам удивился собственной находчивости. — А вы? Ваш дом тут? Он открыл калитку.

— Заходите, посмотрите, как мы живем. Я взглянул вдоль улочки, показавшейся мне вымершей, — вокруг не было ни единой души, не доносился ни один звук.

— Ну что ж. — Я не заставил просить себя дважды.

Маленький двор под стать был каркасно-засыпному ящику, типовому жилищу самстроя. Никакой машины нигде я не обнаружил. Во дворе я увидел песок, несколько крафтпакетов с цементом — хозяин что-то строил. Еще дальше виднелся сарай.

— Сюда. — Дверь открывалась прямо в комнату, прихожей не было.

Вдоль узкого пенала стояли подряд буфет, газовая плита, две узкие, с металлическими спинками, кровати.

На полу с самодельными половиками играли два ясельного возраста малыша. В конце пенала висела занавеска, там была вторая комната.