Пленница - Татьяна Витальевна Устинова Страница 25

— Каукка-Вакка — это объект жертвоприношения, — сказала она печально. — Сегодня Кауккой-Ваккой был кролик. Его душа, отправившись на небо, будет просить богов принести мир, благосостояние и удачу всем, кого сегодня пометили его кровью. Чем больше объект, тем сильнее благословение богов. Жертвоприношения до четвертого уровня включительно проводятся на местах. Многие семьи целый год копят деньги, чтобы купить белого кролика. Змею и попугая можно поймать самим, а вот белых кроликов разводят специально для продажи. Позволить себе приобрести и зарезать ягненка могут уже далеко не все, поэтому многие семьи делают это в складчину, устраивая что-то типа праздника всем селом. Для того чтобы стать участником церемонии, где в качестве Каукки-Вакки выступает корова, нужно ехать в большой город, где проходит целое народное гуляние. А жертвоприношение самого высокого уровня происходит на главной площади столицы и туда съезжаются люди со всей страны, при условии, конечно, что они могут позволить себе такое путешествие. Стоит это недешево.

— Оля, я правильно понимаю, что в этом году для национального праздника, связанного с принесением в жертву белого человека, выбраны мы с Пашкой? — Петя спрашивал напрямик, не боясь напугать брата, лицо которого, разумеется, сразу вытянулось.

Всегда лучше знать самый худший вариант событий, чтобы при принятии решения исходить из него. Женщина молчала, однако ответ был написан на ее широком добродушном лице, сейчас крайне огорченном.

— Я училась в Москве, я знаю, что все это страшный анахронизм и мракобесие, — сказала она, помолчав. — Только люди в Манзании очень темные и необразованные. Они верят во всю эту чушь, считая, что без принесения в жертву Каукки-Вакки их жизнь будет тяжелой и полной лишений. Несмотря на все жертвоприношения, большинство людей все равно живут в крайней нищете и нужде, однако каждый январь они надеются, что уж в этом году точно все изменится.

— Получается, что девятого января состоится суд, на котором наших родителей признают виновными, посадят в тюрьму сроком на пять лет и лишат родительских прав, после чего мы как несовершеннолетние попадем в распоряжение государства и нас можно будет принести в жертву? — с ужасом спросил Пашка. — И это несмотря на то что мы — граждане другой страны?

— Получается, что да, — еще более печально ответила Оламоаньна. — В Манзании человеческая жизнь совсем ничего не стоит. Но не все потеряно, ваших родителей еще могут оправдать, особенно если они смогут нанять себе адвоката, тот внесет за них крупный залог в качестве штрафа за их преступления. Тогда их отпустят на свободу, а их детей, то есть вас, обязаны будут вернуть им целыми и невредимыми.

— Тогда получается, что за оставшиеся дни нужно найти адвоката, а еще деньги на оплату его услуг и штрафа, — задумчиво сказал Петя. — Осталось только понять, как можно это сделать в чужой дикой стране без копейки и даже без телефонной связи с родными.

— А что могут сделать в такой ситуации наши родные? — удивился Пашка. — Бабушки с дедушкой только инфаркт схлопочут, если узнают, что мама с папой в тюрьме, а нас хотят принести в жертву. У них ни знакомых таких нет, ни денег, ни возможности прилететь сюда, чтобы найти адвоката.

Петя напряженно думал, пытаясь найти выход. Ему казалось, что он точно есть, надо только поймать какую-то смутную мысль в голове за хвостик и раскрутить весь клубок, который, как в детской сказке, приведет к спасению. Вот только обязательно нужно, чтобы на этом пути у них с Пашкой был союзник. Одним им не справиться, они всего-навсего мальчишки.

— Оля, а ты хочешь, чтобы кого-нибудь из нас принесли в жертву? — спросил он Оламоаньну. — Тебе кажется это правильным?

— Конечно, не кажется, — всплеснула руками та. — Во-первых, я вообще противница этих бредовых обрядов, которые тянут страну в прошлое. Я училась в Москве, я знаю, как выглядит столица современной страны, я считаю, что жителей Манзании нужно учить, чтобы они становились не моими соплеменниками, а моими согражданами. И во-вторых, я — мать, у которой погиб единственный сын, поэтому я не хочу, чтобы умирали такие замечательные мальчики, а ваша мама плакала так же горько, как когда-то я сама.

— А почему ты не родила еще детей? — спросил совершенно лишенный такта Пашка. — Вот нас у мамы двое, и хотя она вряд ли согласилась бы, чтобы один из нас погиб, все-таки двое сыновей лучше, чем один.

Оламоаньна грустно повесила голову.

— Я совершила очень большой грех, — сказала она, помолчав. — Самый страшный грех, который только может совершить женщина. Я уехала в Москву, будучи вдовой. Я никого не предавала, когда через полгода жизни в России у меня появился близкий друг. Он был русский, ученый, который потратил много лет на изучение народов Африки. Он часто летал сюда в командировки, отвозил моим родным деньги, а мне привозил от них письма и фрукты, мы начали общаться и полюбили друг друга, а потом, спустя какое-то время, я поняла, что жду ребенка. И именно в этот момент у нас произошел переворот и мне нужно было возвращаться в Манзанию.

— Ты могла остаться в Москве, — заметил Петя.

— Могла. Для этого было нужно выйти замуж за любимого человека, родить ему ребенка, но при таком варианте событий я лишалась возможности увидеть своих родных и в первую очередь — сына. Поэтому я приняла трудное решение, ничего не сказав о ребенке своему возлюбленному, сделала в Москве аборт. — На этом слове она опасливо покосилась на Пашку.

— Он уже не настолько маленький, чтобы не знать, что это такое, — махнул рукой Петя.

— Я улетела в Манзанию, убив одного ребенка, чтобы быть вместе с другим. Но спустя несколько лет его потеряла, — грустно закончила Оламоаньна. — Наверное, это меня Бог покарал. В общем, детей у меня больше быть не может. И это тоже моя кара, и замуж меня такую никто больше не возьмет.

— И ты не хочешь, чтобы нас убили?

— Не хочу!

— Тогда помоги нам убежать отсюда. Нам нужно спрятаться, а потом как-то придумать, как связаться с кем-то в России, кто сможет нам помочь.

Оламоаньна покачала головой.

— Отсюда невозможно сбежать, — сказала она. — Лагерь оцеплен по периметру колючей проволокой; камер, конечно, нет, но проволока в несколько рядов, перелезть через нее не получится. А у шлагбаума в будке дежурит солдат; да и то, что вас нет, увидят довольно быстро и снарядят погоню.

— И что будет, когда нас поймают? Побьют, посадят в карцер, перестанут кормить?

— Нет, Каукка-Вакка должны содержаться в хороших условиях, чтобы к моменту жертвоприношения быть в