Ольга Володарская - Любовь как война Страница 26

– И какова твоя?

– Сейчас поймешь, что чем-то похожа. Но сначала скажу, почему считаю именно Антона опасным для тебя человеком. Дело в том, что у меня отец сидел. За изнасилование как раз. Он был образован, занимал хорошую должность, но любил выпить. Делал это редко и, как говорится, метко. Бухал в выходные и в отпуске. Он четко понимал, когда надо остановиться, чтобы выйти на работу в нормальном состоянии… – Коля взял с тарелки пирожное, но тут же положил его на место. – А вот поведения своего с женщинами не контролировал. Когда напивался, был груб с ними, а порой жесток. Мы жили вдвоем (мама умерла, когда мне восемь было), и он баб, с которыми знакомился, в дом тащил. Квартира была большая, я в своей спальне, он в своей, их разделял коридор и огромная гостиная. Звуки до меня иногда доносились, но редко. Однажды я проснулся от женского крика. Вскочил с кровати, бросился в отцовскую комнату и увидел, как он женщину за волосы таскает по полу. Пьяный в дым! Я бросился ей на помощь. Отца я не боялся, со мной он никогда не был жесток. Но он оттолкнул меня со словами: «Ты ничего не понимаешь, это по обоюдному согласию!» И женщина, главное, закивала. Я тогда подростком был, но про всякие садо-мазо штучки слышал. Попросил отца с его женщиной не кричать громко, а в следующий раз заниматься этим вне дома. И вроде бы он послушался. Перестал кого-то водить вообще. А теперь представь мое удивление, когда через какое-то время он явился в дом с той самой женщиной и сказал: «Она будет жить с нами!»

– Ого!

– Да. И зажили мы втроем. Отец пить меньше не стал, а забавлялся со своей сожительницей, можно сказать, на законных основаниях. Сейчас я думаю, не особенно ей папина грубость нравилась, но она ее терпела. Мужик хороший, при должности, с квартирой просторной. Да, попивает и руки распускает (со ссадинами и синяками на теле она ходила частенько), но бывает и хуже. Как-то к ней сестра двоюродная из провинции приехала на пару дней. Вот ее отец и изнасиловал. Нас с «мачехой» дома не было, помешать не могли. Отцу дали не много – три года. Спасибо за это сожительнице. На суде она его выгораживала, а родственницу свою выставляла распутной девкой, соблазнившей приличного мужчину. А вот я папашу подвел. Даже не так, я предал его…

– То есть?

– Рассказал на суде все, как есть. И о склонности отца к насилию. И о том, что несчастная девушка никакой шалавой не была. Не ходила по квартире, как уверяла ее сестра, полуголой. Отец, когда мои показания выслушал, вышел из себя. Начал орать на меня. Обзывать предателем, сукиным сыном! А я считал, что поступил правильно. Покрывать подонка, даже если он твой отец, нехорошо.

Да, их истории на самом деле были чем-то похожи!

– Представляю, как трудно тебе далось это решение.

– Очень. Но я боялся, что оставшись безнаказанным, папаша совсем обнаглеет и число изнасилованных им женщин увеличится. Тогда я был наивен. Думал, что тюрьма его исправит…

– Нет?

– Она сделала его еще злее. «Откинувшись», первым делом он избил меня, хотя до этого даже не шлепал. Наказал за предательство. Потом он выгнал из квартиры постояльцев – я сдал одну комнату очень милой молодой паре – и притащил в дом ту самую женщину, что жила с нами до тюрьмы. Они стали пить каждый день (на работу уже не надо ходить трезвым – он грузчиком куда-то устроился), я слышал мат, ор, визг и стоны. Мне пришлось уйти жить к бабушке, маминой маме. Но я регулярно захаживал в квартиру. Присматривал за ней по мере возможностей. За отцом не мог – он бы мне этого не позволил. Он даже Колей меня перестал называть. Только Павликом.

– Почему?

– Павлика Морозова не знаешь? Пионера, который настучал на своего отца-кулака? Вот, по мнению моего родителя, я и был таким же сучонком-предателем, которого убить мало. Не знаю, возможно, ненависть ко мне в нем выросла до такой степени, что он предпринял бы попытку меня убить, а скорее, распустив кулаки, не рассчитал бы силы, но…

– Но?

– Когда я в очередной раз пришел в квартиру, то увидел разгромленную гостиную и два обнаженных окровавленных тела. Из них торчали осколки бутылок – ими был засыпан весь пол. Я думал, что мертвы оба. Но оказалось – только отец. Сожительница перерезала ему горло после того, как он истыкал ее грудь и живот осколками. Так он пытался доставить ей и себе удовольствие. Оба, естественно, были в состоянии «хлам».

– Когда это случилось?

– Когда я работал в салоне. Похоронив отца, я уволился. Побоялся, что не смогу сохранить такой секрет от коллег и клиентов. Да и не нравилось мне там. Давно уйти хотел, но боялся без работы остаться…

– Какой ужас ты пережил, уму непостижимо!

– Некоторым еще больший на долю выпадает, так что я не жалуюсь, – философски заметил Коля. – У меня к тебе одна просьба…

– Я никому не расскажу.

– В этом я не сомневаюсь. Но пообещай не вспоминать об этом.

– Обещаю.

– И не жалей меня! – Он предупредительно поднял указательный палец. – Я рассказал тебе эту историю не для того. А ответил откровенностью на откровенность. Кви-про-кво.

– Хорошо, не буду. Но и ты пообещай не вспоминать о моей.

– Я могила.

– Ты поразительный человек, Коля. Прожив бок о бок с монстром, ты сохранил доброту…

– Я злой! – И он зарычал, подняв кисти с согнутыми пальцами. Изобразил, как Лада поняла, тигра. Или медведя? В общем, хищника. А так как делал он это с улыбкой, она рассмеялась:

– Да, ты Игорьку чуть не навалял, я помню. – Наконец, она раскрыла кошелек, который вынула из сумки, достала из него несколько купюр. – Держи за коктейль и пирожное.

– Нет, давай просто в следующий раз ты меня угостишь.

Она не стала спорить. Допив чай, они направились к выходу.

– Тебя куда подбросить? – спросила Лада, порадовавшись тому, что легкий хмель давно выветрился и она чувствует себя абсолютно трезвой.

– Я до метро пройдусь. Проветрюсь чуть. Заодно мышцы потренирую. А то совсем скоро атрофируются.

– Тогда до завтра.

– Пока! – Он помахал ей и зашагал было по тротуару в сторону метро, но приостановился. – Слушай, а не поговорить ли тебе с соседом? Может, письмо с угрозой ему адресовано и ты зря перепугалась.

– Ты третий, кто дал мне этот совет, включая Шарипова. Почему я сама до этого не додумалась, не пойму. Сегодня же зайду к Амону для разговора.

– К Амону?

– Его так зовут.

– Обалдеть! А фамилия его не Ра?

– Нет, Тутанхамонов.

– Серьезно?

– Вру, – рассмеялась Лада. И она разошлись, кивнув друг другу на прощание.

Забрав машину со стоянки перед конторой, Лада поехала домой. Дорога много времени не заняла – она очень удачно миновала гигантскую пробку. Въехав во двор, первым делом стала искать глазами джип «Тутанхамонова». Его нигде не было. И свет в его окнах не горел. Значит, он не дома. Можно позвонить, конечно, и поговорить по телефону, но хотелось с глазу на глаз.

Лада глянула на часы. Начало девятого. Что ж, если в ближайшие полтора часа Амон не вернется домой, она наберет его номер. В десять звонить малознакомому человеку неприлично.

Из машины Лада выходила без опаски. Было еще довольно светло, во дворе людно. На лавке сидели ее «любимые» соседки. Завидев Ладу, они подобрались. Но ключи от квартиры уже были у нее в руках, она у подъезда не задержалась, и сказать грымзы ничего не успели.

Лада поднялась по лестнице на площадку между первым и вторым этажом. Шагнула к своему почтовому ящику. С некоторой опаской его открыла. Но никаких писем с угрозами не было, только пестрая рекламная ерунда.

Квартира встретила ее ароматом весенних цветов. Недавно она купила новый ультразвуковой ароматизатор воздуха, и теперь дом всегда был наполнен приятными запахами. Разувшись и стянув с себя плащ, Лада прошла на кухню. Есть по-прежнему не хотелось. Да и пить не особенно. Она налила себе кефира, сделала пару глотков. Невкусно! Кисло и даже чуточку горько. Посмотрела на этикетку, срок годности еще не истек, в чем же дело?

«В тебе, – тут же ответила самой себе Лада. – Тебе горько, вот и пища таковой кажется… Ты одинока и несчастна, правильно сказал Игорь. И сейчас, когда ты боишься, тебя некому поддержать. Родители не в счет. Они бы сделали это, но ты не будешь заставлять их беспокоиться. Тебе нужен мужчина, родной, надежный. Пусть не каменная стена. Ты сама сильная, в броне, ты устоишь. Для этого нужно лишь подставить тебе плечо…»

Лада всхлипнула. Нет, только не это! Она давным-давно отучилась жалеть себя! А главное, лить при этом слезы. Облегчения они все равно не приносят, зато лицо обезображивают. Даже поплакав на ночь, утром Лада отек с лица никакими примочками снять не могла.

Чтоб не разнюниться, она выпила таблетку успокоительного и умылась ледяной водой. После поела через силу. И, налив себе фужер вина, отправилась на диван, чтоб обзвонить своих кобельков. Первый, кто сейчас изъявит желание скрасить ее холостяцкий вечерок, будет приглашен в гости.