Heлe Нойхаус - Белоснежка должна умереть Страница 26

Полгода все шло хорошо. Пока в Альтенхайне не появилась Штефани Шнеебергер. Лаура сразу же увидела в ней соперницу и подружилась с ней, но это не помогло. Тобиас влюбился в Штефани и бросил Лауру. А та так и не смогла смириться со своим поражением. Что именно в то лето происходило с молодыми людьми, Андреа Вагнер не знала, но успела заметить, что дочь играет с огнем, настраивая друзей против Штефани. Однажды она застала Лауру в конторе у ксерокса. Та что-то копировала; в руке она держала уже довольно увесистую пачку ксерокопий. Когда Андреа захотела взглянуть на бумаги, Лаура закатила истерику и убежала, забыв впопыхах одну копию. На листе было жирным шрифтом напечатано одно-единственное предложение: «БЕЛОСНЕЖКА ДОЛЖНА УМЕРЕТЬ». Андреа сложила лист пополам и припрятала, но ни мужу, ни полиции ничего не сказала. Мысль о том, что ее ребенок может желать кому-то смерти, была для нее невыносима. Может, Лаура стала жертвой своей собственной интриги? А она молчала и день за днем слушала, как Манфред превозносит свою дочь до небес.

— Лаура… — пробормотала она и провела пальцем по фотографии. — Что же ты наделала?

И вдруг по щеке ее покатилась слеза, за ней вторая. Но причина этих слез была не скорбь, а угрызения совести, стыд за то, что она не любила свою дочь.

Было полвторого, когда он очутился перед ее домом. До этого он три часа бесцельно бродил по окрестным улицам. На него сегодня обрушилось столько впечатлений, что он просто не смог усидеть в четырех стенах. Сначала Амели, вся в крови, ни с того ни с сего у него на пороге, шок от этого неожиданного зрелища. Уровень его адреналина подпрыгнул до вершины Эвереста. И поразила его не кровь на ее лице, а ее потрясающее сходство со Штефани. Притом что она была совсем другой. Не маленькой тщеславной королевой красоты, которая одурманила, соблазнила и приручила его только для того, чтобы хладнокровно вытереть о него ноги. Амели была очень яркой девушкой. И, судя по всему, особыми комплексами не страдала.

Потом завалились легавые. С известием, что нашли Лауру. Из-за дождя ему пришлось отложить работы на дворе, и всю закипевшую в нем злость он вложил в генеральную уборку своей комнаты. Он сорвал со стен дурацкие постеры, выгреб содержимое шкафов и ящиков и безжалостно рассовал по голубым мусорным мешкам. К чертям собачьим весь этот хлам! Потом он наткнулся на компакт-диск — Сара Брайтман и Андреа Бочелли, «Time to Say Goodbye». Его подарила ему Штефани, потому что под эту песню они в первый раз поцеловались, в июне, на выпускной вечеринке. Он включил диск, но оказался совершенно не готов к тому жуткому чувству пустоты, которое неожиданно навалилось на него с первым же аккордом и уже не отпускало ни на минуту. Никогда в жизни он еще не чувствовал себя таким одиноким и несчастным, даже в тюрьме. Там он еще мог надеяться на какие-то лучшие времена, а теперь со всей отчетливостью ощутил, что эти времена никогда не настанут. Жизнь кончилась.

Надя открыла не сразу. Он уже испугался, что ее нет дома. Он пришел не для того, чтобы переспать с ней; об этом он даже не подумал. Но когда Надя наконец появилась на пороге, щурясь спросонья от яркого света, с всклокоченными волосами, хорошенькая, теплая, в нем вдруг вспыхнуло такое жгучее желание, что он и сам изумился.

— Что… — попыталась она что-то спросить, но Тобиас закрыл ей рот поцелуем, прижал ее к себе, почти желая, чтобы она вырвалась, оттолкнула его.

Но она его не оттолкнула. Она стащила с него мокрую кожаную куртку, расстегнула рубашку и задрала футболку. Через секунду они уже лежали на полу, он не вошел, а ворвался в нее, почувствовал у себя во рту ее язык, а ее ягодицы пришпоривали его, ускоряли темп его толчков. Мощная горячая волна, от которой его бросило в пот, приближалась угрожающе быстро. И вот она накрыла его с такой упоительно головокружительной силой, что из груди у него вырвался глухой крик, перешедший в стон. Несколько секунд он неподвижно лежал на ней с бьющимся сердцем, еще не веря в то, что произошло. Потом перевалился на бок и замер на спине с закрытыми глазами, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Услышав ее тихий смех, он открыл глаза.

— Ты чего? — прошептал он удивленно.

— Я думаю, нам нужно еще немного потренироваться, — ответила она.

Изящным движением встав на ноги, она протянула ему руку. Он взял ее, тяжело, со стоном поднялся и поплелся вслед за ней в спальню, на ходу освобождаясь от джинсов и ботинок. Призраки прошлого исчезли. Во всяком случае, на какое-то время.

Четверг, 13 ноября 2008 года

— Вчера ко мне приходили из полиции… — Тобиас подул на горячий кофе, который ему налила Надя. Вчера ночью он так и не решился начать этот разговор, но теперь почувствовал необходимость рассказать ей обо всем. — Они нашли скелет Лауры, на старом аэродроме в Эшборне. В топливном баке…

— Что?..

Надя застыла с чашкой в руке, так и не успев донести ее до губ. Они сидели на кухне за серым гранитным столом, за которым недавно вместе ужинали. Было начало восьмого, за панорамными окнами еще царила густая тьма. Наде нужно было успеть к восьми на самолет, вылетавший в Гамбург, на съемки очередной серии детектива, в котором она играла роль комиссара полиции.

— А когда… — Она поставила чашку на стол. — То есть… откуда они знают, что это Лаура?

— Представления не имею, — Тобиас покачал головой. — Они не сказали. Они сначала вообще не хотели говорить, где его обнаружили. Главный мент сказал, что, мол, я лучше их должен знать, где именно.

— О господи!.. — вырвалось у Нади.

— Надя… — Он положил руку на ее ладонь. — Если ты хочешь, чтобы я отстал от тебя, скажи мне, пожалуйста, прямо.

— Да с чего ты взял, что я этого хочу?..

— Я же вижу, что тебе со мной страшно…

— Не говори ерунду!

Тобиас отпустил ее руку, встал и повернулся к ней спиной. Несколько секунд он боролся с собой. Полночи он пролежал без сна, слушая ее ровное дыхание и мучаясь вопросом, сколько пройдет времени, прежде чем он станет ей в тягость. Он уже сейчас со страхом ждал того дня, когда она начнет избегать его, врать ему, ссылаясь на дела и работу, и постарается как можно скорее от него избавиться. Этот день рано или поздно наступит. Он ей не пара. Дорога в ее мир, в ее жизнь ему заказана.

— От этой темы все равно никуда не уйдешь… — произнес он наконец скованным голосом. — Я был осужден за убийство и десять лет провел за решеткой. Мы не можем просто делать вид, что ничего такого не было и что нам все еще по двадцать лет. — Он повернулся к ней лицом. — Я не знаю, кто убил Лауру и Штефани. Я не исключаю, что это и в самом деле сделал я. Но я должен был бы хоть что-нибудь помнить! А я не помню! У меня в памяти осталась только… только эта черная дыра. Психолог на суде говорила, что такое бывает — мол, человеческий мозг иногда реагирует на такие ситуации, как шок, своего рода амнезией. Но потом-то я все равно должен был бы вспомнить хоть что-нибудь! Например, как я загружал Лауру в багажник и куда-то ее вез… А я не помню ничего!.. Последнее, что мне запомнилось, это как Штефани сказала, что… что… она меня больше не любит. Потом в какой-то момент появились Феликс с Йоргом. Но я к тому времени уже выпил столько водки, что не мог думать ни о чем другом, кроме того, что мне худо. И тут я вдруг вижу перед собой легавых, и они заявляют, что я убил Лауру и Штефани!

Надя молча слушала его, внимательно глядя на него огромными нефритовыми глазами.

— Пойми меня, Надя! — произнес он уже почти с мольбой. Знакомая боль опять сдавила ему горло, на этот раз сильнее, чем когда-либо. На кону стояло слишком много. Он не хотел продолжать отношения с Надей, не будучи уверенным в том, что они не закончатся очередным разочарованием. — Это настоящая пытка — гадать на кофейной гуще, что тогда произошло! Убийца я или не убийца?

— Тоби… — ответила она тихо. — Я люблю тебя. Сколько себя помню. И для меня это не имеет значения. Даже если ты и в самом деле это сделал.

Лицо Тобиаса исказила гримаса отчаяния. Она упорно не хотела его понять. А ему позарез нужен был хоть кто-нибудь, кто бы ему верил. Кто бы верил в него. Он не годился на роль отверженного, эта роль была для него смертельна.

— А для меня это имеет значение! — воскликнул он. — Я потерял десять лет жизни. У меня нет будущего. Кто-то взял и растоптал его. И я не могу делать вид, что все позади.

— А что ты собираешься делать?

— Я хочу докопаться до истины. Даже рискуя узнать, что это и в самом деле был я.

Надя встала, подошла к нему легкими шагами, обняла его за талию и посмотрела на него снизу вверх.

— Я верю тебе… — произнесла она тихо. — И если хочешь, я помогу тебе во всем, что ты намерен делать. Только прошу тебя: не возвращайся в Альтенхайн! Пожалуйста!

— А где же мне еще жить?