Ольга Тарасевич - Копье Судьбы Страница 26

Катя втиснулась в вагон. Попыталась пройти к противоположным от входа дверям, но ее опередила шумная студенческая компания, окруженная беззаботно-оранжевыми облачками. Пришлось протискиваться к поручню над сиденьями, смущать тонкой талией подростка, сразу же мечтательно закусившего губу.

Красивый мальчик. Ресницы, как у Алекса, как у Лешки, как у всех бывших и обязательно будущих любовей, – длинные-предлинные.

Нет, не думать, не смотреть. Мужики – козлы. Куда бы уставиться?

Сначала в темном стекле Катя видела свое бледное лицо, нахмуренные брови, большие светло-карие глаза. Потом от ужаса вдруг перехватило дыхание.

Бордовые мазки на белой коже. Ее коже.

Следующий кадр (окошко вагона – пугающе широкий экран…) – гостиничный номер.

Ганс – бедный клиент! – да на нем места живого нет, свитер красный. Пропитался кровью насквозь, на брюках тоже темнеют пятна. И лужа, лужища, весь пол залит. Сколько крови в человеке, все эти литры уже не впитываются в ковер, стекают даже со стен.

Что произошло? Как это случилось? Кто? Кто такое сделал?!

Ганс жив, это видно по глазам, в которых запеклась бездна боли. Его бледные губы чуть шевельнулись.

– Кто? Кто? – Катя наклоняется к нему. Почему она не выучила немецкий?! Ведь сейчас ему так больно, что он вряд ли скажет по-русски хоть слово. – Это те люди в масках?

– It is… It’s the devil…[24].

Как хорошо, что он догадался, понял, заговорил на английском.

– Devil? Are you sure[25]?

Ганс опускает глаза, сил кивать у него нет. И в ту же секунду чья-то рука вжимает Катю прямо в растерзанную грудь немца.

Она пытается освободиться, хочет вдохнуть.

Привкус крови во рту, и ноздри склеены, застилает глаза кровавая дымка.

Но кровь – это не страшно. Липкая, и дышать не получается – а не страшно.

Чужая рука давит на ее спину. Она тяжелая, настоящий пресс, но и это еще не все. Она… меняет температуру, от ледяной до обжигающей.

Страх вспыхивает и гаснет. Разгорается боль…

– Девушка! Девушка!!! Садитесь, пожалуйста! Вам плохо?

Парень из вагона. Длинные ресницы, Алекс, Лешка, придурки неисправимые. Видите, как меня обхаживают? Ваш клон вскочил, уступил место. Даже за локоть придерживает, чтобы было удобнее опуститься на сиденье.

– Спасибо, – пробормотала Катя, расстегивая сумочку.

Салфетка приклеивается к мокрому лбу.

«Надо звонить в милицию, – протирая лицо, подумала Некрасова. – Или лучше в гостиницу? Там ведь должна быть охрана. Да, попрошу, чтобы кто-нибудь поднялся в номер Ганса. У меня таких видений никогда раньше не было. Скоро я совсем ку-ку стану с этим веселым кино. Надо же, я все чувствовала, все видела, такое ощущение, что я действительно была в его номере. Какая рука, бр-р-р…»

Она вышла из метро, достала из сумочки сотовый, и…

Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда.

Ее мобильник – не самой престижной марки. Хотя этот вариант (максимально дорогой мобильник) тоже обдумывался, все-таки телефон, часы, машина – часть имиджа, в адвокатуре это важно.

Но технические характеристики несопоставимы с ценой, а ведь хочется, чтобы в телефоне были и камера, и плеер.

Итак, сотовый не самый лучший, но очень дорогой. Изготовлен одним из лидеров на рынке телефонов. Немного понтов, куда же без них – лимитированный выпуск, суперпрочный корпус. Телефон можно ронять на пол, он влагоустойчив. Гарантийное обслуживание – три года. Новехонький, используется меньше месяца.

Однако…

Катя поморгала и снова посмотрела на экран.

Потухший, словно разряженный. Но ведь батарея мощная, новая, заряд держит больше трех дней…

Через секунду она зажала рот рукой, чтобы не заорать.

Телефон включился. В окошке показалась знакомая картинка-заставка. Потом меню, затем почему-то настройка времени.

И Катя все-таки закричала.

12:05

12:04

12:03

:02;:01;:00…

«Какая же я дура! Пусть бы Володя сам сюда ехал. И сам во всем разбирался, – отмахиваясь от вороны, подумала Лика Вронская. – Блин, да что здесь происходит? Это же не птицы, а мутанты какие-то! Если бы я сумкой не махнула, она бы точно меня клювом тюкнула! Дожили, называется, наплевались на экологию. Уже птицы на людей бросаются!»

Лика посмотрела вперед, на скучный массивный прямоугольник гостиницы «Багдад» с узкими окнами-амбразурами. И по всему телу побежали мурашки.

Если возле парковки шныряла всего пара-тройка наглых тварей, то гостиница была полностью обтянута черным шевелящимся коконом.

Вороны распахивают крылья, парят, пикируют вниз. Каркают. И – Лика ловко отскочила, вспоминая добрым словом Амнистию, приучившую реагировать в таких ситуациях – гадят, прямо на лету. Никаких серых брюшек – птицы черные, как смоль, и пугающе крупные.

Зрелище было настолько необычным и зловещим, что Лика не сразу заметила группу растерянных прохожих, собравшихся около здания.

– Конец света счас будет. Я вам точно говорю, конец света. – Пожилая женщина закрестилась. – А погоды-то какие стоят, небо черное. Люди, что же делается такое?! Вот уже и помирать всем пришла пора!

Небо действительно темнело на глазах, наливалось грозой. Лучи солнца, прошивающие предгрозовую черноту, подсвечивали оперение горланящих птиц. В мерцающих бликующих крыльях словно отражалась неизбежная катастрофа…

– Да ладно вам, бабушка, – симпатичная девчушка лет четырнадцати наморщила носик с сережкой, – наверное, что-то вкусное возле этой гостиницы выбросили – вот птицы и слетелись.

Редкие волосы, сухонькие кулачки, тонкие губы. Костюм из позапрошлого столетия, обильно припудренный перхотью. Мужичок волнуется.

– Помилуйте, граждане. – Он нервно потирает ладошки. – Надо как-то реагировать. Где милиция? Птицы ведь агрессивны, они мне, извините, на пиджак насрали.

Милиции действительно нигде не видно. Прохладный воздух предупреждающе пахнет проливным дождем.

Толпа не умолкает.

– Как жутко!

– А ведь мне так и казалось, должно случиться что-то страшное.

– Люди, да конец света будет, что ж здесь непонятного!

«Не хватало мне еще промокнуть и простудиться. Наверное, если мама простужена, грудью ребенка кормить нельзя? Или можно? Надо спросить на всякий случай у педиатра, – думала Лика, с опаской поглядывая на ворон. – Придется пробираться внутрь. Зонтика нет. И, кстати, надо все-таки выяснить, где немец».

Прикрыть лицо руками.

Не уронить сумку.

Пополневшие бедра, проклятое кокетство – и, как следствие, высокие каблуки, побегай на таких.

Запястья касается крыло птицы. Скользко, противно, сразу хочется сполоснуть руки.

Вперед, вперед, вот и дверь!

Лика шмыгнула в автоматически распахнувшиеся двери и замерла.

«Пару раз мне приходилось бывать в этой гостинице. Но такого, – она завертела головой по сторонам, – никогда не было. На рецепции ни единого сотрудника, и даже в баре пусто! Так, мне все это начинает не нравиться».

– Кап, кап, кап…

Вронская посмотрела вниз, на источник звука, и у нее глаза полезли из орбит.

Гнусная птица, оказывается, долбанула-таки по руке, чуть ли не оттяпала кусок большого пальца на правой руке. Кровь льется. Но – не больно, мокро, тепло, однако, как ни странно, не больно.

Сначала Лика извлекла из сумки пачку салфеток, обмотала кровоточащий палец. Потом достала телефон, собралась набрать номер следователя, но… Гостиница, центр Москвы, надежный оператор – а связи нет.

– Не может быть, – вырвалось у Лики. – Один раз я уже видела похожие вещи, и вот опять…

По спине побежали мурашки. Сразу же вспомнился тот роман, мистический, в котором упоминались темные силы. Казалось, книга никогда не будет дописана, никогда не выйдет из типографии – вся техника объявила забастовку, вокруг все ломалось, выходило из строя, перегорало. Телефоны, компьютеры, диски, флэшки, даже какие-то станки в типографии. Перечень можно продолжать до бесконечности…

И вот снова происходит что-то непонятное…

Удрать?

А как же немец? Если все это связано с Гансом, то подниматься в его номер – 546-й, как пометил на листке Седов, словно чувствующий, что цифры могут вылететь из головы, – опасно.

Но если Вассерману требуется помощь?

Ругая себя всеми известными нецензурными словами, Лика подошла к лифту.

Он не вызывался!

Напрасно Вронская жала на кнопку вызова.

Однако электричество не пропадало: панель над лифтом высвечивала цифру 5.

На лестнице было так же безлюдно, как и в холле.

«Если дверь в коридор открывается карточкой-ключом, я смогу со спокойной совестью отсюда смотаться. Конечно же, она закрыта, в большинстве гостиниц именно так, – приободряла себя Лика, пешком поднимаясь на пятый этаж. – Ну, Седов, вот вредина, удружил так удружил…»

Горничная, пылесосившая ковер, показалась Лике самым родным человеком на свете.

Какие-то секунды Вронская пристально изучала светлые кудряшки, стройную фигурку в коротком синем платье.