Ольга Тарасевич - Плачущий ангел Шагала Страница 26

– Ничего себе хухры-мухры, – пробормотал Михаил и поскреб затылок. – Заложил меня, выходит, человечек. Ментам сдал, сука поганая. Или нет, не мог человечек меня сдать. Куда проще бабок отстегнуть, чем зону топтать. Повязали бедолагу, а он на меня все спихнул. С-сука! Сам сейчас перед ментами белый и пушистый. А я в дерьме по самое не хочу.

Выключив телевизор, Михаил снял тельняшку, зашвырнул ее в угол и принялся исследовать содержимое своих карманов. Денег не было вообще, и это его расстроило. После услышанного мучительно хотелось водовки. Не каждый день такие комбинации срываются, хорошо бы накатить по столь грустному поводу.

– За бабками идти нельзя, – пробурчал Михаил и пошел на кухню. – Там меня и повяжут. То есть повяжут меня по-любому. Придется уходить в глухую несознанку, типа, ничего не видел, ничего не слышал. Но сейчас надо выпить рюмашку…

На кухне у батареи стояла пара пустых бутылок. Михаил с тоской на них посмотрел, прикидывая: если их сдать, на водовку денег все равно не хватит. Значит, остается один вариант. Опять брать большую клетчатую сумку и отправляться шарить по помойкам. Другого выхода нет, у соседей он деньги одалживал, а вернуть все не получалось. Остаются помойки… Но если поймают?

«Хрен с ними, – решил Дорохов. – Душа горит, не могу!»

Он надел рубашку, набросил куртку и бегом бросился из подъезда. Еще не окончательно стемнело, и надо этим воспользоваться. В темноте фиг что углядишь.

«Улов» оказался отменным. Бутылок возле ближайшей же помойки валялось немерено. Добрые люди даже не стали забрасывать тару внутрь мусорных ящиков. Выставили вдоль невысокого бетонного ограждения.

Михаил набил сетку, опасливо огляделся по сторонам и, не заметив ничего подозрительно, удовлетворенно вытер лоб.

– Счас бухну, – пробормотал он, счастливо улыбаясь.

В ту же секунду ему прямо на темечко обрушился удар такой неимоверной силы, что в глазах потемнело.

Михаил упал лицом в лужу и вдруг почувствовал, что еще один, такой же сильный удар пришелся на затылок.

И больше Дорохов уже ничего не чувствовал, не видел и не слышал…

Кирилл долго искал этого бомжа. Искал с того самого дня, когда Юры не стало. Но собиравший возле общаги бутылки мужик как сквозь землю провалился.

Он ехал на работу, когда вдруг боковое зрение отметило сгорбившуюся под пачкой картона фигуру. Богданович резко притормозил у обочины и уставился в зеркало заднего вида. Нет, этот бомж не похож на объект поиска. Волосы того же цвета, черные, сальные, слипшиеся. Телосложение аналогичное. Вот Кирилл и дернулся.

Тем временем к бомжу подошла подруга. В таком же потрепанном пальтишке, с такой же интенсивно-фиолетовой физиономией.

Общаться с алкашами Кириллу не хотелось. Скольким он уже задавал вопросы, совал мятые купюры, старательно задерживая дыхание. Безрезультатно. «Его» бомж, судя по всему, был одиночкой. Во всяком случае, с себе подобными он не общался.

Кирилл понимал, что не сегодня, так завтра о его интересе узнает милиция. Бомж объявлен в розыск, и милиция точно так же роется среди отбросов человеческой породы. Надежда была лишь на то, что его случайные собеседники не проговорятся милиционерам, своим заклятым врагам. Ненависть в этом плане страхует куда больше извлекаемых из портмоне купюр.

Кирилл отыскал на пассажирском сиденье сотовый, перезвонил в музей. Сказал своей напарнице Марине, недавно принятой на место Юры, что задержится. Потом, понимая, что здорово рискует, он вышел из джипа, приблизился к оживленно жестикулирующей парочке. И постарался вложить в свой тон максимум дружелюбия:

– Здорово. Переговорить надо.

Мужик метнулся к пачке картона, а женщина с интересом уставилась на Кирилла.

– Переговорить! Давай, красавчик, говори!

Ее улыбка обнажила темные кривоватые зубы.

– Мужчину я одного ищу. Он бутылки собирал.

– Мы бутылками не занимаемся, – в голосе бомжа, похоже, слышались горделиво-хвастливые нотки. – Бумагу сдаем, дело выгодное. И не такое грязное, как бутылки.

– Ну, может, все-таки видели?

Кирилл достал из кармана куртки отлепленную со столба ориентировку, расправил и протянул бомжам.

Те испуганно переглянулись.

– Гражданин начальник, что ли? – нервно поинтересовался бомж.

Его подруга заинтересованно изучала листок.

– Какой начальник, – глотая ртом воздух, сказал Кирилл. Бомжи воняли неимоверно. – Батяня это мой. Пьет он. Неделю вот дома не появлялся.

Богданович врал и наблюдал за женщиной. Она сосредоточенно скребла затылок, на испитом лице явно отражались сомнения.

– Может, поможете? С маманей он развелся. И живет отдельно. К ней только деньги ходил стрелять. И вот исчез. Волнуемся, не случилось ли чего. Батяня у меня не подарок. Но живой же человек. А тут еще менты, – Кирилл негодующе потряс листовкой. – Видите, что пишут: подозревается в совершении преступления. Ну, тут все понятно. Ментов хлебом не корми – дай за решетку посадить невиновного человека. Преступников искать они не умеют. А вот спихнуть на такого, как батяня, – это всегда пожалуйста. Слушайте, а может, выпьем где-нибудь? За знакомство и все такое.

Он заговорил об алкоголе, когда понял: бомжиха сто процентов что-то знает.

– Санек я! – оживился бомж. – А тебя как звать? «Чернилами» за углом можно затариться.

Кириллу пришлось пожать протянутую заскорузлую ладонь. Получив деньги, Санек бегом помчался в магазин.

Десять минут, которые Кирилл провел в обществе бомжихи Катьки, показались вечностью. Зловонной и пугающей. На вопросы женщина не отвечала. Правда, обещала:

– Вот выпьем, красавчик, и тогда…

Бомжи привели его в подвал – теплый, но захламленный мусором, остатками еды, какими-то тряпками.

«Порядок бы навели, на работу устроились. Нет же, живут, как свиньи», – брезгливо думал Богданович, пока Санек разливал подозрительную темную жидкость по грязным граненым стаканам.

Попытки лишь отхлебнуть резко пахнущего пойла успехом не увенчались.

– До дна! – скомандовал Санек. И подозрительно прищурился: – Или ты на наш картон глаз положил?

– Что ты. – Кирилл, морщась, сделал большой глоток. – Мне бы только батяню найти. А пить я, если честно, не очень люблю. Только вот если за знакомство с такими хорошими людьми, как вы!

– Ну, вздрогнем! – Катя пригубила вино и поспешно наполнила опустевший стакан Санька.

Тот смахнул с куска фанеры, приспособленной под стол, таракана, раздавил его ногой в рваном ботинке и снова подозрительно уставился на Кирилла.

– Ты на Катьку видов не имей. Моя она.

Катерина зарделась от удовольствия.

– Вот ревнивый-то. Да твоя, твоя, кому же я еще нужна.

«Это точно. Если бы все женщины были такими, я бы стал гомосексуалистом. При условии отсутствия сходства партнера с Саньком, разумеется», – подумал Кирилл. От пойла на пустой желудок кружилась голова и больше всего на свете хотелось свалить из этой убогой обители куда подальше. Но Богданович мужественно терпел. А что, если эта тетка выведет его на бомжа? А тот расскажет о Шагале. А ради того, чтобы вернуть на родину живописное полотно великого художника, Кирилл готов на что угодно!

Казалось, выпитый алкоголь совершенно не действует на Санька. Размахивая руками, он оживленно повествовал о технологии успешного сбора картона. А потом вдруг внезапно умолк, прислонился к стене и захрапел.

– Скопытился, – удовлетворенно пробормотала Катя и, схватив Кирилла за руку, потащила его в темный угол.

Богданович растерянно замер. На полу, заваленном газетами, рыбными костями, шелухой от семечек, лежал большой матрас.

– Садись, – кивнула Катя, располагаясь на нехитром ложе.

Кирилл осторожно присел на краешек, и в ту же секунду зловонное тело приклеилось к его спине, зашамкали у уха горячие губы:

– Красавчик, не бойся, Санек спит как убитый. Полюби меня. И я тебе все расскажу. Ты же врешь. Никакой Миха тебе не батяня. Он в норе своей залег, сидит дома, носу на улице не показывает. Поцелуй меня, и я адресок тебе подкину. Красавчик, давай. Я же не старая, мы с тобой ровесники.

– А сколько тебе? – мягко, но уверенно отстраняясь, спросил Кирилл.

– Тридцать.

«Да она на полтинник выглядит», – подумал он, а вслух сказал нейтральное:

– Мне двадцать шесть, но все говорят, что выгляжу старше. Это из-за роста, и я плотный.

– Ты красавчик, – застонала Катя и, изловчившись, провела рукой с грязными ногтями у Кирилла между ног.

Тот напряженно замер. Но тут произошло то, чего не происходило никогда. Его тело, как автомат выстреливавшее за ночь четырьмя оргазмами, осталось безучастным.

– Я тебе не нравлюсь, – огорченно забормотала женщина. – А вот Миха, тот всегда… Что, я, в натуре, не твой размерчик?

– Болею я, – сокрушенно сказал Кирилл, сдерживая закипающее желание расхохотаться. – Ты очень красивая, Катя…