Екатерина Лесина - Маска короля Страница 26

– Я уже давно вам сказать собирался, но все как-то случая не выпадало. – Георгий совершенно не замечал реакции директора. – Мы свадьбу в июне планируем. Все за мой счет, даже не возражайте. В воскресенье я, раз уж разговор зашел, сватов пришлю, чтобы все чин чином.

Сватов он пришлет! Видали наглость? Да ноги его на пороге боле не будет!

– Ты! – Наконец, Степана Афанасьевича прорвало. – Щенок! Да что ты о себе возомнил! Свадьба?! Не будет никакой свадьбы! Убирайся, немедленно!

– Свадьба будет, – спокойно ответил Георгий. – Мы уже все решили.

– Решили они! Нет моего согласия на это!

– Нет, и не надо. Времена теперь не те, а на вашем месте я бы задумался. Я ведь могу и забыть, что вы – мой будущий тесть, в полицию пойти или еще куда. Рассказать, какие дела в приюте творятся. И сколько вы на свой счет сиротских копеек положили…

– Шантажируешь?

– Предупреждаю.

– Хорошо, будь по-твоему. – Степан умел проигрывать. Пусть он забирает Наташку, а там посмотрим. Двух тысяч, конечно, жалко, но, если он лишится места, будет гораздо хуже.

– И вот еще что… Мне Наталья говорила, будто у вас одна вещь имеется… Интересная… – Он посмотрел прямо в глаза директору. А тот почувствовал, как холодеет сердце. Проболталась! Проклятая безмозглая баба проболталась, и сейчас этот молодой да ранний заберет главное сокровище Степана Афанасьевича, единственное его наследие. Еще папенька его, будь он неладен, любил приговаривать: «Слушай маску, сынок, она плохого не посоветует». Как к нему, пьянице и дебоширу, попало это чудо, Степан не знал и знать не хотел, просто берег отцовский подарок. Странное дело: стоило только примерить маску, и в голове враз все прояснялось – и мысли дельные появлялись, как сэкономить, где и как это увести, переписать… Замечательная маска! А теперь ее хотят отнять.

– Мне нужна эта маска, – подтвердил его догадку Георгий. – Я готов заплатить столько, сколько скажете.

– Она не продается. – Отрицать и притворяться, что ни о какой маске он и слыхал не слыхивал, бесполезно. Этот докторишка чует ее дух, как хорошая гончая – свежий олений след.

– Пять тысяч.

– Нет.

– Десять.

– Нет!

– Двадцать. – Георгий повышал цену спокойно, словно в запасе у него был как минимум миллион. А то и не один.

– Нет. Она не продается. Даже за миллион. – Представив на мгновение этакую кучу денег, Степан было дрогнул, но тут же одернул себя. Без маски, без своего талисмана он – никто. И сколько бы денег у него ни было, он погибнет. С маской расставаться никак нельзя.

– Тогда подарите, на свадьбу. Степан Афанасьевич, я все равно ее добуду, неважно, каким путем. Эта вещь чересчур опасна, чтобы оставлять ее в мире, ее нужно уничтожить. Маску сделал мой дед, ее и еще четыре, именно он выпустил зло в этот мир, и он же завещал своим потомкам его уничтожить. К сожалению, у моего отца не хватило времени, он рано умер. Но мы с братом все помним и ищем. Поэтому, поверьте, у вас нет выбора. Лучше возьмите деньги. Сами назовите сумму.

– Хорошо. – Неожиданно Степан Афанасьевич понял, ЧТО нужно делать. Так он решит все проблемы сразу. – Сто тысяч рублей.

– Согласен. – Георгий и не думал торговаться. – Она здесь?

– Здесь, здесь. Сейчас принесу.

– А деньги?

– Я вам верю, как будущему родственнику.

Выпускать его из кабинета нельзя. Мало ли, что и кому он расскажет, пусть уж здесь умрет, в его, Степана, владениях.

Он вышел и почти сразу же вернулся.

– Вот она, – не без душевного трепета директор передал Георгию маску.

Серая, некрасивая, изготовлена из непонятного материала, не то дерево, не то крашеная кожа, которая со временем приобрела твердость дерева. Да и сама маска – не пойми что, словно морда диковинного зверя: то ли свинья, то ли крыса, то ли бык, то ли волк, а кое-где и человеческие черты проскальзывают. А еще маска пахла, удивительно, неописуемо: от нее исходил и тонкий аромат свежих купюр с их шершавой ломкой бумагой и свежей краской, и тяжелый запах золотых монет, старых, как сам благородный металл. Они так и встают перед глазами: блестящие кругляши, затертые шестигранники, полупрозрачные лепестки, ровные брусочки… и лица давно умерших королей и правителей, о которых теперь помнят лишь историки и отчеканенные в их честь деньги. Эта невзрачная странная маска источала дух денег, дух богатства и власти. Золотой демон. Ну как можно ее отдать?

Никак.

Рука судорожно сжала рукоятку пистолета. Грянул выстрел. Громко. Слишком громко. Но ничего, главное, ЭТОТ упал, пальцы его разжались, и маска выкатилась. Все. Теперь – все. Георгий пытался что-то сказать, но не успел… Так и умер с открытым ртом.

– Степанушко! – В кабинет влетела Зинаида и, увидав тело на полу, заголосила, глупая корова.

– Заткнись!

Зинаида не слышала его. Запрокинула свое блинообразное лицо к потолку и завыла, словно тоскующая волчица, нудно, протяжно, на одной ноте. Степан, не выдержав, ударил ее.

– Заткнись, кому я сказал!

Она замолчала, захлебнувшись собственным криком, захлопала водянистыми коровьими глазами.

– Пшла вон отсюдова!

– Степанушко! – Страх придал жене сил. – Что ж ты наделал?! Что ж теперь будет! – Толстые пальцы теребили край засаленного передника.

– Ничего не будет, понятно?! Ничего не произошло! Врач не пришел! Ты его не видела! Ты вообще ничего не видела! Иначе… – Степан Афанасьевич глазами указал на тело.

Зинаида тихонечко всхлипнула и крепко закусила губу, чтобы не разрыдаться в голос. Испугалась, это хорошо, будет молчать и слушаться.

– Теперь иди к детям. А я тут пока… Уберусь. Видишь, беспорядок какой, – Степан захихикал. Мысль, что противный доктор, который вымогал у него взятку и, страшно даже подумать, собирался его обворовать… а чем, как не воровством можно назвать стремление наглого мальчишки отобрать у него, у Степана, самое дорогое? – так вот, мысль о том, что его враг в данный момент – всего лишь куча мусора, которую необходимо просто срочно убрать, доставила ему непередаваемое наслаждение. Великолепно!

Тело Степан Афанасьевич вынес в подвал. В старом доме, где располагался приют, были замечательные подвалы, глубокие и холодные. Там его никто не найдет. Кстати, в кошельке доктора обнаружилось ни много, ни мало, а почти тысяча рублей. Кто бы мог подумать, а с виду такой голодранец!

Дома Степан Афанасьевич первым делом проучил дочку, которая слишком много о себе возомнила! Накликала неприятности на голову любимого батюшки, связалась невесть с кем! Наташка верещала и закрывала лицо руками. Ничего, пущай привыкает, до этого дня Степан Афанасьевич дочку не трогал, уж больно она тонкая была, вот он и опасался пришибить ее ненароком, да и Зинки хватало. Но отныне все будет по-другому, пора этим дурам уяснить, кто в доме хозяин!

Зинаиде тоже досталось – полезла за дочку заступаться, а это уже, почитай, прямой бунт. Да кто она такая, чтобы бунтовать? Зинка быстро все уразумела. Наташку, чтобы закрепить урок, Степан Афанасьевич запер на чердаке, посидит, подумает, глядишь, и образумится. Зинаида тенью шмыгала по квартире, стараясь не попадаться лишний раз на глаза разгневанному мужу. Степан задремал с приятной мыслью, что день удался.

Проснулся он от резкого тычка в бок: над кроватью нависал человек. В руке незнакомец сжимал пистолет.

– Ты… – Степан Афанасьевич зачарованно следил за тем, как черное дуло приближается к его виску.

– Зачем ты убил моего брата? – спросил человек.

– Он вор! – нервно взвизгнул директор.

– Он хотел тебе помочь. Спасти твою душу.

– Вор! Он хотел украсть ее! Отобрать!

– И ты убил его из-за какой-то маски?

– Она… – Степан Афанасьевич нервно сглотнул слюну, соображая, как объяснить словами то, что он чувствовал. – Она – особенная.

– Такая особенная, что стоит человеческой жизни?

– Да! – Стоит, еще как стоит. И, если надо, то и не одной. Все, что угодно, лишь бы не расставаться…

– Знаешь, – незнакомец присел на корточки рядом с кроватью, – мне жаль тебя. Искренне жаль… Но не беспокойся, о твоей семье я позабочусь… Честное слово даю в том.

Это – все… Степан Афанасьевич зажмурился. Страшно! Последнее, что услышал директор сиротского приюта, было совершенно не похоже на выстрел: шелест купюр, веселый звон полновесных золотых монет, тоненькое дребезжание меди и тихий голос неведомого зверя, не то волка, не то свиньи, не то человека. Оно прощалось.

Маска сгорела. Огонь долго не решался прикасаться к шершавой коже цвета пыли: горячие искры падали на нее и с возмущенным шипением гасли, но с каждой минутой их становилось все больше. И наконец, яркая вспышка, неприятный запах горелой кожи и краски. Все. В камине остался горячий черный комок странной формы.

Минус один. Осталось четыре. Три – и Король крыс. Отец не смог…

Отец. Он всю жизнь был одержим мыслью найти Короля крыс и уничтожить маски. Отомстить. Но что мог сделать простой ремесленник, когда в деле были замешаны аристократы? Ничего: у отца не было ни денег, ни титула, поэтому он и уехал в Америку, в страну, где каждый мог ухватить удачу за хвост, а золотых жил было больше, чем людей. И по странной прихоти судьбы ему повезло, он разбогател. Мало кто знал, чего ему это стоило. В сорок пять лет – полный старик, седой, с выпавшими от цинги зубами, с руками, в чьих суставах навеки поселился артрит, подарок земли, мороза и ветра; с прокуренными туберкулезными легкими и жаждой мести, которая со временем только усилилась. Отец часто рассказывал о масках, описывал каждую так, словно ему самому доводилось держать их в руках. А ведь он никогда их не видел. Дедовы эскизы, неизвестным образом уцелевшие в том пожаре, и несколько слов умирающего, вот и все. Отец говорил, будто маски приходят к нему во сне. Издеваются. Зовут его ломкими голосами по имени, уговаривают отступить.