Рена Юзбаши - Скинхед Страница 26

Утром меня будит детский крик. Это еще сон или уже явь? Ходики на стенке возвращают к реальности — семь часов утра, пора вставать. Мама уже на кухне, чайник горячий, на тарелке — здоровенный бутерброд с колбасой и сыром. Она всегда смеется, что я, как кот Матроскин, ем неправильные бутерброды, но все равно делает их такими, как я люблю.

— Мам, а меня сегодня детский крик разбудил или у меня от учебы крыша поехала? — я говорю с набитым ртом, чего мама не любит, но очень уж любопытно.

— Не переживай, может от чего другого, но на почве учебы тебе ничего такого не грозит — крыша у тебя останется на месте. Просто у наших соседей малыш родился недавно. У тех, которые напротив живут.

— Там же, старикашки проживают, — я вытер губы тыльной стороной ладони.

— Во-первых, этим старикашкам всего около пятидесяти, а во-вторых, после того, как Петр Андреевич попал под сокращение, они на дачу переехали, а квартиру сдают, — и мама подталкивает мне тарелку, на которой лежит последний бутерброд.

— И кому же? — я так рад, что мама с утра выглядит оживленной, значит ей хорошо, что готов сколько угодно говорить о новых соседях.

— Молодым ребятам из Туркмении. Ты подумай, ей всего двадцать пять лет, а у нее уже третий ребенок родился. Ну и правильно: чем больше детей в семье, тем лучше. Я всегда хотела большую семью, ведь раньше в русских семьях было принято рожать много детей. Еще сто лет назад семеро детей в русской глубинке — это была обычная небольшая семья. А что теперь? Вон наши соседи с первого этажа, Леша и Катя — лет семь женаты и один годовалый малыш. Я с Катей недавно пошутила, мол, пора карапузу братика или сестричку, заказывать. А она: не принято это сейчас, не модно. Представляешь?

Далее рассуждения мамы можно не слушать. Вывод из этого разговора один: пока мы боремся с этими уродами, они, как ни в чем не бывало, преспокойно размножаются. И ничего с этим поделать нельзя. Демографическая ситуация, одним словом, вредит моему аппетиту, не говоря о пищеварении.

— Мне уже в школу пора, — поднимаюсь из-за стола.

— Между прочим, Карим и Гуля уже два года живут с нами по соседству, мог бы и познакомиться с ними. Они хорошие ребята, — таким образом, мама надеется расширить мой жизненный кругозор.

— Обязательно познакомлюсь, мама!

Только этим и буду жить всю оставшуюся жизнь!

С последним звонком вылетаю из школы вон. У меня серьезная задумка. Нет, не встреча с Ирой, хотя мы с Ирой договаривались увидеться после школы. Спешно сбрасываю ей сообщение, чтобы не ждала. То, что я задумал важнее, чем даже свидание.

Через несколько минут я сижу, пристроившись в одной из беседок нашего двора и обозреваю мамаш, выползших со своими отпрысками на прогулки. Я занят серьезным делом. На восемнадцатой черномазой малявке сбиваюсь: они для меня на одно лицо, различить их можно разве что по курткам. В общем, приезжие носятся по двору стаями. А как же наши, белокурые? Тут ошибиться трудно: трое их, родимых — сколько не ищи! Всего! Трое против восемнадцати. Есть от чего придти в отчаянье. Как же нам быть, несчастным русским. Куда деваться от этой напасти? И почему все это происходит именно с нами? Именно в России? У Учителя на этот счет есть свой довод, по-своему несокрушимый: именно России всегда приходилось первой принимать удар! Он отвечает фактами: никто точно не знает, сколько их сейчас проживает на территории России — инородцев, мусульман, например. Путин, наш бывший, неоднократно озвучивал цифру 20 миллионов. Кроме Китая, говорит Учитель, нас с юга подпирает миллиардная Индия и еще один миллиард мусульман в придачу. И если исключить из числа нашего населения лиц «кавказской национальности», да татар с башкирами и другой заезжий люд, то государствообразующего народа — русского остается столько же, сколько наших соседей — турок и иранцев.

— Как же Россия стала великой державой? Ведь было же это, Учитель?

— Было, есть и будет! За одно семнадцатое столетие русский народ совершил сверх-чудо и освоил просторы Великой Евразии — от Урала до Тихого океана. Эта богатырская задача оказалась по плечу России и ее передовому отряду — казакам, потому что русские оставались верны Домострою, Православию и национальному укладу. Потому что русские всегда могли выстоять. Помните, мы — великий народ, мы — непобедимы. И поэтому мы возродим великую Русь. — Так говорит Учитель. И мне ничего не остается, как верить ему. Верить и повторять: «Мы выстоим и победим! Россия может принадлежать только русским! И более никому!»

— Если мы хотим видеть Россию великой и сильной, то должны учиться, работать, рожать детей, а самое главное, бороться с захватчиками. Но, в отличие от войн в прошлом, теперь захватчики стали изощреннее, хитрее, ловчее, и если мы не будем настороже, то однажды проснемся в Русестане людьми второго сорта. Понятно?

— Конечно! Куда еще ясней! — откликаемся мы.

— В таком случае вы должны знать, что Россия занимает первые места в мире по количеству абортов, разводов и запредельного количества выпитого спиртного. Алкогольный беспредел затопил страну. И началось это в 90-е годы, когда Россию залили дешевым спиртом «Рояль». Водка стала дешевле мыла, ею фактически торгуют круглосуточно. Именно с этого времени на одного человека в России приходится 18 литров выпитого спирта в год. Это — в три раза больше, чем в странах Европы. Демографы пришли к выводу, что вырождение и стремительное убывание народа связано с неограниченным употреблением алкоголя. Кому это нужно? Это — настоящий заговор против России, против русского народа. Миру внушают, что пьянство — национальная черта русских. А вот послушайте, что говорил когда-то ученый, католик-литовец Михалон: «Московский народ всегда трезв и всегда при оружии». В этом — формула правильной жизни современного русского. И вы должны всю жизнь следовать данному правилу! Алкоголь — это оружие геноцида русского народа.

Учитель сегодня в ударе. Чувствую, наверняка у него припасено к концу собрания что-то особенное. Это особенное прозвучит чуть позже, когда останутся одни командиры. Вот в чем суть задумки Учителя. По соседству с ним живет некий азербайджанец. Завтра собирается домой, даже билет на самолет уже купил. Учитель обвел нас пытливым взглядом:

— Он не должен, не имеет права уехать домой с деньгами, которые заработаны в России. Это несправедливо. Если позволить ему тратить русские деньги у себя дома, следом потянутся вдохновленные его примером дружки и многочисленная родня. У меня в связи с этим специальное задание. Оно поручается отряду Трофима. На следующем собрании все братство узнает о героическом поступке его бойцов. Ясно?

Трофим вскочил:

— Да, Учитель! — по-командирски, как настоящий солдат, выпрямившись, глядя решительно в глаза Учителю.

Вот это поручение! Когда же придет мой черед выполнять особое задание? Все листовки расклеиваю, в общей куче бегаю по дворам, ерундой занимаюсь. Впрочем, у Учителя все расписано, он знает все наперед… Придет и мой черед делом доказать, как я предан своей стране.

По вечерам, когда мне страсть как хочется посмотреть какой-нибудь боевик, мама отслеживает программу «Время». Она признается, что эта привычка с далекого советского прошлого, но ничего не может с собой поделать. Ну, какое ей дело до того, что сказал Медведев на встрече с губернаторами или до бомбежек Израилем Сектора Газа?! Нет, она каждый вечер впивается взглядом в экран, словно ведущий, у которого на волосах столько же лака, сколько у нашей директрисы, вот-вот сообщит о повышении ей зарплаты. Впрочем, у этого напомаженного, прилизанного хмыря напоследок припасено для нас, москвичей кое-что интересное: «В окно квартиры на первом этаже была брошена бутылка с зажигательной смесью. Квартиру снимал азербайджанец, торговец с местного рынка. Как сообщает пресс-служба РУВД Бескудниковского района, иммигрант скончался по дороге в больницу. При нем обнаружен авиабилет в Баку. По свидетельству очевидцев, преступление совершила группа подростков, замеченная неподалеку от места происшествия. По некоторым данным, этот акт был совершен на национальной почве, хотя официальные лица утверждают, что, скорее всего, подростки действовали из хулиганских побуждений».

Вот оно — спецзадание! Мною овладевает странное волнение, ощущение собственной силы и значительности, причастности к некой тайне. Значит, мы можем влиять на события, можем изменить жизнь по собственному хотению! Правда где-то в глубине души дрожит и струнка страха за содеянное: «А вдруг?» Что кроится за этим «вдруг» — трудно осознать. Потому что вслед ему несется и другое: а стоило ли, пусть чужого, но обыкновенного парня, собиравшего к себе домой, лишать жизни? С другой стороны, с какой это радости жалеть мне этого азера? Они жалели маму, когда сумку у нее вырывали, когда ножом в бок тыкали? Так что нечего нюни распускать. Что бы сказал в этом случае Учитель? Нет места жалости в нашей борьбе. Нет и быть не может — вот что.