Александр Смирнов - Чернокнижник Страница 26

Одни считали, что человек так легко и свободно критикующий самого эталона отечественной литературы — Пушкина, достоин только одного названия — варвар.

Другие полагали, что в стране родилась новая звезда по своей яркости если не превосходящей Пушкина, то, во всяком случае, не уступающая великому поэту.

Ни одно периодическое издание, имеющее хотя бы отдалённое отношение к литературе, не выходило в свет без статьи, очерка или интервью, направленных либо на поругание, либо на поддержание Чернокнижника. Это стало настолько модным, что вскоре даже технические или рекламные издания стали обсуждать эту тему. Эстафету критических статей подхватило радио и телевидение. Петра просто разрывали на части, приглашая принять участие то в телепередачи, то приглашали приехать в радиостудию. Особую часть в этом звёздном ливне приглашений занимали встречи с читателями: сюда люди стекались не для того, чтобы выслушать автора, они просто хотели своими глазами увидеть настоящую звезду, увидеть, чтобы хоть немного почувствовать самим божественное тепло, исходящее от нимба гения.

Нет, в Советском союзе не было слова «пиар», в Советском союзе было только само явление.

Глава 10

Как бы ни радовали лавры и медные трубы, а думать о хлебе насущном приходится всем: и неудачникам и баловням судьбы. Ведь все понимают, что только стоит остановиться в этом безумном беге и толпа, ослеплённая какой-нибудь новой звездой, забудет про своего недавнего кумира и даже не посмотрит, как тот, подобно поверженному гладиатору, истекает кровью на арене Колизея. Что делать! Таковы правила игры: не мы писали их, ни нам их отменять.

Чернокнижник попытался отказываться от интервью и выступлений, ссылаясь на занятость, но это привело только к увеличению гонораров. Отказаться от таких денег, которые ему предлагали не было никакой возможности.

Наконец выход был найден. Вместо модного и известного писателя интервью стала давать его, как это теперь называли — гражданская жена. Толпа была в восторге: вместо одной игрушки она обрела две. Чернокнижник получил возможность сесть за стол и приступить к своему следующему роману.

Придя домой после очередного выступления по телевидению, Катя, поужинав и отпустив служанку, зашла в кабинет Петра.

— Ну, как, начало положено?

— Собственно в этом больших проблем нет, — ответил Пётр. — Мне нужно только изменить имена подлинных героев.

— Зачем?

— Затем, что я обещал, когда брал сочинение.

— Ты когда-нибудь считал деньги, которые мы получили за твою книгу.

— Ты имеешь в виду гонорар?

— Я имею в виду всё, что связано с романом.

Пётр задумался.

— А я всё подсчитала, — не стала дожидаться ответа Катя, — доходы, полученные от скандала, который был устроен тобой в прессе, в сто двадцать раз превышает гонорар, полученный за роман.

— В сто двадцать раз!?

— Так точно!

— А какой скандал я учинил?

— А кто убил Онегина вместо Ленского? Толпе нужен не роман, а скандал, — подытожила Катя.

— Что же ты предлагаешь?

— Имена должны быть подлинными, наверняка корреспонденты будут всё проверять. Сюжеты, которые описаны в сочинение никуда не годятся. Посуди сам, что собственно произошло? Взрослые люди дождались, когда дети уснут, и начали заниматься тем, чем занимается каждый взрослый человек. В чём собственно криминал? Безнравственно поступают не те, кто занимается, чем ему положено заниматься в такое время, а те, кто подглядывает за ними. Образ должен быть раскрыт так, чтобы кровь застывала в жилах!

Пётр задумался. Его лицо стало мрачным и серьёзным. Но вот оно прояснилось, и уголки губ немного вытянулись в улыбке.

— Ты что? — спросила Катя.

— Я заглавие придумал.

Катя с интересом посмотрела на Петра.

— Лагерный роман.

— Я помню. Это слова Лены — физички, когда она говорила про отношения с вожатыми мужчинами.

— Никаких мужчин не будет, — сказал Пётр. — Будут две вожатые, две молодые самки у которых крышу сорвало на почве секса.

— Во, во! Секса надо побольше, это гарантия успеха! Как говорится, кашу маслом не испортишь.

— И не просто секса, а целая оргия с несовершеннолетними! — вошёл во вкус Пётр.

— Петька, ты у меня гений! — похвалила писателя Катя.

Пётр склонился над столом, и его пальцы ловко стали отстукивать на печатной машинке дробь будущего романа.

«…В этом походе расклад получился хуже, чем в прошлый раз. Тогда двое вожатых были учителями физкультуры, и двое молоденькие учительницы — одна русичка, а вторая физичка. А в этом вместо четырёх послали только двух. И эти двое были женщинами. Сразу после отбоя вожатые, не дождавшись пока дети уснут, залезали в свою палатку и начинали вспоминать свои прошлогодние приключения.

— А помнишь, как в прошлый раз, с нами были ещё двое вожатых — физкультурники? — с восторгом вспоминала Лена.

— Мне из-за этих козлов лечиться пришлось, — Таня сплюнула и скорчила недовольную гримасу.

— Мне тоже. Впрочем, это вполне естественно, ведь мы тогда менялись партнёрами.

— Всё равно это было очень романтично, — восхищалась Лена. — Вылечили за несколько месяцев, а воспоминаний на целый год хватило.

— Считай, что на два, — поправила подружку Таня.

— Почему на два?

— Потому, что в этом году мы с тобой пролетели, как фанера над Парижем.

— А жаль, — вздохнула Лена, — я бы ещё полечилась.

Далее шли такие интимные подробности, что описывать их нет никакой возможности. Однако девушкам эти подробности были необходимы, как воздух. Этими подробностями доводили собеседниц до экстаза, что в какой-то степени позволяло компенсировать отсутствие мужчин. При этом рассказчицы не стремились рассказать правду, их целью было, как можно сильнее возбудить свои натуры. Естественно, что рассказы сопровождались раздеванием и обниманием друг друга.

Неожиданно около палатки послышался какой-то хруст. Лена быстро накинула на себя халат и вышла из палатки.

Летняя ночь опустила на поляну кромешную тьму. Тёплый воздух, пропитанный хвоёй и запахом лесных цветов, висел неподвижно и как будто обволакивал соей бархатной сущностью всё тело. Невидимые тепловые лучи от недогоревшего костра, будто страстный любовник, покрывал жаркими поцелуями те участки кожи, которые не были спрятаны под халатом.

— Таня, Таня! — воскликнула Лена, — иди скорее сюда! Разве можно спать в такую ночь?

Из палатки вышла Таня, на ходу подвязывая халат.

— Кто это был? — спросила она.

— Наверное зверюшка какая-то, — ответила Лена.

— А дети спят?

— Как сурки.

Лена нагнулась и, подняв с земли несколько сухих веток, бросила их на угасающие угли. Сноп искр моментально поднялся вверх, освящая причудливым светом всю поляну. Языки пламени тут же окружили ветки и под их треск заплясали в таинственном хороводе. Лена сбросила свой халат на землю, распростёрла руки и подставила своё тело волшебному теплу.

— Боже мой, какая прелесть! — прошептала она подруге, — так хорошо, что и мужиков никаких не надо!

Таня тоже скинула халат и подошла к костру.

В детской палатке, где мальчики у которых уже начали расти усы, по словам Лены должны были спать, как сурки, сном даже и не пахло. Столпившись у маленького палаточного окошечка они, спустив трусы и сжав в кулаках своё достоинство, наблюдали за сценой, которую не доводилось видеть даже во сне.

— Что там, что там? — пытались оттолкнуть от окошка счастливчиков другие ребята.

— Там Татьяна Александровна в таком виде!

— Какая Татьяна Александровна?

— Бахметьева, какая же ещё?

Наконец один из созерцателей испустил благодушный стон и, разжав свой кулак, отошёл от окошка. На его место стремились уже другие, да так резво, что чуть не уронили палатку.

Заметив это движение, вожатые отошли от костра и быстро накинули свои халаты.

— Где они? — спрашивали вновь пришедшие созерцатели.

— Сейчас выдут. Они в тени.

Однако выходить в освещённый круг костра никто не собирался. Вожатые зашли в палатку, взяли фонарики и, обойдя жилище юношей с тыла, очутились у брезентовой двери. Лена наклонилась к самому уху подруги и прошептала:

— Давай!

Татьяна Александровна резко отдёрнула в сторону брезент и два луча фонариков осветили палатку.

Картина, открывшаяся двум педагогом, резко отличалась от тех лекций по детской психологии и физиологии, которые они изучали в своём педагогическом институте. Юноши, поголовно все находились в состоянии детского грешка. Их безумные взгляды уже не реагировали на происходящее вокруг. Они занимались своим делом до тех пор, пока их лица не расплывались в счастливой улыбке и они не валились на кровать, испуская облегчённый стон.