Ольга Хмельницкая - Из бутика с любовью Страница 26

При этом все портили настороженные, умные, внимательные глаза и кривая полуулыбка. Одежда помогала, только пока мужчина смотрел на Евгению со спины. Почему-то, посмотрев ей в глаза, ее начинали бояться.

Евгения знала, что на работе ее опасаются. Эти сжатые в ее присутствии плечи, эти опущенные глаза, эта шаркающая походка. Она давно отчаялась найти себе мужчину. Смотрела в испуганные и затравленные глаза, и возникало желание вцепиться в глотку этим трясущимся существам, которые позорили своей трусостью звание мужчин. Причем тряслись и подчиненные, и те, на кого Евгения обрушивалась с проверкой.

В Петре она не увидела ни страха, ни стремления подлизываться. Желание действовать ударно и нестандартно заставило сделать ее предложение Петру.

Не получилось.

Но почему-то у Евгении не было ощущения проигрыша. Она посмотрела на платье, на котором больше не было пуговиц, потерла шею в засосах и улыбнулась. Торчащая челюсть при этом автоматически спряталась. Телефон Евгении пискнул, доставив сообщение, она подошла, взяла его со стола, раскрыла, прочитала.

«Только ноги».

Еще и отправлено из Интернета.

– Кто-то ошибся, – решила Евгения. – Адресатом. При чем здесь ноги? Только. Ноги. А руки и голова?

Она отложила телефон и принялась чистить чеснок.

Марина и Дима примеряли, примеряли и примеряли. Платья, юбки, топы, джемпера, шортики и брючки. Кое-что Марине понравилось. В частности, трикотажное платье до пят на тоненьких бретельках, мягко охватывающее фигуру.

– Бомба, – кивнул Дима. – Очень красиво.

Хлопок был уютным, теплым и каким-то очень комфортным. Марина вообще любила натуральные ткани.

– Купим, будешь ходить дома, – сказал Дима. – Редко тебе что-то идет так, как это платье. Оно просто-таки создано для тебя.

Потом Дима включил лампу и осмотрел примерочную. Ничего. Ни малейших следов крови.

– Давай отнесем на кассу, – сказал Дима, кивнув на платье, – и пойдем изучать следующую кабинку.

Но следующая кабинка была занята двумя подругами.

– Маша, – доносился через тканевую перегородку басовитый голос, – Маша, с твоими ногами такую юбку носить нельзя. Ты на себя посмотри. У тебя же жир на коленях болтается.

В ответ раздалось возмущенное бормотание.

– Кто тебе правду скажет, как не я, твоя лучшая подруга, – продолжал басок, – я же не виновата, что жир у тебя и правда болтается, это ж объективная реальность.

Бормотание приобрело визгливые нотки.

– И попа у тебя отвисшая, – продолжал басок злорадно. – А туда же, хочешь мини-юбку купить.

Ответную реплику разобрать было нельзя, но она явно имела депрессивный оттенок.

– Купи свободные брюки и тунику, это скроет жир, – резюмировал басок. – А это все, что хотела купить, повесь назад. Послушай меня, свою лучшую подругу. Такое мини можно носить мне, а тебе нужно избавиться от иллюзий и нездорового оптимизма.

В примерочной послышалось пыхтение и возня. Несколько минут спустя они вышли – толстенькая невысокая брюнетка с ножками в виде буквы «икс» и высокая худощавая блондинка.

– Объективность прежде всего, – сказала брюнетка баском, передвигая ножки и слегка косолапя, – такие, как я, просто созданы для мини. Но если тебе мини никак... то не надо впадать в отчаяние! Джинсы просто-таки созданы для девушек с жирными ножками.

И она выразительно покосилась на свою худощавую подругу. Та грустно кивнула. Пончик торжествующе повел подругу к полке с джинсами.

– Уверенность в себе, – сказала Марина, – позволяет убедить окружающих в том, что белое – это черное, и наоборот.

– Наполеон, – улыбнулся Дима.

Они зашли в освободившуюся примерочную. Дима повесил на вешалку плечики с вещами. Марина набрала номер Вероники.

«Мой френд Alexander играет в игру, которую я не поощряю, – писала Стекл_offa, – он пытается всем доказать, что любую девушку можно взять измором. Посмотрите его блог – он каждый день ходит за девушкой, незаметно ее фотографирует, изображает смертельно влюбленного юношу и уверен, что она в конце концов сдастся».

Ощущая биение сердца, Ира переключилась на страницу Александра, закрыла глаза и вновь открыла. Там было множество ее фотографий.

«Пока ломается, – было написано под верхней фоткой, – но от меня не уйдешь»

Сердце Иры забилось как сумасшедшее. Рука непроизвольно сжала чашку. Ощущать себя объектом жестокого эксперимента было очень неприятно.

«Она делает вид, что ей все равно, – гласила надпись под еще одной фотографией, – но это только так кажется».

На следующей фотографии была спина Иры и подпись: «Не бывает неприступных крепостей».

Она оставила комментарий: «Бывают», – и залпом допила кофе.

От него слегка пахло табаком. На вкус он был терпким и кололся щетиной. Вероника закрыла глаза, чтобы не видеть голубых глаз, просвечивающих ее насквозь.

– Мммммм, – сказал он, на секунду оторвался от нее, вдохнул воздуха и вновь впился в ее губы.

– И джинсы на голое тело? Это прекрасно. Ты больше не носишь ничего лишнего? – сказал он.

Джинсы упали на пол. Гладкая поверхность стиральной машины приятно холодила филейную часть Вероники.

– Как сладко, – сказала она.

– Смелость вознаграждается, – сказал он. – Как ты себя чувствуешь?

– Отлично. Как человек, который снял скафандр на третьей планете от Солнца. Боялся, что задохнется. А оказалось, там давно цветут сады.

Он стянул с себя куртку, потом футболку, оставшись с голым торсом. На левом плече у него была большая татуировка. Вероника чувствовала, как перераспределяется у нее в организме кровь, как стучит в груди сердце и становится трудно дышать. Телефон, лежащий на полочке среди косметики, которая отныне Веронике не нужна, зазвенел и запрыгал.

– Ответь, – сказал он. – Это важно.

Вероника подчинилась, ощущая, что подчиняется автоматически, не раздумывая, как будто он был истиной в последней инстанции.

– Але, – сказала она. – Здравствуйте, Марина. Да, получала. Из Интернета. Такое странное... «Твоя очередь никогда не наступит». Спасибо, буду осторожна, до свидания.

Она отключила связь и снова обвила руками его шею.

Дима осветил все вокруг ультрафиолетовой лампой.

– Все чисто, – сказал он. – Крови нет. Что сказала Вероника?

– Ей пришло сообщение, что ее очередь никогда не наступит. Это что-то апокалиптическое. Кира и Ульяна мертвы, фото Цукермана разорвано, Лиза следующая, с Ирой нет связи, Анастасия будет последней, очередь Вероники не наступит никогда. Мне не приходило ничего. Евгении я сейчас по...

В этот момент Евгения позвонила сама.

– Дай я угадаю, – сказал Дима. – В эсэмэске, которая пришла Евгении, есть слово «ноги».

– Марина, – сказала Евгения в трубку, – вы попросили сообщать обо всех подозрительных звонках, сообщениях и ситуациях. Мне пришло сообщение. Там два слова. «Только ноги».

Марина посмотрела на Диму дикими глазами.

– Евгения, спасибо, это очень важно, – сказала она. – У нас уже два трупа. Убиты Кира и Ульяна. Это сообщение – угроза. Вашим ногам. Хотя я не представляю, как это может быть и что это значит.

– Кто-то убивает посетительниц семинара одну за другой? А у меня ноги планирует оторвать?

– Да. В торговом центре. Второе убийство словно сделано под копирку.

– Маньяк, – сказала Евгения. – Определенно маньяк.

– Зачем?

– Маньяк не задает слова «зачем». Ему просто хочется убивать. У него в душе есть что-то сумасшедшее. Что-то в глубине... такое бешеное. Как гидра, которая притаилась на дне пруда.

Евгения отключилась. Марина посмотрела на мужа.

– Откуда ты знал? – спросила она.

Он улыбнулся.

– Вник в логику, – сказал он. – Тебе сообщение вообще не придет. Потому что ты беременная, не в теме. Не вписываешься в ряд. Знаешь, как рубанок, гвозди, стамеска, молоток, арбуз, пила и шпатель. Найди лишнее.

– Арбуз.

– Молодец. Ты арбуз. Ты – лишняя.

– Так почему ноги? Почему?

Они вышли из примерочной и пошли к кассе.

– Пока не могу сказать, – покачал он головой. – Потерпи. Если я расскажу тебе свою версию, ты перестанешь думать, а мне надо, чтобы ты продолжала пытаться мыслить самостоятельно. К слову, моя догадка ни на что не влияет. Я просто уловил закономерность. Но она нам пока ничем не поможет.

Они оплатили покупки и вышли из Terranova. Следующим был кофейный бутик, распространяющий одуряющий аромат.

Лиза рисовала, но вдохновение потихоньку убывало, а шрамы на груди болели все сильнее. Они ныли и стреляли, как будто на грудь капал раскаленный свинец. Лиза села на мягкий пушистый пол рядом с недописанной картиной и прижала руки к груди. Картины были прекрасны. Она была молодой, красивой и талантливой. Но силы оставляли ее, а депрессия нарастала.

Она прошлась по квартире, залезла в ванну с морской солью, потом встала перед зеркалом. Лиза вспомнила, как ее привезли в больницу, как персонал уговаривал ее сказать правду и написать заявление на того, кто это сделал... Но Лиза не сказала ни слова. Никто не знал, кто был виноват.