Карло Шефер - Жертвенный агнец Страница 26

Ильдирим прикидывала, что бы такое могло затмить печальные картины, возникшие в ее сознании: упущенный шанс — Бабетта одна — Бабетта на неправильном пути. Она сама — постаревшая, с горькими складками на лице.

— Слушай, малышка, — она потянулась, почти расслабившись от усталости, — у тебя свои секреты, у меня свои.

— Если это секреты, тогда ты, наверное, ими со мной не поделишься, — последовал лукавый ответ.

— Нет-нет, одним поделюсь. Его не знает даже Тойер.

— Да?

— У меня довольно много денег.

Бабетта молчала. Слова произвели впечатление.

— Потому что я вкалывала еще во время учебы, да ты знаешь об этом. Я живу экономно до сих пор. Теперь я неплохо зарабатываю и никогда не трачу все до конца. Да, еще я как-то раз выиграла в лотерею пять тысяч.

— Неужели?

— Угу, некоторое время назад. Мне и самой в это трудно поверить. Разумная Бахар всем хорошо распорядилась. Ведь никогда не знаешь: может, возникнет нужда. Нужда и вправду возникла. У тебя в самом деле все нормально в школе, или ты мне тоже наврала?

— В школе? Да, конечно, все правда, отметки и вообще…

— Когда каникулы?

— Через неделю…

— Значит, ты пропустишь семь дней, ну и наплевать. Для разнообразия мы наврем с тобой вместе. Итак, у тебя опоясывающий лишай, всем будет тебя жалко. Так куда мы съездим?

— С Тойером вместе?

— Нет, мы с тобой вдвоем. Куда тебе хочется? Может, в Турцию? Навестим в Измире моих родителей?

— Вообще-то Турция меня не очень интересует, — тут же заупрямилась Бабетта.

— Ладно, пускай, — неохотно согласилась Ильдирим. — Но Греция тоже исключается. Туда я не хочу.

— Вот одна страна интересовала меня всегда, — глаза девочки засияли, — туда мне очень хочется…

Что это за страна? США? Тогда уж лучше Греция. Франция? Италия?

— Дания.

На стене темнело пятно. Ильдирим уставилась на него и смотрела, пока оно не стало шевелиться.

— В Данию хочешь? Зимой? Почему в Данию?

— Слушай, если я вернусь из нашей поездки загорелая, кто мне поверит насчет лишая?

Приемная мать, схватившаяся, как за спасательный круг, за педагогику приключений, взглянула на часы. Пора принимать утреннюю порцию антиастматического лекарства — и проветрить квартиру, а то люди решат, что тут пожар, когда из окон повалит дым. Все очень логично. Дания. Что ж, решено.

В середине дня Тойер снова был в Гейдельберге. Снег исчез, зато гаупткомиссар обрел твердую почву под ногами. Легким пружинистым шагом он вошел в рабочий кабинет и приступил к отчету о своей поездке. Дом пасторской вдовы, чай из шиповника, неожиданные сигарки, затем отвлекся — вахмистр Штудер, Глаузер, Базель, Туффенцамер, сумбурно описал свое любовное озарение и наконец вернулся к теме — как произошел прорыв. Да, да, он доверял им всем, доверял их результатам, абсолютно слепо. Но все-таки захотел составить собственное представление, и не столько о вдове, сколько о вдовце… то есть нет, о мертвеце, об убитом, как теперь можно утверждать с полным правом, поскольку:

— Понимаете, в чем дело? Он был бесплоден!

Хафнер присвистнул сквозь зубы.

— Пильц еще не пришел в сознание; вероятно, его держат в искусственной коме. Но когда очнется, мы узнаем, кого он так боится. Господи, сколько всего нам нужно узнать, и как можно скорей!

Штерн рассмеялся:

— Я пытался записывать ваш рассказ. Значит, Нассман на самом деле путался с нашей старой знакомой Бухвальд. Надо с ней побеседовать. Еще я предлагаю установить контакт, конечно, максимально тактично, с отцом пропавшей подружки Пильца. Пока что мы его в глаза не видели. А этот самый Туффенцамер будет в дальнейшем держать нас в курсе?

— Обещал, — ответил Тойер. — Пока мы ведем расследование неофициально, приходится верить ему на слово.

— Бесплодный… — Штерн покачал головой. — Можно подумать, что это преступление, за которое полагается смертная казнь.

Тойер что-то заподозрил, но промолчал.

— К понедельнику нам, возможно, удастся набрать достаточно материалов, чтобы Ильдирим смогла снова закрутить официальную карусель, — предположил Лейдиг, но в его голосе не было уверенности.

— Все равно! — бессмысленно протрубил Хафнер. — Наконец-то мы опять начнем жить нормально!

Возбужденный Тойер бегал по кабинету взад-вперед, словно спортсмен-марафонец.

— Тогда мы сделаем так. Я беру на себя Бухвальд и постараюсь выжать из нее однозначное показание, что Нассман не может фигурировать в деле как преступник. Возможно, она добавит еще что-нибудь полезное.

— Я могу поискать все, что имеется по пропавшей девушке, — сказал Лейдиг.

Хафнер сверкнул глазами, но не смог придумать для себя никакого важного вклада в расследование.

— Ладно, Томас, — успокоил его Штерн. — Мы с тобой станем и дальше копаться в будничном дерьме. Все-таки не хочется попадаться на глаза Шильдкнехт, а уж тем более под ее железную руку до тех пор, пока мы не нароем важных фактов. Ведь сейчас мы не можем все скопом переключиться на что-то другое.

Огненный Хафнер разочарованно пробормотал нечто вроде «один за всех и все за одного», но покорно взял в руки папки, которые уже успел сдвинуть на самый край стола.

— Верно. — Тойер покосился на дверь, внезапно испугавшись, что войдет шефиня и устроит ему разнос. — Но пока не суетитесь. В моем распоряжении еще есть пара дней. Кстати, второе направление наших усилий: попробуем доказать, что Адмир вовсе не поджигал пасторский дом. Я наведаюсь как-нибудь и к его отцу…

— Не хочется портить нам суперское настроение, — пробухтел разочарованный Хафнер, — но если мы не сумеем опровергнуть официальную версию, что Нассман убийца, а босниец — поджигатель, то снова окажемся в глубокой заднице, во всяком случае, если Пильц не добавит ничего нового.

Тойер был вынужден согласиться, что все их старания могут рухнуть в один миг. Словом, все было как всегда.

Адрес сохранился у него еще с прошлого раза, однако студенческое общежитие на Хоймаркт, где все еще числилась Бухвальд, казалось полностью опустевшим. Судя по всему, молодежь разбежалась по своим делам. Тойер этому не поверил. Он грозно нажимал на все кнопки разом, поначалу безрезультатно, но потом отворилось окно на втором этаже. Из-под слипшихся ресниц на полицейского смотрел сонный парень.

— Чего вам?

— Я из полиции. Скажите, где мне найти фрау Доротею Бухвальд?

— Не знаю, на занятиях.

— А вы что же? — прорычал Тойер. — Прогуливаете?

— Бросил учебу…

— Паразит!

Не успел комиссар придумать другие оскорбления, как к нему подошла маленькая пухлая женщина:

— Простите, не надо сердиться.

— Конечно, уважаемая, — смиренно произнес могучий сыщик и собрался уходить.

— Я слышала ваш вопрос. Я тоже живу в этом доме.

— Ага, а почему вы не у себя в комнате?

Маленькая дама удивленно вытаращила глаза:

— Я покупала себе продукты на ужин.

Краткого взгляда в ее корзинку было достаточно: кусок черного хлеба, увядший пучок шнитт-лука, запотевший стаканчик диетического сыра. К ним стеклянная бутылка яблочного сока, мутного, словно зимнее гейдельбергское небо.

— Вы тоже с факультета теологии и дружите с фрау Бухвальд?

Девушка кивнула, впечатленная его проницательностью:

— Да вы настоящий детектив!

— Стараюсь, — ответил Тойер, все больше убеждаясь, что ведет себя как идиот. Но его так и тянуло в небеса… Любовь, эпилепсия, в них причина, что ли? Неужели они могут прекратиться, едва начавшись? Осталась ли в этом мире хоть какая-то логика или уже нет?

— Вот только она больше не изучает теологию, во всяком случае, у нас не изучает. Сейчас она перешла в Педагогический.

«Настоящий детектив» кивнул, пораженный известием. Эге, в игру вступило даже старое доброе заведение, бывшая обитель Хорнунг. Ну и расследование получается на этот раз! От террористов к церковникам, а теперь и к педагогам общеобразовательной школы!

— Если она срочно вам нужна, дождитесь ее там, так как потом она поедет прямо домой. У нее семинар по общей педагогике, в старом корпусе… Последнее занятие на неделе…

— А неделя, как известно, заканчивается у студентов в четверг, — проревел Тойер и, даже не поблагодарив информантку, зашагал прочь.

У длинноволосого студиозуса, курившего перед главным подъездом института, полицейский конфисковал список лекций и после беглого просмотра швырнул ему под ноги. В это время проходил только один семинар по педагогике, на верхнем этаже, где все трехзначные номера кабинетов начинались с цифры «3».

Немного времени еще оставалось, и, как всегда, это здание заворожило гаупткомиссара: в нем гармонично соединились неприступная крепость, баварский замок Нойшванштейн и «Летающий класс» Эриха Кестнера.[10] Вообще-то чудаковатый комиссар любил высокие потолки, запах мастики, исходящий от натертого паркетного пола, вид на башенки и эркеры сквозь частый оконный переплет и вообще всю архитектуру, где невозможно провести грань между неоготикой, почти романтизмом, буржуазным классицизмом и крайним обветшанием. Но тут же он снова разозлился до безумия, когда в институтском вестибюле обнаружил стенд, который от имени группы под названием «Хрипеды» — то есть «христиане в педагогике» — призывал не отбирать чужой хлеб, отказаться от мяса из-за угрозы вырождения и т. д. Рядом висела бездушная фотокопия — приглашение на выставку детских рисунков из Румынии, а над всем этим желтый ксерокопированный призыв: «Помогите! Срочно ищу 3-ZKB,[11] спортсмен, звонить по телефону… и после „слушаю“ спросить…»