Ильдар Абузяров - Мутабор Страница 26

Странно, но мне нравится как запах озона, так и запах бензина. Я люблю запахи всех времен года. Лето пахнет только что сваренным вишневым вареньем и свежескошенной травой. За зимой тянется шлейф принесенного с мороза свежевыстиранного белья, горьких мандаринов и маминых гераней. Осенью после дождя разбухают ароматы сырости, мокрых зонтов, выхлопных паров и прелой листвы. А весной я люблю запах талого снега и пробудившихся почек. Когда утром выходишь на улицу и чувствуешь – головокружительно несет весной и свежестью.

Я обожаю запах зажженной спички и запах жженой резины на подошве кроссовок. Может, поэтому мне так нравится резиновый половик у двери квартиры. Он мне напоминает медленно работающую беговую дорожку, когда я выхожу на лестничную площадку и, переминаясь на месте, вхолостую проворачиваю ключ в замочной скважине.

Не так-то легко привыкнуть к новому замку в рай. К приятному запаху бетона, свежепобеленного потолка и только-только нанесенной краски: видимо, недавно здесь сделали ремонт.

В лифте я опять натыкаюсь на тонкий шлейф изысканных духов. Я тащусь от запаха женщин с цветочными и свежими нотками. Я люблю букет только этого лифта. И никакого другого.

Я подхожу к подъездной двери с пакетом, полным мусора. Мне нравится запах железа пустых консервных банок из-под корма, нагретого в руке, запах сырой рыбы, когда ее чистишь, и запах полиэтилена из-под дисков. Мусор – это не только старые газеты и обертки. Как выяснилось из пребывания в квартире Леонардо Грегора Стюарта, я люблю запах использованной чайной заварки с ароматом жасмина и розы.

Наводить идеальную чистоту после себя и выкидывать малейший накопленный мною мусор я решил как можно чаще – а вдруг хозяин вернется? И теперь я знаю, что люблю запах благовоний и афродизиаков, запах стирального порошка, банного мыла и ландышевого освежителя воздуха.

2

А также – поймете ли вы меня? – я люблю запах свободного дня и новых мест.

Стоит мне выйти на свежий воздух, как на меня обрушивается запах улицы и осени со всеми поздними цветами и соцветиями. Запах вечернего города наполняет мои легкие надеждой и переносит в страну мечтаний и их исполнения.

Меня оглушают грохот жизни и аромат венского кофе с ванилью и яблочным пирогом, что доносится из соседнего кафе. Меня будоражит запах свежеиспеченного хлеба и свежеиспеченных газет и журналов, когда только что напечатана новая страница и бумага еще не подсохла, как осенние листы под ногами.

Но это не только свежая типографская краска. Если открыть такую книгу, то можно почувствовать аромат скандальной новости, острого слова, вдохновения и мастерства.

У подъездной двери я чуть не натыкаюсь на округлый зад соседки, склонившейся над коляской. Коляска, как и та часть, в которую я чуть было не уперся, большая и разделена на две половины. В коляске двойня. Мальчик и девочка. Витя и Вика. Им около шести месяцев.

Я люблю запах грудничков. Запах сладенького молока и пареных пеленок. Запах свежевыглаженного белья – думаю, женщины меня поймут.

Витя лежит довольный, с двумя погремушками-тамтамами в обоих кулачках. Вика плачет, у нее ни одной игрушки. Мама на этот раз на стороне Вики – она с сигаретой во рту склоняется над коляской, чтобы передать одну игрушку дочке. Теперь очередь Вити переходить на визг.

Как странно держать сигарету во рту, склонившись над коляской, – смотрит с осуждением сквозь лобовое стекло водитель машины у подъезда. На его лбу целую секунду видна вся гамма недоумения, пока он вдруг не высказывает, жестикулируя, что-то себе под нос, потому что слов не слышно. Его машина тоже недовольно начинает фырчать – заводиться.

Теперь уже очередь мамы смотреть со злостью на водителя. Как можно так грохотать и газовать рядом с маленькими детьми? Водитель машины и мама двойни – видимо, мои соседи, муж и жена. Я говорю им «здрасте», улыбаюсь и иду дальше. Через Шведский переулок на Малую Конюшенную, на которой пацаны в спортивных трусах и футболках что есть силы лупят по мячу. Мяч весело отскакивает от брусчатки. По возгласам ребятни я понимаю, что они иностранцы. Немцы или австрийцы. У себя дома они привыкли, что в каждом дворе есть детская площадка.

3

Я люблю запах мяча, потому что он ассоциируется у меня с запахом детства и теплых бесконечных вечеров. И еще – думаю, мужчины меня поймут, – я люблю запах пота, своего собственного или конского пота. Я уже успел разгуляться и вспотеть. Октябрьское солнце припекает на фоне стремительно наползающей тучи. Душно, как перед грозой.

Сейчас бабахнет гром, стоит только одному из горе-футболистов залепить что есть мочи в небо и дать мячом звонкую пощечину туче. Воздух наэлектризован.

Меня это не может не радовать. Я тоже наэлектризован. Я люблю запах дождевой воды, запах непонятно откуда появившегося порыва ветра и уличной страсти. Я бегу навстречу прекрасной женщине. Я люблю твой запах, Кэт!

– Привет!

– Привет!

Разве мог я представить себе раньше, что такая девушка, окинув меня проницательным взглядом с ног до головы, улыбнется своей – о, два «о»! – офигительно-очаровательной улыбкой! Раньше, видя подобных девушек, совершающих свой променад по Невскому, я затравленно вжимался в стену, когда был не при делах, или громко кричал «Эй, посторонись!», когда старался побыстрее протащить мимо них свою тачку.

– Как настроение?

– Прекрасное. А у тебя?

– Ты еще спрашиваешь. Лучше не бывает!

«Так же, наверное, заключаются браки между богатыми, – с иронией думал я, боясь сморозить какую-нибудь глупость. – Им даже не надо встречаться, достаточно через поверенных проверить состояние наличного счета и имущества друг друга».

Ирония мне помогла. Катя смущалась. Мы шли с ней по городу, почти ни о чем не разговаривая. Только глядя друг на друга и обольстительно улыбаясь. Было ясно без слов, что мы друг друга стоим.

– Может, сходим в кино? – предложил я спрятаться в темноте зала, не выдержав лучезарности ее улыбки. – Или посидим в кафе?

– Давай в кино. – Мы как раз проходили мимо Дома кино.

Но, к сожалению, все билеты на ближайший сеанс были уже распроданы. И тогда я, не подумав, ляпнул: «Слушай, я тут недалеко живу. И думаю, у меня найдется что посмотреть».

– Можно, – неожиданно легко согласилась девушка, взяв меня под руку. – Пойдем. Но сначала давай выпьем по чашечке кофе или чая. Ты знаешь какое-нибудь хорошее кафе в округе?

4

– Еще бы я не знал хорошие кафе в округе! – поднял я недоуменно бровь. Хорошие кафе в этом районе – мой хлеб. – Здесь есть неплохое кафе «Мама Рома».

– Мама кого? – переспросила Катя.

Спустя пять минут мы уже сидели при свечах. И при десерте с фруктами, часть которых предназначалась Элиоту. Мы пили жасминовый зеленый чай «Сокровища шейха», который очень хорошо бодрит, и ели блины с шоколадом и грецкими орехами…

– Ну что? Пойдем посмотрим кино, – предложила Кэт, когда я расплатился с официантом. – Или ты меня поучишь самой увлекательной игре? Что так удивился? Я имею в виду шахматы.

Я удивился, потому что раньше и представить себе не мог, что такие девушки согласятся хоть пять минут стоять со мной рядом. Не то чтобы пойти домой. Подобные девушки казались мне совершенно недоступными. Будто из другого мира. И тут на тебе. Сразу домой.

Мы вышли под руку из кафе и проследовали мимо стоящего на обочине моего знакомого велорикши Ашраба.

– Господа, домчу с ветерком куда прикажете, – обратился он к нам. – Недорого.

К счастью, рикша меня не признал.

– Я не использую рабский труд, – отрезал я.

По благодарному взгляду девушки было видно, что этим резким мужественным ответом я заработал еще несколько очков в свою копилку.

Всегда приятно после изысканного ужина прогуляться по вечернему городу. С залива дул освежающий ветерок. Романтично и полезно, пусть даже туфли слегка натирают ноги.

5

Но вот, скинув босоножки, она проскочила внутрь комнаты.

– Уютненько, – слушал я ее щебетание, развязывая шнурки и одновременно вытирая испарину со лба. – У тебя так много всего! И Горький тоже!

– Да, – сказал я больше с иронией, чем с гордостью.

– Слушай, какой ты молодец! Ты любишь Кислевского?

– Обожаю. – Опять ирония. Хотя я действительно сладкому предпочитаю что-нибудь острое и кислое. Мясо с горчицей, например, и клюквенный морс.

– И я очень люблю, давай его посмотрим.

Вот так она добралась до фильмов. А я чуть было не сказал, что Кислевский мой самый любимый, после Горького, соус.

– Давай посмотрим «Красный»! – предложила она. – Это мой любимый.

– Думаю, даме больше подойдет «Синий», – решил я пошутить, увидев бретельку ее лифа. – Сегодня я предпочитаю синее.

– Я не против, – согласилась она, доставая с полки диск. – Всяко лучше, чем «Белый» в таком настроении.

Я опять попал в точку. Оказывается, у этого Кислевского было не только кислое красное и горькое белое, но еще и синее.