Александр Ольбик - Дублет из коллекции Бонвивана Страница 26

Когда до нужной ячейки оставались считанные метры, Рощинский почувствовал сильное сердцебиение. Он вытянул вперед руку - она тоже вибрировала, словно соединенная проводами высокого напряжения.

Он опустил в щель жетон, набрал названный вымогателем номер и дернул ручку на себя. Однако дверца не открылась. Он ее дергал и проклинал всех подонков, которые заставляют его жить по их правилам. Через секунду спохватился: не набрал букву "ж". И когда наконец он открыл ячейку, его взору представился белый стандартный лист бумаги, на котором печатными буквами было написано: "Иди на выход, подойди к торговке семечками (в сером плаще и красных туфлях) и передай ей посылку. Советую делать все быстро и без подлянки".

Рощинский чертыхнулся и сплюнул прямо на пол. Ему такие игры очень не нравились.

Он вышел из зала и сразу же, за трамвайными путями, увидел женщину в сером плаще. Ей было не более тридцати, с несколько помятым, но все еще красивым лицом. И как показалось Рощинскому, скромным и никак не подходящим для роли участницы банды.

Он подошел к лоточнице и стал наблюдать, как она ловко и быстро насыпает семечки в маленькие газетные кульки. Когда его очередь дошла до нее, он вытащил из сумки пакет и протянул ей. Женщина не удивилась и вообще не выразила ни малейшей эмоции: взяла пакет и положила под стол, на пустые ящики. Ему хотелось ей крикнуть, чтобы она не валяла дурака и убрала оттуда опасную поклажу...

Владимир Ефимович, ощущая дискомфорт, отошел к киоску и купил бутылку пива. Несколько бомжей устроили настоящее толковище у перил, ограждающих канальчик. Они курили, плевали в воду, кидали туда пробки и окурки.

Облокотившись о перила, Рощинский из-под полей шляпы наблюдал за продавщицей. Однако свежий ветер с канальчика заставил его зайти в зал ожидания и занять позицию на лавке, примыкающей к игральным автоматам. Возле них было шумно - подростки с хлесткими комментариями и подначками играли в гонщиков.

Два часа он неотрывно, через витрину, взирал на продавщицу семечками в надежде увидеть того, кто явится за пакетом. Время уже клонилось к вечеру, когда к столику с семечками подошла высокая, русоволосая женщина с большим целлофановым пакетом в руках. Пакет полоскался у ее стройных ног, облаченных в черные лодочки на высоком каблуке. Ему показалось, что эту молодую женщину он уже когда-то видел.

Все произошло буднично и неопасно: женщина взяла у продавщицы пакет и кинула его в целлофановый мешок. У Рощинского екнуло сердце, когда она размашисто, пересекая трамвайные пути, задела мешком фонарный столб.

Толстяк сорвался с места и, словно раненый пингвин, торопясь и чуть не падая, заспешил к выходу. Он хотел окликнуть, остановить женщину, сказать ей, чтобы она не была последней дурой и не брала неизвестные вещи у неизвестных людей. Однако он опоздал: женщина уже пересекла стоянку такси и через несколько мгновений ее стройная фигура скрылась в одном из частных таксомоторов.

Машина выехала на трамвайные пути и направилась в сторону железнодорожного виадука. Рощинский стоял посреди улицы и всем своим видом напоминал выброшенного на берег кашалота. Он не мог справиться с дыханием, его сердце так колотилось, что даже лацкан плаща заметно вибрировал в такт его сумасшедшему ритму...

Глава тринадцатая

Ройтс шел по еще непроснувшемуся до конца городу, глубоко засунув руки в карманы кожаной куртки. "Нельзя допустить, - наставлял его внутренний голос, - чтобы этот барсук унес с собой весь куль с добром..."

Он обошел вокруг забора и возле кустов жасмина перелез через него. Дом спал и только старый клен по-утреннему тихо поскрипывал над ним. Капельки росы на ставнях и стенах дома напоминали о конце лета.

Ройтс, подойдя к крыльцу, затаился. Он не знал, что в кладовке к каждому шороху прислушивается Форд. И когда он подошел к двери и взялся за ручку, собака притаенно зарычала. Ройтс чертыхнулся и, уже не таясь, с силой дернул на себя дверь. Форд зашелся низким предостерегающим лаем. Через несколько мгновений скрипнула в коридоре половица и сонный голос Рощинского цыкнул на собаку: "Фу, Фордик, молчать!"

- Кому в такую рань не спится? - спросил он из-за двери.

- Это я, Игорь...Есть дело, надо переговорить.

- Дверь распахнулась и перед Ройтсом предстал заспанный, в заношенном махровом халате, хозяин дома. Халат не закрывал колен и грудь, поросшую густыми седыми волосами. Черные на выкате глаза Рощинского с ног до головы осмотрели раннего гостя. И было в этом взгляде и раздражение, и отсвет подозрительности.

- Что за дело в такую рань? - спросил Толстяк. - Я всю ночь глаз не сомкнул, видно, циклон на подходе.

- Погода действительно меняется, - поддакнул Ройтс, - причем так меняется, что того и гляди скрутит в бараний рог.

В глазах Рощинского еще больше засветилась подозрительность.

- Ты еще слишком молод, чтобы от погоды загибаться. Заходи и выкладывай, что у тебя на душе.

Игорь переступил порог и слева от себя, в кладовке, услышал злобный рык Форда.

- Фу, Фордик, тут все свои, - для приличия прикрикнул на собаку Рощинский.

Идя следом за Ройтсом, он отодвинул на двери чулана щеколду.

- Ты, Игорь, проходи и садись, а я прилягу, - Рощинский, не снимая с плеч халата, сел на кровать и как-то по-женски залез под одеяло. Одну руку он положил под голову, другую вытянул вдоль туловища.

Ройтс расположился у стола. Сидел молча, видимо, не решаясь произнести много раз сказанные про себя слова..

- Ну, чего ждешь, парень? - подтолкнул его к разговору Рощинский. - Или пока шел, текст забыл?

- Я хочу вас, Владимир Ефимович, по-дружески предупредить: разговор будет непростой. Все, что сейчас скажу, воспринимайте спокойно, без истерик и боданья.

- Интересно говоришь...Ты, случайно, не онколог, а я случайно не твой пациент, которому осталось жить две недели? - на дряблых щеках Толстяка проступила пепельная бледность. - Давай, трекай, только не ломай голову насчет того, как раковый больной твою чушь будет воспринимать. Идет?

- А тут, собственно, не о чем много говорить! - Ройтс щелчком сбросил со стола засохшую хлебную крошку. - Вопрос очень простой и упирается в справедливое распределение материальных радостей. Но для начала я вам напомню кое-какие штрихи из вашей боевой биографии...

- А вот это уже тянет на сенсацию! Только я не знаю, с какого конца ты начнешь...

- Вы не на допросе - знаю, не знаю...Да это сейчас никакой роли не играет, - Ройтс поднялся со стула, подошел к кровати и присел на ее край, у ног лежащего. - Я могу вам напомнить, как вы в свое время прищучили некоего Бонвивана. Вспоминаете о столь незначительной детальке из своей жизни? На сколько тысяч тугриков тянула та коллекция из дуплетов?

- Чего, чего? - прохрипел ошарашенный Рощинский.

- Ду-пле-тов! - по слогам повторил Ройтс. - И не делайте вид, будто это слово вам не знакомо.

- Почему же не знакомо...Когда-то в молодости стрелял дуплетом по уткам и в бильярд поигрывал...

Ройтс поднялся с кровати и сделал несколько шагов по комнате.

- Вы же прекрасно понимаете, что речь идет не об этом. Вы нас уже однажды втравили в авантюру с Симчиком, теперь еще раз, но уже с дуплетами, черт бы их побрал. - Ройтс блефовал и делал это примитивно. - Я пришел к вам, чтобы предупредить...

- Перестань, парень, темнить, - Рощинский уже не улыбался. На его висках опасно взбухли вены. - Вваливаешься спозаранку в чужой дом, несешь какую-то ахинею, а я, практически находясь в гипертоническом кризе, оправдываюсь перед тобой, словно нашкодивший пацан. И мне этот расклад категорически не нравится.

Ройтс снова вернулся на стул. Его подгоняло нетерпение.

- Хорошо, - сказал он, - буду выражаться яснее. Тот перстень, который вы нам с Аликом дали загнать, принадлежит Бонвивану. Его замочили из-за знаменитой на весь мир коллекции дуплетов.

- О, Господи, опять эти задрюченные дуплеты! -Выкрикнул взбешенный Толстяк.

Но Таракан гнул свою линию.

- На всякий случай объясняю для особо непонятных...Дуплеты - это склеенные камни, один из которых фальшивый. Фуфло, стекляшка по цене три копейки за тонну. И не делайте из себя дурочку из переулочка.

- Да что ты говоришь! - Владимир Ефимович резко приподнялся с подушки. - Интересно, почему ты об этом знаешь, а я впервые о такой хреновине слышу?

Ройтс в упор смотрел на Рощинского, и в его серых с желтыми крапинками глазах бился вопрос: "Так где же все ЭТО спрятано?"

И Рощинский, словно прочитал этот немудреный вопрос. Темные силы шевельнулись в его груди. Лицо как будто опало, вытянулось, как это обычно бывает у тяжело больных людей. Однако вопрос его был спокойным, даже с оттенком благодушия.

- Так ты, сукин сын, пришел ко мне за своей долей?

- Да, за ней, - как ни в чем не бывало молвил Ройтс.

- И в чем же она выражается?

Ответ последовал без запинки:

- Сто штук наличными или два кило желтого металла и соответствующей бижутерии. Я думаю, это не разорит вас...