Комната убийств - Джеймс Филлис Дороти Страница 26

Мюрел появилась, как и всегда, ровно в девять, и рабочий день начался. Ждали группу ученых из Гарварда; с ними была предварительная договоренность. Визит устроил мистер Калдер-Хейл, который и должен был все им показать. Комната убийств его не интересовала, и эту часть экскурсии обычно проводила Мюрел. Смотритель признавал в убийстве и символичность, и характерность для своего времени, но возражал против посвящения убийцам и их преступлениям целой комнаты. Талли знала, что Калдер-Хейл отказывался от объяснений, не распространялся насчет экспонатов и все же был твердо уверен: чемодан открывать не следует по той простой причине, что те самые пятна крови могут вызвать у посетителей интерес и заставят их в очередной раз содрогнуться от ужаса.

Мюрел была предельно собранна. В десять часов она пошла искать Талли, стоявшую за гаражом и занятую разговором с Райаном — какие кусты следует подрезать и не стоит ли позвонить и посоветоваться с миссис Фарадей, которая еще не вышла после болезни.

— Мне пришлось на время оставить рабочее место, — сказала Мюрел. — Меня ждут в Комнате убийств. Согласись вы завести мобильный телефон, я была бы уверена, что в любой момент смогу связаться с вами, даже если вы не в коттедже.

Отказ Талли обзаводиться мобильным телефоном вызывал упреки давно. Ее ненависть к мобильникам происходила не только из-за привычки людей не выключать их даже в музеях или кричать в них всякую бессмыслицу, когда она сидит в автобусе — на своем любимом месте, спереди, на втором этаже, наблюдая за происходящим внизу. Причины не ограничивались этими неудобствами. Сигнал сотовых по каким-то абсурдным, но неизбежным законам породнился в сознании Талли с настойчивым звоном дверного колокольчика в магазине, под знаком которого прошли и ее детство, и взрослая жизнь.

Она сидела за столом, выдавала маленькие билеты-наклейки, с помощью которых Мюрел контролировала количество посетителей, слушала приглушенное жужжание голосов, доносящееся из картинной галереи, — и на сердце у нее стало светлее. День был под стать ее настроению. В четверг небо, непроницаемое, будто серый ковер, давило на город и, казалось, впитывало его жизненную силу. Даже на окраине Хита воздух отдавал кислой гарью. А в пятницу погода прямо с утра переменилась. Воздух, все еще холодный, стал подвижнее, к полудню посвежело. Ветер раскачивал верхушки деревьев, шевелился в кустах, наполнял воздух запахами поздней осени, запахами земли.

Пока Талли дежурила за столом, приехала миссис Стрикленд, одна из добровольных помощниц. Она была каллиграфом-любителем и приходила в Дюпейн по средам и пятницам, чтобы находиться в библиотеке и писать, если требуется, новые таблички к экспонатам. Миссис Стрикленд выполняла тройную функцию, так как могла ответить практически на любые вопросы посетителей о книгах или рукописях, а заодно приглядывала за происходящим.

В полвторого, когда Мюрел пошла обедать в офис, на Талли опять оставили стол. Хотя посетителей приходило все меньше, музей казался оживленнее, чем был в последние недели. В два образовалась маленькая очередь. Талли с улыбкой приветствовала вновь приходящих, протягивая сдачу, и ее оптимизм крепчал. Вдруг найдется способ сохранить музей?! Но никаких сообщений до сих пор не было.

Без чего-то пять последние посетители ушли, и Талли вернулась в последний раз, чтобы вместе с Мюрел все проверить. При жизни старого Дюпейна этот обход был только ее обязанностью, но через неделю после своего появления Годбай по собственному почину взялась сопровождать Талли. Сама Талли возражать не стала, инстинктивно понимая, что не стоит ссориться с протеже мисс Кэролайн. Они вместе осмотрели комнаты, заперли галерею и библиотеку, заглянули в архив, который располагался в подвале и всегда ярко освещался: железная лестница была небезопасной. Все хорошо. Никаких вещей, забытых посетителями.

Выставочные стенды аккуратно закрыли кожаными чехлами. На библиотечном столе лежало несколько журналов в полиэтиленовых обложках. Их разложили поаккуратнее. Уходя, женщины выключили свет.

Вернувшись в холл и всматриваясь в темноту над лестницей, Талли в который раз подивилась странностям, присущим молчаливой пустоте. После пяти часов музей в ее глазах приобретал загадочность и чужеродность. С общественными местами такое часто происходит: их оставляют человеческие существа, и тишина, как зловещий потусторонний дух, прокрадывается внутрь, вступая в свои ночные права. Мистер Калдер-Хейл ушел поздним утром вместе с посетителями, мисс Кэролайн уехала в четыре. Вскоре и Райан, забрав свое дневное жалованье, пешком отправился к метро.

Остались Талли и Мюрел. Мюрел предложила миссис Стрикленд подвезти ее до метро, и в пятнадцать минут шестого, чуть раньше обычного, она и ее пассажирка уехали. Талли подождала, пока машина не скроется в темноте, и пошла к коттеджу.

Поднялся ветер; его неожиданные порывы вымывали из души женщины дневной оптимизм. Талли с усилием двигалась вдоль восточной стороны дома, и ей хотелось, чтобы в коттедже горели огни. С появлением Мюрел она приучила себя к экономии. Обогрев и освещение у коттеджа были отдельными, ей не предъявлялось никаких претензий, но Талли знала, что счета тщательно изучаются. И Мюрел была, конечно же, права: деньги сейчас надо беречь как никогда. И все же, приближаясь к темной массе коттеджа, Талли хотела, чтобы сквозь шторы в гостиной был виден свет. Она понимала: это пока что ее дом — и ей стало спокойнее. У двери она задержалась и через раскинувшийся Хит оглянулась на далекий блеск лондонских огней. Даже с приходом темноты, когда Хит превращался в чернеющую под ночным небом пустоту, он все равно оставался ее любимым, родным местом.

В кустах раздался шорох, и появился Кот. Ничем не выдавая ни привязанности, ни хотя бы узнавания, он прошествовал по дорожке и уселся, ожидая, пока откроют дверь.

Кот был ничейным. Даже Талли признавала, что вряд ли кто-нибудь добровольно захотел бы такое завести. Она никогда не видела кота больше этого. Он был на редкость рыжим, на его плоской квадратной морде один глаз располагался чуть ниже, чем надо, на коротеньких толстых лапках — огромные когти. О существовании хвоста кот, казалось, и не подозревал, так как пользовался им лишь иногда, выражая большей частью неудовольствие. Он появился прошлой зимой, придя из Хита, и два дня просидел под дверью, пока Талли не вынесла ему блюдце с кошачьей едой, — возможно, поступив несколько опрометчиво. Кот в несколько глотков с этим справился, прокрался через открытую дверь в гостиную и захватил кресло у камина. Работавший в тот день Райан стоял у двери и с опаской поглядывал на пришельца.

— Заходи, Райан. Он не собирается на тебя нападать. Это всего лишь кот, и он не виноват, что так выглядит.

— Он такой большой. Как вы его собираетесь назвать?

— Я пока над этим не думала. Рыжий или Мармелад — слишком очевидно. Ладно, он ведь может и уйти.

— Судя по его виду, он уходить не собирается… Рыжие, не рыжие — все они коты. Можете так его и назвать: Кот.

И он стал Котом.

В течение нескольких недель Кота перевидали все — и Дюпейны, и персонал. Восторга он не вызвал ни у кого. В голосе Маркуса Дюпейна слышалось явное неудовольствие: «Ошейник отсутствует. Значит, никого он особенно не интересует. Вы могли бы дать объявление, но не исключено, что владелец только рад его уходу. Талли, если вы решите его оставить, старайтесь следить, чтобы он не забирался в музей».

Миссис Фарадей поглядела на Кота с неодобрением, свойственным всем садовникам, сказав только, что хорошо бы не пускать его на здешнюю лужайку, только вряд ли это возможно. Миссис Стрикленд воскликнула: «Какой же он уродливый, бедняжка! Не милосерднее было бы его усыпить? Думаю, вам не следует его подкармливать, Талли. У него могут быть блохи. Не подпускайте его к библиотеке, ладно? У меня аллергия на шерсть».

Талли не ждала от Мюрел сочувствия — и не ошиблась: «Вы бы приглядывали, чтоб он не лез в музей. Мисс Кэролайн будет этим недовольна, а у меня и без него дел полно. Надеюсь, вы не собираетесь делать для него лазейку в двери? Следующему жильцу это, возможно, не понравится».