Анна и Сергей Литвиновы - Ледяное сердце не болит Страница 27

– Тихо сидеть! Не кричать!

Свои слова он сопроводил резким ударом по лицу. Замахнулся второй раз – Надя закрылась руками, и тогда мучитель изо всех сил пнул ее ногой по ребрам.

– Не волнуйся! – ухмыльнулся он. – Дойдет и до тебя очередь!

А потом вышел, оставив плачущую Надю на полу. Снова зазвенели ключи и лязгнул запор.

В то утро Романа Ивановича Бахарева, как и вчера, разбудил телефонный звонок – только на сей раз не мобильника, а городского аппарата. После исчезновения дочери он перестал отключать свои средства связи даже на одну минуту.

– Роман Иванович? – проскрипел простонародный женский голос. – Это снизу, консьержка говорит.

– Ну? – выдохнул Бахарев.

– Вам тут посылочку принесли.

– Что?! – не понял со сна он. – Какую еще посылочку?!

– А вы подойдите, получите, да и посмотрите.

– Ща подойду, – буркнул в трубку Бахарев.

Сроду не приносил ему никто на дом никаких посылок – разве что с фельдъегерем с работы документы привозили, когда он гриппом прихварывал. Да еще на пятидесятилетие деловые партнеры из Германии присылали экспресс-доставкой подарок. Но курьеры и экспресс-почта предварительно звонят, не падают как снег на голову – и теперь сердце не проснувшегося толком Бахарева застучало. В ушах зашумело. Показалось, что неведомая посылка может быть от похитителя Марии. Он накинул атласный халат на пижаму и в домашних туфлях, неумытый, спустился вниз на скоростном лифте.

– Возьмите, – консьержка протянула в окошко сверток величиной с обувную коробку.

Сверток был запаян в полиэтилен, а между пленкой и упаковочной бумагой находился лист с адресом – отпечатанным на лазерном принтере. Бахарев не стал спрашивать, кто принес посылку. Если окажется, что она имеет отношение к Машеньке, консьержку допросят профессионалы. Роман Иваныч еще не решил, кто конкретно ею займется – подручные Резо или подчиненные полковника Ткачева, – но в любом случае, это будут профессионалы, умеющие выпытывать правду.

Со свертком под мышкой он поднялся в квартиру. Ножницами взрезал полиэтилен, а затем оберточную бумагу. Под бумагой находилось что-то узкое и длинное. Это «нечто» снова было завернуто во множество слоев черной пленки, применяющейся для изготовления мусорных пакетов. Не ожидая ничего хорошего, Бахарев взрезал слои полиэтилена.

Перед ним оказалась рука – кисть и предплечье почти до самого локтя. В нескольких сантиметрах от места, где она была отрублена, руку перетянули резиновым жгутом – видно, чтобы не слишком сильно кровоточила. И все равно вся она была в подтеках крови – и запястье, и кисть, и пальцы…

Тонкая рука с длинными пальцами и маникюром, несомненно, принадлежала женщине. И, как ни зажмуривался внутренне Бахарев, он все равно не мог не признать с ужасом и тоской: то была рука его дочери, его милой, ненаглядной, несчастной Машеньки.

Бахарев уронил ножницы, упал на колени и завыл: протяжно, страшно, словно собака или волчица, оплакивающая своих щенков.

Дима принял душ и переоделся в рабочую униформу – вельветовые джинсы и свитер. Пил вторую за сегодня чашку кофе, на этот раз растворимого, и смотрел по телевизору утренние новости – благостные, как всегда в последнее время. Словно ничего плохого не происходило на всех просторах России.

В этот момент в дверь позвонили.

Репортер бросился к ней. Выглянул в глазок. Никого – лишь на коврике перед дверью лежит какой-то небольшой плоский предмет, да где-то вдалеке, на площадке, хлопнула дверь, ведущая на черную лестницу.

Полуянов ни секунды не думал, что явившаяся у двери посылка может оказаться бомбой. Он сунул ноги в первые попавшиеся туфли, по какому-то наитию схватил связку ключей, распахнул дверь и выскочил на площадку. Плоский предмет, лежащий на коврике, оказался не чем иным, как ровно таким же компьютерным диском в коробочке, что они с Надей получили позавчера от мальца. Но в этот раз диск не был даже запечатан в конверт. Журналист зашвырнул его в квартиру, захлопнул дверь и, не запирая ее, бросился к окну на лестничной клетке. Только оттуда был виден выход из подъезда на улицу.

Спустя минуту из дома в темноту двора быстро вышел мужчина в черной куртке с капюшоном. Из-за парки невозможно было разглядеть ни лица его, ни фигуры. Почему-то Полуянов был уверен, что он – именно тот, кто оставил у его двери «презент».

Мужчина внизу быстро-быстро шел мимо подъездов по направлению к торцу дома. Еще пара десятков шагов, и он исчезнет за углом. Ни секунды не раздумывая, журналист кинулся по лестнице вниз.

Когда он выскочил, в одном свитере, таджики-дворники, галдящие у подъезда, с уважительным интересом посмотрели на Полуянова. В одном свитере, поскальзываясь в легких туфлях по ледку, журналист рванул к углу дома. Он успел как раз вовремя: еще секунда, и ищи-свищи гостя в капюшоне. Однако Дима успел заметить, как человек в черной куртке забирается в кабину белого фургона (кажется, то был «Форд Транзит»), захлопывает дверь и немедленно срывается с места.

Димина «Королла» стояла рядом, не далее пяти шагов. Вчера, вернувшись около полуночи, он не нашел места ближе к подъезду. Он бросился к ней. Открыл, завел. Движок схватился с пол-оборота. На ходу очищая дворниками ветровое стекло от слоя снега, нападавшего за ночь, Полуянов практически вслепую помчался к выезду со двора. Он включил воздухообдув стекол на полную мощность, но, только выехав на улицу, увидел в конце ее белый фургон: тот вот-вот должен был повернуть направо.

Вздымая задними колесами вихри снега, «Королла» вылетела на проезжую часть. Еще было темно, мягко светили фонари, и под колесами стелился белый снег, всего чуть-чуть примятый ранними машинами. Дима стал разгоняться, не заботясь, чтобы не занесло его машину, упирая газ в пол и орудуя рычагом передач. Вторая – третья – четвертая! Стрелка тахометра плясала вокруг шести тысяч оборотов, спидометр добрался до восьмидесяти.

Улица, где располагался Надин дом, заканчивалась Т-образным перекрестком. Когда Дима подъехал к нему, светофор уже светил красным. А по поперечной улице шел не плотный, по случаю утреннего времени, но все-таки ощутимый автомобильный поток. Белый фургон тем временем уже давно миновал пересечение. Теперь он еле виднелся метрах в трехстах направо. Машина «почтальона» подъезжала к следующему перекрестку. Пройдет еще пара секунд, и она минует его и вовсе исчезнет из вида. И тогда Дима, невзирая на запрещающий сигнал светофора, выискал лазейку в потоке машин и повернул-таки направо. Сзади идущий «Мерседес» облаял его обиженным гудком. «Не хрена вам тут по утрам ездить!» – пробурчал журналист, снова упирая педаль газа в пол.

Исключительно благодаря своему хамскому маневру Полуянов успел заметить, что на перекрестке белый фургон повернул налево – по направлению к центру. «Напрасно ты, парень, туда едешь, – прошептал журналист в азарте погони. – Затрут ведь тебя, такого большого, легковушки…» Умело маневрируя на скорости почти сто километров, журналист подрезал попутных (никому при сем не мешая). Он успел, слава революции, к перекрестку, когда светофор еще светил зеленым. На скорости восемьдесят Дима повернул вслед за фургоном налево.

Теперь крыша «Форда» хорошо виднелась среди других машин. До него оставалось всего метров двести-триста. «К следующему перекрестку я его догоню», – мелькнула радостная мысль. Но – не говори «гоп», пока не перепрыгнешь… Руля по полосе, самой ближней к тротуару (там всегда поток машин реже) и набрав скорость под сто двадцать, Полуянов сократил отставание метров до ста. «Почтальон» ехал во втором ряду. Он явно заметил погоню – прибавил газу и сместился направо.

Все-таки фургон был неуклюж, а Димина «Королла» все ускоряла ход, поэтому расстояние между двумя машинами сократилось до пятидесяти метров… Затем – до сорока… Тридцати… Жаль, что на заднице преследуемого автомобиля не видно номеров. И государственный знак, и написанные на дверцах цифры были напрочь замазаны грязью. Ну ничего, впереди, на пересечении двух улиц, «почтальон» будет вынужден остановиться. Светофор замигал зеленым, а потом зажегся желтым и, наконец, красным, Дима ясно представил себе, как он подбегает к замершему «Форду»… бьет по стеклу монтировкой… рывком распахивает дверцу… вытаскивает из кабины мужика в черной парке… Фургон стал потихоньку притормаживать перед запрещающим сигналом. Дима – тоже. Теперь их больше не разделяла ни одна машина, и задняя стенка фургона становилась все ближе и ближе…

И тут, когда Полуянов уже почти торжествовал победу, «Форд Транзит» – видимо, высмотрев дырку в потоке, – рванул поперек улицы на красный свет. С обеих сторон загудели машины, завизжали тормоза – однако фургон благополучно форсировал ***скую улицу и… И – помчался по пустой дороге дальше, к центру. Казалось, его уже ничто не может остановить.