Лариса Соболева - Одна жена – одна сатана Страница 27

– А ты бы не могла за свой счет взять? Я компенсирую...

– Посмотрим.

– Почему ты с отцом живешь, Галина? И как же ездишь каждый день в город без машины?

– С весны на велосипеде, а с осени общественным транспортом, как все. С отцом я живу, потому что муж бросил и забрал квартиру себе.

– Бросил? Такую женщину? – кинул комплимент он.

– Лучше нашел. Давно это было, перегорело. На сегодня все?

– Все да не все, – загадочно ухмыльнулся Валерьян Юрьевич. – Сегодня я буду подсматривать и подслушивать. Ха-ха!

– Как это?

– Стемнеет – пойду домой, постою под окнами, погляжу, как там без меня живется всем.

– А вдруг увидят?

– Галочка, я же пожил там, знаю закоулки.

Гаррику одному пришлось отправиться на поиски мамонта, Дрозд типа заболел. Что за болезнь у него, Гаррик не понял, только напарник то задумывался, то его в жар бросало, оттого пот выступал по всему телу, то уговаривал срочно уехать, доходил до истерик. Да Гаррик и сам поостыл, ну, потеряли снайперку и потеряли, люди теряют больше. Просто заняться нечем, а так вроде бы дело есть.

Сзади посигналили, он уступил дорогу «Ниве», пошел дальше, присматриваясь к людям во дворах.

14

Валерьян Юрьевич воспользовался лодкой, которую Панасоник брал в момент побега, а с сегодняшнего дня он арендовал ее за пятьсот рублей бессрочно. Доплыли до причала – с этой стороны удобней подобраться к дому. Со всеми предосторожностями поднялись, перебегали от окна к окну. Место отличное: даже если кто-то внезапно появится, будет легко спрятаться за железными бочками, горками кирпичей, широкими досками, плотно стоящими у стены, в конце концов, за дикими кустарниками. Вот как полезно покупать не доведенный до ума дом! Наконец, Валерьян Юрьевич сделал знак рукой Панасонику, оба замерли, прижавшись к стене...

Заканчивался ужин в столовой, но проходил он нервозно, семейство в полном составе, за исключением Веры, возмущенно обсуждало критическое положение.

– И мой участок проверял! – кипятился Мирон. – Мурло, отброс, ничтожество, а туда же! Что он понимает? И по какому праву? В чем оно, это чмо, нас подозревает? В воровстве? Я предложил ему пересчитать мальков, оно, то есть чмо, сказало, мол, если понадобится, то пересчитает и потребует отчет по каждой особи! Идиот! (Валерьян Юрьевич показал Панасонику большой палец, тем самым одобрив его действия). Хозяйство не принадлежит этому уроду, а он ведет себя, будто получил его в дар!

– Вообще-то так и есть, – заметила Наденька. – Он получил подарок.

– Все равно через полгода мы вступим в права наследства... – горячился Мирон.

– Если будет куда вступать, – тихо вставил Геннадий.

– Что ты этим хочешь сказать? – набычившись, будто по вине Гены у всех сложилось положение, при котором они бесправны, бросил вопрос Клим.

– Полагаю, за полгода Деревянко разрушит хозяйство не хуже монголо-татарского ига, – ответил Гена. – Попомните мое слово, вам придется заново его поднимать, но при условии, если будет что поднимать.

– Это мы еще посмотрим! – грозно выкрикнул Мирон. – Завтра же я выкину его с территории прудов, выгоню, как шавку.

– Ничего вы ему не сделаете, – сказала Светлана. – Он вернется с милицией. Поиски Валерьяна прекратили, сказали, что надо ждать, когда всплывет труп. Я узнавала, если к нему привязали груз, всплыть он может месяца через два-три, а то и больше. Но может не всплывать значительно дольше, если зацепился за какую-нибудь корягу. До тех пор, пока не найдут тело, Валерьян будет считаться живым, следовательно, этот тип будет замещать его.

– Этого не может быть, – запротестовал Владимир. – Мы, родные дети, и не можем распоряжаться в нашем же хозяйстве?

– Не можете, – подтвердил Геннадий, – потому что ваш отец завис в воздухе. Его нет, да. Но мертвым Валерьяна Юрьевича никто не видел. Света права, он будет считаться живым, пока не найдут его тело.

– Глупости! – уверенно заявил Владимир. – Завтра встречусь с адвокатом, мы сообща подумаем над тем, как избавиться от Деревянко.

– В любом случае полгода вы не имеете права распоряжаться на производстве, – возразила Светлана. – А через полгода будете сто лет доказывать, что Валерьяна нет среди живых.

И вдруг подскочила Катерина, пылая от гнева:

– Как вы можете думать о каком-то хозяйстве, о Деревянко, о каких-то сроках, когда папа пропал?

– Дорогуша, ты денежки любишь? – подначивая, спросил Клим. – Так вот денежек тебе не видать до тех пор, пока мы не прогоним этого пропойцу и прохвоста. Кто их тебе будет давать в неограниченном количестве?

– Ну да, от вас не дождешься, – презрительно бросила Катя. – Не бойся, у тебя не попрошу, работать пойду. Посудомойкой.

– Ах, ах, ах! – зааплодировал Мирон. – Молодец, малявка! Наконец вижу: ты повзрослела. Иди, поработай, труд облагораживает человека, особенного избалованного.

– Вы... Вы все... – задыхалась от ярости и слез Катя. – Так вам и надо! Ни сочувствия от вас, ни жалости, хоть бы слезинку кто пролил. А кем бы вы были, если б не папа и не его деньги? Может, ему сейчас плохо, может, его в подвале держат, а вы... Погодите, папа вернется, я ему все расскажу про вас, все!

– Катерина, если б он был жив, то давно вернулся б, – сказал Владимир. – Отец свое рыбное детище не бросил бы ни при каких обстоятельствах, он помешан на нем. А нас обвиняешь зря, мы хотим сохранить теперь уже наше предприятие, в этом нет ничего ужасного. Мы хотим продолжить его дело.

– Не разговаривай со мной, как с недоразвитой, – крикнула Катя. – Сейчас хотите сохранить, а потом будете делить и перегрызетесь, как грызлись наши родственники, а вы смеялись над ними. Вы ничуть не лучше. Вам же не хочется верить, что папа жив, вы эту мысль отгоняете. Потому что вам всем выгодно, чтоб папы не стало, думаете, я не вижу? Но помешал этот дядька – пропойца и прохвост. Здорово, что папа назначил его, а не кого-то из вас!

Выпустив тираду, Катя убежала, за ней засеменила Зинаида Степановна, осуждающе качавшая головой во время перепалки.

А Валерьян Юрьевич чуть не прослезился, все же одна ветвь от него вполне здоровая получилась, но слезы он считал постыдным проявлением, последним делом слабаков. Панасоник нервно показывал, мол, пора бы убраться отсюда, Валерьян Юрьевич отрицательно мотнул головой, что означало: погодим еще, очень уж хотелось узнать побольше тайн.

Обличительная речь Катьки подпортила настроение за столом, а оно и без нее было невеселым, постепенно члены семейства расходились. Некоторое время в столовой стояла тишина, в паузе бесправные Мила и Маша кусали губки, с затаенным ужасом глядя на лица родственников. Постепенно все начали расходиться.

Тем временем Валерьян Юрьевич, решивший найти другую точку наблюдения, махнул рукой, зовя Панасоника за собой. Тот опустился на четвереньки и осторожненько пополз, пополз под окном, да нечаянно врезался головой Валерьяну в ноги. Он поднял голову, дернул за штанину Валерьяна Юрьевича, а тот ладонью показал ему: замри. Глава клана переменил решение уходить, услышав дрожащий голос жены Светки:

– Ты с ума сошел? Войти могут...

На какое же действие она это сказала и кому? Валерьян Юрьевич с трудом удержал себя, чтоб не заглянуть в окно, но лишь подступил ближе и прижался спиной к стене у оконного проема, Панасоник сел под окном, достал папиросу, мял ее, не смея закурить.

– Да кто войдет? – с придыханием произнес... Владимир.

Возня. Чмок, чмок... Ах, вон оно что! Панасоник, слыша чмоканье и ахи, вжал голову в плечи и в таком неудобном положении опасливо взглянул на, пардон, рогоносца. А что, разве нет? Вычислить, с кем чмокается старший сын, даже Панасонику не составило труда. Не с сестрами же, не с престарелой кухаркой, жены его не было в столовой, о чем в самом начале сообщил Валерьян Юрьевич: мол, Володькиной мегеры нет. Значит, сынок орогатил папу. Ой, что делается...

По идее Валерьян Юрьевич должен был позеленеть от злости, затрястись в справедливом гневе и выскочить из укрытия, чтоб воздать развратникам по заслугам. Он и трясся, но в беззвучном хохоте. А как настаивал сынок, чтоб папа купил этот дом! Упростил себе задачу: в папиной бывшей квартире не нашкодишь, места там маловато было. Надолго после работы не задержишься, жена к ответу призовет, мол, где ты шлялся? А здесь все ажурно: он у папы ночует, но в чужой постели.

– Перестань же! – сказала Светлана, беспутная жена. – Не теряй голову, нам только скандала не хватает.

– Теперь-то чего бояться? – хохотнул Владимир.

– Твоей Верке доложат, она живо на метле прилетит, чтоб потаскать меня за волосы. Иди.

– Придешь ко мне?

– Когда все уснут.

– Ждать долго...

– Подождешь. Иди же, иди.

Хлопнула дверь. Скрипнули стулья, вероятно Светлана поправила их. Шаги. Она подошла к окну, Валерьян Юрьевич вжался в стену, Панасоник тоже и при этом зажмурился. Светлана томно застонала, как стонут, сладко потягиваясь, затем раздался стук каблуков, хлопнула дверь.