Евгения Михайлова - Разрушительная красота (сборник) Страница 27

Он встал, опустил ее платье. И сказал, медленно и веско:

— Я думал, что только я это в тебе вижу.

— Ты считаешь, что я виновата? — Даша встала тоже и, наконец, задала ему этот вопрос.

— Нет, конечно. Ты ни в чем не виновата. Просто это в тебе есть. И он не справился. Захочешь взять отпуск по уходу за бабушкой — скажи.

И она собиралась… Или не собиралась… Уже не помнила. Каждый день эта пытка. Виктор приходил, просил, как нищий:

— Подойди ко мне. Только погладить.

И вдруг он ее начал целовать. Губы, шею, грудь. Она стояла неподвижно. Это была не похоть. И даже не любовь. Это было гораздо хуже. Все-таки беда.

И дома тоже. Ночью Даша вдыхала сигаретный дым, который уже липким туманом заполнил всю квартиру, плакала и жаловалась только Джуне. Не Яше же, который уже не знает, на каком он свете.

Поминки по Гале были в «Холмах-2». Кроме Дашиных родителей, приехали несколько дальних родственников, две бабушкины подруги, один друг Яши. Нина занималась организацией.

Когда Даша с дедом вошли в небольшой, пустой в этот день зал с накрытыми столиками, и на каждом по четыре черных розы в вазе, перед ними вытянулся весь коллектив. Кэтти, полная дама с вытравленными в совершенно белый цвет волосами, стояла торжественно в длинном черном платье. На белых волосах — черный шарф из очень дорогих кружев, заколотый высоким красивым гребнем. Бармен и официанты были в черных костюмах и белых рубашках. Девочки-официантки — тоже в трауре и черных платочках. Кэтти подали огромный букет белых роз, который она и вручила растерянному и потрясенному Яше.

«Кадр из фильма «Крестный отец», — подумала Даша.

Гости хвалили пряную, острую грузинскую кухню. И Галя видела со своего облака, как хорошо и красиво ее провожают. Конечно, видела. Когда они сюда приехали, было пасмурно, капал грустный дождь. Но вдруг разъяснило, и из окна стало видно, как безмятежное и лихое солнце растекается по синему небу. Ангела приняли там.

Это было в субботу, а в понедельник Даша долго не могла уйти на работу, так тяжело и печально: он останется один, ее осиротевший, бедный дед.

— Яша, — оживленно сказала она, — ты же не один! Такой прекрасный день, погуляй лишний раз с Джуней, приготовь, пожалуйста, нам свой борщ. Я буду очень к вам стремиться. Звони.

К двери редакции, куда она приехала на два часа позже обычного, что называется, ноги не вели. Позвонить, что ли, Олесю и вернуться домой? Но раз приехала… Она вошла. На нее сразу налетела озабоченная секретарша.

— Даш, похоронили? Мои соболезнования. А у нас опять… Опять Маевский.

— Что случилось?

— Да нет его нигде. Отсюда уехал, никто точно не знает когда. Утром не явился, позвонили к нему домой, жена говорит, он не приезжал ночевать.

Потом были часы какой-то больной, нескоординированной суеты. Заглянул растрепанный главный, сказал, что люди работают над вопросом. Он такой великий журналист, что некосноязычного слова не скажет. Но связи у него есть везде. Олесь кивнул Даше и сказал: «Разработчики ищут». Олесь и Дима поехали, получив информацию от ДПС. Выяснили про аварию по дороге на Клязьму. Пострадали две машины. В одной крутые ребята, в другой Виктор без сознания. Но вроде бы нет внешних повреждений. Авария произошла не так давно. Получается, что Виктор в субботу и воскресенье был в редакции. В Клязьме его дача. «Скорая» еще едет.

Крутые ребята оживились, когда увидели приличных людей, сразу стали вопить и угрожать.

— Так, — тяжело и значительно сказал Леон. — У вас есть время, чтобы принять решение. Вот представители правопорядка, которым вы можете сказать, что мы договорились о мировом соглашении. Пишете сумму, плачу наличными. Второй вариант: вы ее не пишете, мы начинаем процедуру расследования — кто виноват. Ваши данные у инспекторов.

— Да ты че! Он же пьяный! Что значит, кто виноват?

— Не исключаю. Но вы в сознании, он — нет. У вас осталось две минуты.

Парни быстро пошушукались, один протянул бумажку Леону. Он взглянул:

— Хорошо. Получите половину, что вдвое больше ремонта. Хватит на эвакуацию и моральный ущерб. Или второй вариант.

Ребята переглянулись. Ежу было бы понятно, что такое знакомство лучше прерывать. Торопливо взяли столько, сколько дают, отошли к обочине ждать эвакуатора. Подъехала «скорая», понесли на носилках Виктора. Дима, проходя мимо пострадавших, дружелюбно сказал:

— Пальцы, корешки, нужно гнуть с умом. А то гнуться перестанут. Программа школы для умственно отсталых. Третий класс.

Виктор на самом деле был сильно пьян. Столкновение спровоцировало сердечный приступ. Микроинфаркт, болевой шок… Коллеги по очереди ездили навещать его в больницу. Олесь оплатил отдельную палату, договорился о постоянном пребывании жены. Она сидела, совершенно безучастная ко всему, тоже кроткая, спокойная женщина, у которой, кроме мужа, нет никого. Виктор им радовался, у всех спрашивал: «А где Даша?» Когда приходила она, доставала трясущимися руками то, что купил Яша на рынке, он так смотрел… Даша выходила обожженной и убитой.

Виктор сумел вернуться на работу. Был за рулем. По-прежнему собирал посиделки. Все так же хорошо пел. Только «Скажите, девушки». Все ждали следующего удара. Это произошло быстро. Позвонила его жена: упал во дворе дачи. Опять врачи, больница. Микроинсульт. Главврач в порядке диктата сообщил ему, что надо начинать процедуру оформления инвалидности. На место Виктора уже нашли человека. Виктор мгновенно согласился. Потом вновь ДТП, после которого у него отобрали права. Его кабинет занимал другой заведующий. Не повезло этому новому заведующему. Все были так травмированы историей с Виктором, что нового никто не принял. Но работали с ним, конечно. Просто никаких человеческих контактов. Как будто обожжены и убиты были все.

Самый страшный кошмар для Даши начался тогда, когда Виктор стал приезжать в редакцию, обычно на электричке и общественном транспорте. Он сидел в коридоре и ждал, когда пройдет Даша. Он уже не решался заходить к ней. Он всегда что-то привозил в пластиковом пакете. То клубнику с грядки, то помидоры и огурцы. Как-то привез лекарства, которые покупал для Гали. Он один не знал, что Гали больше нет.

Однажды он приехал в субботу в редакцию, а Даша в этот день была дома. И он поехал к ней домой. Даша открыла дверь на звонок, и у нее в глазах потемнело. Виктор сказал:

— Вот я привез…

И протянул пакет с бородинским хлебом, который она любила. Видимо, жена ему уже не давала денег. И не разрешила собирать клубнику на грядке.

— Спасибо, Витя, — сказала Даша. — Заходи, садись. Сейчас Яша чай заварит. Или борщ разогреет. Будешь?

— Да, — счастливо ответил Виктор.

А Даша бросилась к себе в комнату, набрала телефон Олеся и захлебнулась от рыданий.

— Что делать, милый?

— Сам не знаю, — сказал Олесь. — Дай ему чай, что ли. Сейчас приеду.

— Уже дала. Яша дал. Скорее, я тут умру сейчас.

Она вошла на кухню, Виктор и Яша сидели за столом, посмотрели на нее с одинаковым детским обожанием. Они стали похожи!

Виктор пошел за Олесем безропотно. Тот отвез его на Клязьму, до дачи. Сказал:

— Вот мой телефон. Звоните, если соберетесь опять. Отвезу к ней.

Виктор посмотрел на него так осчастливленно, что сильный, непроницаемый Леон понял, почему дрожит Даша от одного слова: «Виктор». Попали все.

После похорон Виктора Даша и Олесь поехали в «Холмы-2». Договаривалась с Кэтти опять Нина. Она и провожала их туда с хаски Фреей на поводке.

И в пустом зале Кэтти с коллективом вновь исполнили свой красивый поминальный ритуал. Для них, двоих.

— Ты возьмешь деда с собой ко мне? — спросил Олесь.

Ни о каком переезде речи еще не было, просто так нужно. Пора. Даша ответила:

— Как он решит. У меня ведь еще Джуня.

— Да.

Яша предложил такой вариант. До свадьбы они поживут вдвоем. И Яша с Джуней останутся вдвоем. А потом видно будет.

Свадьбу редакция гуляла в студии редакции. Даша была в черном платье. Молодым включили «Скажите, девушки, подружке вашей…».

В первую брачную ночь и несколько других ночей Даша пряталась от света, от его взглядов, отворачивалась, даже пыталась отталкивать Олеся.

— Глупая, — сказал он как-то утром и раздвинул шторы, сбросил с нее, обнаженной, одеяло на пол. — Они? Тебе кажется, они смотрят? Да? Мне тоже. Но это твои близкие люди. Они рады и там, что я так люблю тебя.

Так Олесь Леон впервые сказал своей жене слово «люблю».

Катино сердце

Ах, боже мой, как много птиц,А жизнь всего одна…

Нине всегда не хватало как минимум пяти-шести часов в сутки. Так получалось по ее расчетам. По ее точным расчетам. Она в принципе была очень точным человеком. Дела на следующий день у нее значились под порядковыми номерами. Важность определялась объективной важностью и срочностью дела, а не близостью к ее, Нины, интересам. То есть мероприятия по спасению попавшей в беду соседки или поискам чужой собаки были перед работой и, разумеется, перед необходимостью сходить в магазин.