Наталия Левитина - Блондинка в Праге Страница 27

– Добрый день, Елена, – сказал Зарницкий. Он впервые за многие месяцы знакомства отбросил прочь моё отчество. А ещё – пожал мне руку, взяв её в обе ладони.

Он был в рубашке-поло и светлых брюках – снова шок для меня, ведь раньше я всегда видела его в строгом костюме и галстуке. Выглядел Зарницкий каким-то замученным, если не сказать убитым.

– Я рад, что вы приехали. Сюда, ко мне домой. Вы вдруг позвонили, и я подумал: а ведь это именно тот человек, которого я хотел бы сейчас увидеть.

Я стояла ни жива ни мертва, ошарашенная признаниями, не понимая, что говорить и как реагировать. Обстановка, вид и тон Зарницкого – всё это и близко не соответствовало атмосфере всех наших предыдущих встреч. Возможно, у него что-то произошло? Он сам на себя не похож. Глаза красные, раздражённые, белки в сеточке кровеносных сосудов. Мучается от аллергии? Или…

– Анатолий Александрович, – неуверенно произнесла я. – А у вас ничего не случилось?

– Лена, – сокрушённо покачал головой Зарницкий. – У меня собака умерла. Псина моя любимая. Барин.

– Ах… – я прижала руки к груди. – Да вы что?!

– Да. Вот так. – О-о… Это горе… Как я вам сочувствую! Я нерешительно дотронулась до локтя Зарницкого, а хозяин дома окончательно сник, сгорбился, уменьшился в размерах. Он всегда был для меня олицетворением силы и власти. Там, за плотным занавесом, недоступный нашему плебейскому взору, он управлял процессами – растягивал сжатые пружины и давил на самые тугие педали. А вот сейчас стоит рядом, потерянный, убитый горем.

– Как жаль, – вздохнула я. – А сколько ему было лет? Вашему Барину?

– Пятнадцать.

– Для собаки это много.

– Да, я понимаю… Он уже был совсем старым, хромал. Он почти оглох, но тщательно маскировался. Не хотел признаваться, что ничего не слышит. А я ему подыгрывал.

– Как это? – улыбнулась я.

– А так. Приковыляет и смотрит: «Ты же звал? Вот он я, пришёл!» Ну, тогда я делаю вид, что действительно звал. Но кажется, он успевал понять, что снова лопухнулся… Знаете, обидно и грустно в этом признаваться, но, похоже, он был моим единственным другом. Сейчас я это понял.

Мы стояли рядом. Я уже абсолютно не испытывала страха. Зарницкий превратился в обычного человека. Он переживал утрату, и я искренне ему сочувствовала.

– А у вас есть его фотографии?

– Конечно!

– Вы мне не покажете?

– Да. Идёмте, посмотрим.

Глава 13

Париж – Прага

Обратный перелёт был короче на пятнадцать минут. Возможно, с точки зрения аэродинамики, гидравлики и криптографии этот факт объяснялся легко и просто. Но мой мозг, окончательно превратившийся в мозг блондинки, отказывался понимать, почему туда мы летели час пятьдесят, а обратно – всего лишь час тридцать пять минут. Я удобно развалилась в широком кресле бизнес-класса, сгоняла стюардессу за третьим бокалом шампанского. Мне было что праздновать. Если в Париж я летела в смятённых чувствах, дрожа от неуверенности, то в Прагу возвращалась олимпийским чемпионом. На лбу золотой отметиной горел поцелуй бога – Зарницкий по-отечески чмокнул на прощание. Теперь для меня не осталось ни одного нерешённого вопроса. Наш с Игорем бизнес отныне и вовеки будет процветать – по крайней мере, пока Зарницкий в силе. Я втёрлась в доверие к монстру, наделённому колоссальными полномочиями…

Вспоминая о встрече в парижской квартире, я погружалась в нирвану. Всё было так необычно! Мы посмотрели фотографии Барина, потом сходили в сад и скорбно постояли у могилки. Я ожидала, что Анатолий Александрович себе под стать заведёт и псину серьёзную – вальяжного дога или злобного добермана. А он, словно писательница Дарья Донцова, предъявил фотографии мопсика. Маленького, исхудавшего от старости, с совершенно седой рожицей.

У меня на глазах навернулись слёзы. Понятно, случаются трагедии и страшнее, чем утрата домашнего любимца. Но тот, кто испытал подобный опыт, искренне посочувствует товарищу по несчастью. Мы с Наткой пять лет назад схоронили любимую кошку. Первые три дня ходили пунцовые от слёз, голосили, как потерпевшие, а потом ещё две недели тихо поскуливали.

Поэтому я хорошо понимала, в какой непролазной тьме сейчас блуждает душа Зарницкого, как же ему плохо. Когда мы двинулись к месту захоронения мопса, я преданно семенила рядом и заглядывала в лицо Его Превосходительству – но вовсе не из желания подлизаться. Просто сейчас у меня тоже разрывалось сердце. Наверное, Зарницкий ощутил, насколько искренне моё участие…

Потом он показал мне квартиру. Апартаменты площадью в четыреста или пятьсот квадратных метров занимали два этажа здания. Я выбилась из сил, цокая каблуками вслед за хозяином этой одиночной камеры. Да, Зарницкий тут жил один! Если не считать Барина, умершего неделю назад, и персонала.

Я полагала, что товарищ безвылазно сидит в Москве и держит руку на пульсе страны. А он постоянно тусуется на авеню Фош. Впрочем, учитывая московские пробки, наверное, проще долететь на персональном самолёте до Парижа, чем добраться на машине до подмосковной резиденции.

– Дочь с семьёй живёт в двух шагах отсюда, в Пасси, – объяснил Зарницкий.

Да, я видела на фотографиях его дочь – изысканную молодую леди, сильно нерусского зятя (француз? испанец?) и двух очаровательных внучек. Кудрявые и кареглазые малютки гарцевали на гнедых скакунах.

– О, а я и не думала, что у вас уже внучки!

– Правда? – усмехнулся Зарницкий. – Нужно тщательнее собирать информацию о шефе.

– Бросьте, Анатолий Александрович! Не всех людей можно пробить через «Гугл». И вы из их числа.

– У вас было достаточно времени. Сколько мы с вами работаем?

– Э-э… Где-то два года.

– Нет. Вы, Лена, впервые вышли на меня в феврале прошлого года. Значит, мы сотрудничаем ровно полтора года. Я-то за это время собрал о вас целую коллекцию фактов, вплоть до графика критических дней.

Я вспыхнула. Вот он всегда так: тихий, милый, а потом – бац! – и выкатил раскалённый чугунный шар.

– Мы в неравных условиях. У вас штат разведчиков. И потом, наверное, я интересую вас гораздо больше, чем вы меня, раз вы так пристально роетесь в моей подноготной, – огрызнулась я.

Весёлые огоньки сверкнули в глазах Зарницкого. Его всегда бодрило моё тщательно дозированное хамство.

– Почему вы не позвонили раньше? Вы давно в Праге? И что вы там делаете? Рекламируете «Кардиостимэкс» чехам?

– Вы не поверите, Анатолий Александрович, но я просто отдыхаю. На полную катушку! Осматриваю достопримечательности, хожу в музеи и рестораны.

(И занимаюсь сексом!)

– Вы как-то изменились.

– Я теперь блондинка.

– Э-э… Я не о том. Конечно, я заметил, что вы сменили имидж. Ваш новый образ мне нравится. Вы стали менее колючей, Елена. Всегда боялся ободрать шкуру о ваши шипы.

– Да, и я только сегодня поняла, что вы гораздо более ранимы, чем кажетесь…

Сказав это, сразу испугалась: не перегнула ли палку? С ним нельзя фамильярничать… А вдруг он пожалеет о том, что сегодня предстал предо мной «весь в слезах и губной помаде»? И, пожалев, сотрёт с лица земли?

Общение с Зарницким похоже на сосредоточенное путешествие по минному полю. Будешь милой – быстро наскучишь и отправишься в утиль. Будешь зубастой – недолго и по носу получить.

…Пожилая дама в скромном платье накрывала стол в одной из гостиных. Я разбежалась знакомиться, жать ручки, обмениваться метеорологическими наблюдениями. Но выяснилось, что это всего лишь горничная. Хозяин дома перекинулся с ней парой фраз на французском, как какой-нибудь граф из романа Льва Толстого.

Я опустилась в кресло, и узкий подол платья тут же рванул наверх. Мои идеальные загорелые коленки удостоились внимания Его Превосходительства всего на тысячную долю секунды. Но да, да, он на них посмотрел… Я грамотно вписалась в интерьер: бёдра расположены по диагонали на сиденье кресла, колени намертво приклеены одно к другому, щиколотки скрещены, а руки расслабленно и грациозно опираются на подлокотники. Руки скрещивать нельзя! Поза получится слишком закрытой и выдаст моё истинное отношение к Зарницкому – отправляясь к нему на аудиенцию, я с удовольствием напялила бы на себя рыцарские доспехи или глубоководный скафандр, чтобы стать неуязвимой.

Но сегодня – нет. Сегодня у нас всё иначе…

– Елена, хочу сделать вам комплимент. Вы выглядите потрясающе. И я впервые вижу вас в открытом платье, а не в костюме.

Гостеприимный хозяин всё больше и больше терял черты небожителя и превращался в обычного мужчину. Вот, он уже делает мне комплименты. Куда нас это заведёт? На скользкую и опасную тропинку флирта?

Я утащила кусочек сыра с сырной тарелки. Выбрала не самый ядрёный, тот, что с синей плесенью, его ещё можно есть. А для остальных сортов я недостаточно хорошо натренирована, не доросла пока. Зарницкий же, не моргнув глазом, зажевал самый тухлый кусман. Конечно, офранцузился тут у себя в Париже…