Александр Смирнов - Вавилонская башня Страница 27

— Он!?

— Да причём тут он? Никуда он не денется. Если дело завели, значит сядет. Дело в тебе, а не в нём.

— Во мне? А я то здесь причём?

— Есть мнение, что именно ты помог Вронскому бежать.

— Как же я мог ему помочь, если он был в своём полку, а я в управлении. К тому же в том периоде, о котором вы говорите, я находился в Москве.

— В Москву ты вылетел в день бегства Вронского. Только ты вылетел в столицу на самолёте, а он ехал туда на поезде.

— Ну и что?

— Я знаю, алиби у тебя железное, но дело в том, что в полку находился ещё один человек, бывший уголовник Ферзь. Это он отвёз Вронского на вокзал, а потом набросился на следователя, который проводил обыск у бывшего командира полка.

— И что это доказывает?

— Это ничего не доказывает. Просто можно предположить, что Ферзь связался с тобой, а ты в Москве встретился с Вронским.

— Можно предположить, что мы с вами завтракали вчера вместе с американским президентом.

— Прекрати шутить!

— А что мне остаётся делать, если вместо доказательств мне суют в нос какое-то безликое мнение.

— Дело в том, что это очень авторитетное мнение.

— И что же вы мне теперь прикажете делать?

— Я ничего тебе не могу приказать, я могу только посоветовать.

Генерал замолчал, подозрительно осмотрелся и зашептал Кузьме почти в самое ухо.

— Кому-то вы с Вронским и всей вашей компанией перешли дорогу. И от вас не отстанут, это уж ты мне поверь. Если сейчас против тебя нет доказательств, то завтра они будут. Если их не найдут, значит создадут. Мой тебе совет — убирайся отсюда и чем раньше, тем лучше.

— Как интересно я могу это сделать, вы мне предлагаете дезертировать?

— У меня в Ленинграде есть знакомый. Он служит в прокуратуре. В разговоре он жаловался, что им не хватает прокуроров. Если ко мне придёт запрос о твоём переводе в Ленинград, я возражать не буду.

— Вы думаете, что это поможет?

— Я думаю, что это авторитетное мнение, которое здесь копает под тебя, авторитетно только здесь, а не а Ленинграде.

— Остаётся только, чтобы такой запрос пришёл.

— Остаётся только, чтобы ты согласился. О запросе можешь не беспокоиться. Я надеюсь, ты понимаешь, что погоны офицера НКВД придётся снять.

— Вы предлагаете спрятаться в другом ведомстве?

— Я предлагаю тебе спасти свою жизнь.

Если пути Господне неисповедимы, то пути нас, грешных, неисповедимы тем более. Прошла всего неделя, как подполковник НКВД, перед которым трепетал каждый, пил за победу в своём отделе, надеясь на скорое повышение по службе и присвоении очередного звания, а он уже ехал в поезде не только без присвоения очередного звания, но и совсем без погон. Ехал, как преступник, опасаясь, что люди из организации, которой он служил верой и правдой, в любой момент схватят его и сгноят в лагерях, за то что он посмел защитить своего командира, вина которого состояла только в том, что его родители не были ни рабочими, ни крестьянами.

Колёса поезда равномерно стучали по рельсам, приближая Кузьму к месту назначения, а в голове с такой же частотой стучалась мысль: "За что? Почему одни люди хотят быть выше других? До революции дворянство свысока смотрела на рабочих и крестьян. Теперь рабочие и крестьяне, встав у власти, пытаются не только доказать, что они выше всех, но и уничтожить потомков дворян только за то, что их предки презирали предков теперешних хозяев. А в чём, собственно их отличие? Да ни в чём. И те и другие хотели быть выше друг друга". Кузьма вспомнил, как командир рассказывал сказку из библии про вавилонскую башню. "Как правильно там всё сказано", — думал он. — "Сначала они строят башню, чтобы быть выше, потом перестают понимать друг друга, а потом расходятся по всему свету, а башня рушится. Вот так и я. Сначала мне было всё понятно. Я нисколько не сомневался в правоте партии, теперь сомневаюсь, потому что перестал понимать их. И вот я еду от этих людей чёрт знает куда и чёрт знает зачем. Остаётся только рухнуть самой башне".

Колёса поезда издали какой-то противный скрип, вагон дёрнулся и остановился.

— Поезд прибыл на конечную станцию Ленинград! — раздался крик проводника.

Кузьма вышел из вагона и направился в прокуратуру города.

— Хорошо, очень хорошо, — приговаривал начальник, изучая документы Кузьмы. — Нам как раз нужны такие кадры.

— Я никогда раньше в прокуратуре не работал.

— Освоитесь. Ничего страшного, не сложнее, чем в НКВД.

— Чем прикажете заниматься? — по-военному спросил Кузьма.

— Будете работать в надзорной системе.

— А если конкретней?

— Если конкретней, то будете проверять работу милиции. Начните хотя бы с детской комнаты.

Начальник вытащил из стопки наугад папку и протянул Кузьме.

— Возьмите хотя бы это дело.

— Что там?

— Там мать-одиночка. Работает дворником, воспитывает сына, который ждёт возвращение отца с фронта, а никакого отца, как вы понимаете, нет.

— Почему?

— Банальная история. Мамаша обыкновенная ППЖ, навешала сыну лапши на уши, про героического отца, а тот на этой почве возьми да и выткни глаз совершенно постороннему человеку.

— То есть как?

— Да вот так, взял палку и воткнул в глаз. Такого бы засадить за это годков этак на десять, но нельзя — слишком мал. Единственно, что можно было сделать, это поставить его на учёт в детскую комнату милиции. Вот и проверьте, как милиция наблюдает за, с позволения сказать, ребёнком. Вы же понимаете, какой бандит вырастит из этого волчонка. Заодно и на мамашу обратите внимание. ППЖ или проститутка — разница не большая.

На своё первое задание Кузьма решил идти поздно вечером. Вечер это самое время для шлюх. Кузьма уже составил себе образ этой мамаши. Наверняка, она затаскивала к себе в постель какого-нибудь мужичка, ублажала его, а в это время сынок, чистил карманы у доверчивого любовника. Если взять такую с поличным, есть полное основание лишить эту дрянь материнства и упрятать за решёткой, а ребёнка передать на воспитание в детский дом, подальше от преступлений. Кузьма не мог понять, почему милиция не могла взять с поличным эту шлюху самостоятельно, без вмешательства прокуратуры.

Он подошёл к дому подозреваемой, но по окнам понял, что её нет дома.

— Двор метёт, где же ей ещё быть? — рассуждали прохожие и показывали рукой на дома, где должна была мести двор дворничиха.

Подойдя к указанному месту, Кузьма и там никого не обнаружил.

— У Фонтанки она, — говорила ему сердобольная старушка, — мужа с войны там ждёт.

— А почему там?

— Он после войны обещал туда прийти, вот она каждый день там его и ждёт.

— Не верьте ей, гражданин, — прервал старушку парень с повязкой на глазу. — Ведьма она, чистая ведьма, и отпрыск её такой же.

— А это не он тебе глаз выткнул? — спросил Кузьма.

— Не веришь? Так иди и проверь, он и тебе глаз выткнет. — Парень чертыхнулся и скрылся.

Кузьма решил не обнаруживать себя, а проследить за женщиной издалека. Около двух часов она с ребёнком стояла у дома, но к ней так никто и не подошёл. Женщина взяла ребёнка за руку и направилась домой. Кузьма дождался, когда окна подозреваемой зажглись и направился в квартиру. Он долго думал, в какой звонок нажать. Уж очень хотелось застать преступницу врасплох, однако, осмотрев дверь, понял, что звонить никому не придётся. Замок не был закрыт. Кузьма на цыпочках подошёл к комнате и без стука резко открыл дверь.

Надежды прокурора не оправдались, кроме женщины и ребёнка в комнате никого не было. В полутьме две фигурки, женская и детская, стояли на коленях возле комода и молились. Голова женщины была покрыта платком, и лица не было видно. Скрип двери отвлёк женщину и она обернулась.

— Господи! Пресвятая Богородица, ты услышала меня, — воскликнула женщина.

При этих словах она на коленях подползла к Кузьме и обняла его колени. Такой наглости от шлюхи прокурор не ожидал.

— Ты что, белены объелась?

Но женщина, кажется, не слышала его.

— Слава тебе, Господи, Кузя, ты пришёл!

Услышав своё имя, да ещё в такой уменьшительно-ласкательной форме, прокурор опешил. Женщина подняла голову, и платок свалился с её головы. Прокурор никогда не верящий в Бога, кажется, впервые засомневался.

— Маша? — проговорил он.

— Кузенька, родной, какое счастье, что ты пришёл! Я ведь здесь совершенно одна! Если бы ты знал, как мне тяжело! Бог услышал меня!

— Ты веришь в Бога? — спросил Кузьма.

— А как же? Разве бы ты разыскал меня, если бы не он?

— Да, наверное, без его вмешательства это было бы невозможно.

— Кузьма, скажи мне одно, Николай жив?

— Жив, но…

— Не надо никакого но, — воскликнула Маша, — Я молилась и поэтому он жив.

— Какое это счастье, что я тебя нашёл! — облегчённо вздохнул Кузьма.