Марина Островская - Черная вдова Страница 27

— А вот это — отличная идея! — обрадовалась Наталья.

Баранов с такой гордостью расписывал приспособления, которыми был оснащен костюм терминатора, установленный за стеклом в ресторане «Планета Голливуд», как будто он и есть Шварценеггер и снимался в знаменитом блокбастере. В эту дорогую забегаловку депутат привел Наталью сам — она предоставила ему право выбирать.

Наталья не была в восторге от этого заведения с его стандартной кухней и тривиальным набором напитков, да и американское кино, широко представленное у нас, не вызывало у нее особых симпатий. А уж тем более боевики с участием владельцев сети ресторанов — Шварценеггером, Сталлоне и, пусть с небольшими оговорками, Брюсом Уиллисом. Но поскольку пополнять их карманы собирался Баранов, а не она, Наталья решила не перечить.

Они заказали гамбургеры, куриные крылышки гриль, салаты, кока-колу, а из спиртного — виски «Бурбон». Ко всему этому Баранов, не удержавшись, по традиционной русской привычке смешивать напитки (водка без пива — деньги на ветер!), не удержавшись, заказал себе еще и бутылку «Будвайзера».

В зале громко и навязчиво звучала музыка в исполнении американской кантри-группы «Маверикс», что. вовсе не способствовало спокойной беседе.

— Поговорим о моих депутатских делах? — предложил Баранов, запив виски пивом и слегка захмелев. Наталья поморщилась:

— Сегодня такой прекрасный вечер… Мне совсем не хочется думать о работе. Просто расскажите о себе.

Баранову ее предложение понравилось — Наталья давно заметила, что себя он любит больше всего на свете. Впрочем, то же самое она могла сказать о многих.

— Что вам поведать на этот раз? — задумчиво произнес ее собеседник. — Я и так уже многое рассказал.

— Еще про Сибирь.

— Вам не надоело?

— Нисколечко. Наоборот, все больше интересно.

— Действительно, об этом можно рассказывать до бесконечности. Мы, сибиряки, люди особенные. Как и австралийцы, мы почти все — потомки каторжников. Вас это не пугает?

— Ничуть, — отозвалась Наталья.

— И вы совершенно правы. Посмотрите на Австралию. Процветающая страна, одно из самых развитых государств в мире. Вот и мы, сибиряки, имеем возможность и должны построить свое процветающее государство. Вы поймите, ведь каторжане привыкли жить все вместе, в одном бараке. Вот и у нас единое, можно сказать, братство. В Сибири очень высоко ценится дружба, взаимопомощь. Примеров — множество. Вот взять хотя бы меня. Я — политик, депутат Госдумы. — Баранов без малейшего намека на самоиронию воздел вверх указательный палец. — А кто я был до этого? Простой советский служащий. Мог бы я без помощи многих и многих людей добиться такого высокого положения? Куда там! Вы представляете, — он хихикнул, — меня в Москву отправляли, можно сказать, всем миром. Как раньше из деревни в город. Кто-то давал деньги на мою предвыборную кампанию, кто-то занимался агитацией, другие предоставляли транспорт, чтобы я мог добраться до избирателей. Они, конечно же, делали все это абсолютно бескорыстно, из соображений все той же взаимопомощи. Да, я живу в Москве, но, честно вам признаюсь, Наташа, москвичом себя не чувствую. Продолжаю оставаться сибиряком.

Ко мне очень часто приезжают в гости земляки, и я помогаю им чем могу: кого-то куда-то устроить, кому-то решить кое-какие дела…

«Вот оно, начинается, — промелькнуло у Натальи в голове. — Это уже интересно. Надо тебе помочь разоткровенничаться». Она достала из сумочки пачку французских сигарет «Шевиньон».

Увидев у нее необычные для женщин сигареты, Баранов заинтересованно протянул руку:

— Позвольте взглянуть. Никогда таких не видел. — Он повертел в руках коричневую пачку с изображением летчика в кожаном шлеме и воскликнул с детской непосредственностью:

— Ой, какой самолетик! А можно мне попробовать?

— Пожалуйста, сколько угодно, — снисходительно разрешила Наталья.

Баранов извлек из пачки сигарету, в которой к табаку была густо примешана марихуана, прикурил и глубоко затянулся.

— Какой необычный вкус у этих сигарет, — подивился он. — И вы такие курите? Обычно дамы предпочитают что-нибудь послабее.

— Я, Сергей Тимофеевич, люблю все стильное, а «Шевиньон», можно сказать, культовые сигареты. Они — почти литературный герой, как «Голуаз» у Кортасара.

— Не читал, — пожал плечами Баранов.

Вместо ответа Наталья едва заметно шевельнула бровями.

Депутат докурил сигарету, потушил окурок в тарелке из-под салата, чокнулся с Натальей рюмкой виски, залпом осушил ее и запил «Бурбон» пивом.

Наталья приметила в его глазах первый лихорадочный блеск. «Не стесняйся, сибиряк…» — мысленно подзадорила она.

Словно услышав ее просьбу, Баранов оглянулся по сторонам, пригнулся к столу и заговорил громким шепотом:

— Да я их всех вот где держу… — Он показал плотно сжатый кулак. — У меня все схвачено. Они думают, что купили меня, синева беспорточная, думают, что теперь могут пользоваться мной, как шлюхой в борделе… Э нет! — Он хохотнул, резко откинулся на спинку стула, но тут же снова пригнулся к столу. — Они все на крючке у агента Козыря!

— Кого-кого? Козыря? — Наталья непонимающе посмотрела на собеседника.

— А!.. — пьяно заулыбался Баранов, помахивая указательным пальцем у нее перед носом. — Это — секрет. Это — мой большой секрет, — пропел он на манер детской песенки. Тут же лицо его стало абсолютно серьезным. — Но от вас, Наташа, у меня никаких секретов. Я вам доверяю целиком и полностью.

Язык его заплетался все больше. Он без спроса вытряхнул из пачки еще одну сигарету, прикурил и стал жадно затягиваться наркотическим дымом.

«Не много ли будет?» — Наталья посмотрела на него с опаской.

— Козырь — это я! — с гордостью объявил Баранов.

— Почему именно Козырь? — поинтересовалась Мазурова.

— Как почему? — захихикал собеседник. — Ведь я депутат Госдумы. Я — козырный.

Виски с пивом в смеси с наркотиком не способствует контролю над собой, а потому он перешел на свой нормальный язык.

— Вот они только собираются ко мне завтра приехать, а кому надо — об этом уже знают. Сечешь поляну?

— Кто собирается приехать? — как бы невзначай поинтересовалась Наталья.

— Лепило и его кодла. И этого героинщика с собой тащат. Он, правда, соскочил с иглы, но все равно — паук, псих ненормальный. У него, в натуре, крыша давно съехала.

У Натальи екнуло сердце. Когда-то ей тоже довелось испробовать на себе действие героина и вовремя соскочить с иглы, но сумасшедшей при этом она себя не считала.

Баранов глубоко затянулся, и внезапно глаза его остекленели, надолго уставились в одну точку. Наталья, чтобы он не обжег пальцы, осторожно вынула у него из руки дымящийся окурок и погасила его.

Ей стало ясно, что агент Козырь, он же депутат Госдумы и лидер новой фракции Сергей Тимофеевич Баранов, пришел в состояние полного ступора и сегодня вечером ей уже ничем полезен быть не сможет. Она сунула руку в сумочку, висевшую у нее на плече, остановила включенный миниатюрный диктофон и выдернула штекер выносного микрофона, который был закреплен у нее под платьем. После этого она отлепила пластырь, осторожно сняла микрофон, смотала провод и вместе с сигаретами спрятала в сумочку.

Взмахом руки она подозвала официанта (счет был с лихвой оплачен заранее) и попросила вызвать такси.

Когда Наталья приехала домой, она чувствовала смертельную усталость. В Жулебине, где жил Баранов, ей пришлось чуть ли не на себе тащить бедолагу, пребывавшего в состоянии почти полной прострации. Он едва передвигал ноги и периодически нес полную околесицу.

Из его слов следовало, что все сибирские медведи являются членами организованных преступных группировок, а «контора» ведет слежку за ними, устанавливая подслушивающую аппаратуру в берлогах. В этой героической деятельности агент Козырь отводил себе ведущую роль — если бы не он, вся Сибирь уже давно оказалась бы под тяжелой медвежьей пятой.

Втолкнув наконец депутата-агента в его скромную двухкомнатную квартирку, она еще час добиралась и попала домой, когда на дворе была глухая ночь.

Наталья чувствовала себя словно выжатый лимон — была полностью опустошена. Приняла душ и уже хотела завалиться спать, как раздался долгий, настойчивый звонок в дверь. Она настолько устала, что, казалось, у нее нет сил даже шевельнуть рукой, но звонки продолжались и продолжались.

Проклиная все на свете, она встала и поплелась в прихожую. Припав к дверному «глазку», увидела на лестничной площадке Федора Михайлюка. Вероятно, он услышал шорох в квартире и поэтому уже колотил в дверь кулаком.

— Хорошо-хорошо, — с тяжелым вздохом сказала Мазурова, открывая замок.

Михайлюк влетел в квартиру, едва не сбив ее с ног.

— Что случилось, дядя Федор? Пожар? — демонстративно зевая, спросила она.

— Я тебе не дядя Федор, и тут не Простоквашино, сучка! — рявкнул Михайлюк. — Свои шуточки можешь засунуть себе в задницу. Ты почему службу заваливаешь?