Карин Слотер - Инстинкт убийцы Страница 27

Он не мог даже думать о том, что с ним будет, если это произойдет.

Уилл поставил корзину на пол и погладил Бетти, давая понять, что не забыл о ней, потом перевел взгляд на полку. Он рассчитывал, что это будет легче. Но сейчас перед ним находилось как минимум десять разновидностей того, что он хотел купить. Все коробки были одинаковыми, не считая различных оттенков розового или синего цвета. Некоторые логотипы были ему знакомы по телевизионной рекламе. Но среди разбросанного по двору мусора он не видел коробки. Он видел только узкую полоску, на которую было необходимо помочиться. Кто бы ни забрался в мусорный бак прошлой ночью, упаковка была уничтожена, поэтому все, что оставалось Уиллу сегодня утром, — это стоять посреди двора, держа в руках то, что совершенно определенно являлось домашним тестом на беременность.

На нем было две полоски, но что это означало? Некоторые из рекламных роликов демонстрировали смайлики. В других показывали плюсики. Не означало ли это, что существуют тесты с минусами? Или у него в очередной раз все расплылось перед глазами и он увидел две линии вместо одного-единственного минуса? Или он так перепугался, что вместо слова увидел перед собой его символ? Что, если тест совершенно недвусмысленно говорил «нет», но Уилл не смог этого прочитать?

Он решил взять по одной коробке каждого вида теста. Когда он раскроет дело Кампано, то запрется у себя в кабинете и разберется с каждым набором, сравнивая его с полоской из мусорного бака, пока ему не удастся обнаружить необходимую марку. После этого он потратит столько часов, сколько потребуется, чтобы разобраться в инструкции и так или иначе понять, что, собственно, происходит.

Бетти уже запрыгнула в корзину, поэтому Уилл разложил коробки вокруг нее и пошел к выходу, прижимая корзину к груди, чтобы ненароком не вывернуть Бетти на пол. Когда он подходил к кассе, она оперлась лапками о край корзины и снова высунула язычок. Больше всего она походила сейчас на эмблему на капоте автомобиля. Покупатели оглядывались на них, хотя Уилл сомневался, что здесь никогда не видели взрослого мужчину в деловом костюме с чихуашкой на розовом поводке. Все-таки это был почти центр Атланты, а не глухая деревня. С другой стороны, он был практически уверен, что стал первым мужчиной, набившим корзину тестами на беременность.

Ожидая своей очереди, Уилл почувствовал, что стал центром внимания, и уставился на газеты. «Атланта джорнал» уже напечатала утренний выпуск. С нее, как и почти со всех остальных американских газет сегодня, смотрело лицо Эммы Кампано. Очередь оказалась длинной, и у Уилла было достаточно времени, чтобы расшифровать жирные печатные буквы над фотографией: «ПОХИЩЕНА».

Он попытался дышать глубже, чтобы ослабить тугой ком в груди, возникший при мысли обо всех ужасных вещах, которые люди способны делать друг с другом. Он узнал об этом еще от тех детишек по прозвищу «двери», которые возвращались в детский дом от своих опекунов или приемных родителей. Их отдавали в семьи снова и снова. Они снова и снова возвращались с еще более омертвевшими глазами. Оскорбления, пренебрежение, насилие… Хуже их глаз могло быть только его отражение, когда он смотрелся в зеркало после собственного возвращения.

Бетти лизнула его в лицо. Очередь сдвинулась с места. Часы над кассой показывали четверть третьего.

Аманда права. Если Эмме Кампано повезло, она уже умерла.

День второй

Глава 5

Абигайль Кампано казалось, что ее дочь еще жива. Возможно ли это? Или она устанавливает несуществующие взаимосвязи, подобно человеку, утратившему руку или ногу, но еще долго ощущающему ампутированную конечность?

Если Эмма мертва, в этом была виновата Абигайль. Она лишила жизни человека. Причем человека, который пытался спасти ее дочь. До вчерашнего дня ни она, ни Пол никогда не слышали об Адаме Хамфри. Он был для них незнакомцем. А теперь он умер от ее руки. Она была обязана за это заплатить. В мире должна была существовать хоть какая-то справедливость. Если бы только Абигайль могла принести на алтарь этой справедливости себя, она бы с радостью поменялась с Эммой местами. Пытки, боль, ужас, даже холодные объятия могилы были бы лучше этого состояния полного неведения.

Но так ли это? О чем сейчас думают родители Кайлы? Абигайль терпеть не могла эту парочку. Она ненавидела царящую в их семье вседозволенность и их горластую дочку. Эмма не была ангелом, но до встречи с Кайлой она была совсем другой. Она не прогуливала школу и выполняла все до единого домашние задания. У нее никогда не было плохих оценок. И что же ей сказать родителям погибшей девочки? «Если бы вы держали свою дочь подальше от моей, она сейчас была бы жива?»

Или они были бы живы?

«Наши дочери были бы живы, если бы вы меня послушали».

Абигайль заставила себя пошевелиться. Она должна хотя бы попытаться встать с кровати. Не считая необходимости подниматься в туалет, она пролежала здесь последние восемнадцать часов. Она чувствовала себя неловко из-за того, что ей пришлось колоть успокоительное. Эдакая новоявленная тетушка Питтипэт, которой затуманило разум. Все носились с ней, как с хрустальной. Абигайль уже не помнила, когда с ней так осторожно обращались. Даже мать была с ней ласкова по телефону. Десять лет назад Беатрис Бентли развелась с отцом Абигайль и переехала жить в Италию. В настоящий момент она сидела в самолете где-то над Северной Атлантикой. Ее красивая мама спешила к ней на помощь.

Скоро приедут и родители Адама Хамфри. Но они спешили не к ложу своего ребенка, а к его могиле. Что это такое — хоронить сына? Что чувствуют родители, когда гроб опускается в землю и их ребенок навеки уходит во мрак?

Абигайль часто спрашивала себя, каково это — иметь сына. Разумеется, не ей было об этом судить, но отношения между матерями и сыновьями казались ей такими простыми. Мальчики были понятными и предсказуемыми существами. С одного взгляда становилось ясно, злятся они, грустят или радуются. Им доставляли удовольствие простые радости вроде пиццы и видеоигр, и если они и дрались со своими друзьями, то не до крови или, хуже того, забавы ради. Никто не слышал о мальчиках, пишущих оскорбительные записки или распространяющих друг о друге сплетни по школе. Мальчик никогда не приходит домой в слезах, потому что кто-то назвал его толстым. Ну, может, и приходит, но мать знает, как его утешить. Для этого достаточно погладить его по голове или что-нибудь ему испечь. И мальчики не дуются неделями из-за каких-то воображаемых обид.

По опыту Абигайль, женщины определенно любили своих матерей, но между ними всегда существовало нечто. Ревность? Обида? Ненависть? Это нечто, чем бы оно ни было, заставляло девочек сближаться с отцами. Со своей стороны Хойт Бентли с наслаждением баловал своего единственного ребенка. Беатрис, мать Абигайль, обижала утрата внимания. Красивые женщины не любят конкуренцию, даже если соперницами являются их собственные дочери. Насколько помнила Абигайль, она была единственным камнем преткновения, из-за которого ее родители когда-либо ссорились.

— Ты ее балуешь! — кричала Беатрис на Хойта. При этом ее молочно-белая кожа обретала зеленоватый оттенок зависти.

Учась в университете, Абигайль познакомилась со студентом по имени Стюарт Брэдли, который, казалось, был именно тем мужчиной, за которого она могла бы выйти замуж. Он был представителем старых денег, которые одобрял ее отец, и обладателем определенного количества новых денег, способных задобрить ее мать. Стюарт был умен, добродушен и интересен приблизительно так же, как банка маринованных жуков.

Однажды Абигайль приехала на своем БМВ в дилерский центр для обслуживания автомобиля. Пол Кампано был одет в дешевый костюм, слишком тесный в плечах. Он был громогласным и неотесанным, и даже несколько дней спустя от одной мысли о нем у нее начинало гореть между ног. Три недели спустя она отказалась от жизни миссис Маринованные Жуки и переехала к Полу Кампано, еврею с приемными родителями-итальянцами и чувством обиды размером с Род-Айленд.

Беатрис его кандидатуру не одобрила, и вопрос был решен окончательно. Ее мать утверждала, что дело было вовсе не в отсутствии у Пола денег и собственной фамилии. Она разглядела в глубине его души нечто, что будет всегда жаждать и не находить удовлетворения. Даже в день свадьбы Абигайль Беатрис попросила дочь быть очень осторожной. Она считала всех мужчин очень эгоистичными созданиями, лишь малой горстке которых удается преодолеть свои естественные наклонности. Ей казалось, что Пол Кампано, мизинец которого украшал перстень, а голову — стодолларовая стрижка, к их числу не относится. К этому времени Хойт Бентли фактически перебрался жить к любовнице, и Абигайль решила, что предостережение матери — это всего лишь следствие ее собственной унылой и одинокой жизни.