Андрей Хазарин - Товар для Слона Страница 27

— А реклама, значит, идет.

— Ну да.

— Значит, строй не меняется? Жалко. А то ужасно работать не хочется. Ну ладно, выпей кофе и давай с делами заканчивать.

Но у Сереги случайное упоминание супруги и повелительницы пробудило к жизни ассоциативную память.

— Да! Тут Машка твоему Диме "ломик" передала. Она им свою матушку после операции на ноги поставила.

Я даже поперхнулась.

— Матушку? Ломиком?!

Он замахал руками:

— Не в этом смысле! Это такая смесь: лимоны, орехи, мед, изюм и курага — сокращенно "л-о-м-и-к"… Хотя, может быть, и наоборот. Но помогает замечательно!

И выдал мне литровую баночку. Тяжеленькую.

— Спасибо огромное, и тебе, и Машке. Передай, не забудь.

— А? Не забуду, я запишу… Она Диму очень уважает. Расстроилась, когда узнала, что он в больнице.

— Ты утешь её — выздоровеет он. Мне врачи обещали.

Сережа кивнул своими лохматыми белокурыми кудрями и вытащил блокнот записать спасибо Машке.

Пока он пил кофе, я все-таки "пирамиду" разложила, за что была награждена электрической музыкой.

Потом мы поменялись местами и вплотную занялись уроками.

Так до самого вечера и пропахали. Приезжал и уезжал Андрей, пришла девочка Саша. Я выдала ей жалованье, которое она же в банке и получила.

Бухгалтера у нас своего нет — Сашка нам все балансы ведет. Отчеты с конфетками в налоговую таскает. Наши кровные, ею же выписанные, в банке получает. А потом уже мы их по ведомости друг дружке раздаем.

Около шести я господ сотрудничков по домам разогнала — к празднику готовиться. Да и самой пора было собираться. Взяла Машкин подарок, сунула в пакет. Вытащила из указанного руководством места синее пластмассовое ведро и устроила в авоське так, чтобы оно на боку лежало, а сетка верх затягивала. А потом взяла сонного Веничку и аккуратненько его внутрь уложила. Он не возражал, посмотрел пытливо и зевнул. Неси, мол, меня, куда хочешь, делай, что хочешь, я тебе доверяю.

А я пошла за господином своим — домой из больницы отводить.

Глава 16. Клянусь, это убийство!

Шестого ноября ровно в десять утра в кабинете у первого зама начальника областного УВД полковника милиции Кучумова звякнул зеленый телефон — прямой городской.

— Здравствуйте, Дмитрий Николаевич, — мелодично проворковал барственный голос. — Увы, не могу сказать "доброе утро", к сожалению, далеко не доброе нынче утро. Вы, боюсь, не узнаете моего голоса по телефону, напомню, мы с вами разговорились на презентации фильма…

Кучумов отвернул трубку в сторону, прочистил горло. Только Слона сегодня не хватает. Как будто без него хлопот мало… Да ещё про фильм напомнил с чисто слоновьим тактом…

— Здравствуйте, Борис Олегович.

Что в переводе означало: не разыгрывай конспирацию, говори по делу.

— Рад слышать. Понимаю, как вы сегодня загружены, но дело не терпит отлагательства. Нужно срочно переговорить.

— Слушаю.

— Лучше лично.

Кучумов сцепил зубы, медленно вдохнул, раздувая ноздри, выдохнул.

— Через пятнадцать минут под ивой.

Положил трубку. Побарабанил пальцами по столу. Почему так долго тянул Слон? Почему не явился с претензиями раньше? Ждал, пока я дойду на медленном огне? Добирал улики? Ладно, разговор покажет…

Он снял мундир, повесил на плечики во встроенном шкафу, натянул свитер с высоким воротом, который прикрыл форменную рубашку, сверху надел куртку. Оставались, правда, брюки с красным кантом, но черт с ним. Не лампасы. Пока что.

Вышел из кабинета, бросил секретарше:

— Буду через тридцать минут.

— А если Мирон Александрович позвонит?

— Встреча с информатором. По делу Коваля.

Кучумов перешел через Добролюбовскую и направился к месту встречи по другой стороне. Дубова разглядел издали — тот уже ждал, сидел, откинувшись на спинку скамьи под ивой возле районной библиотеки, листал книгу. Чуть дальше к краю тротуара прижалась неприметная темно-вишневая "пятерка", слегка припыленная. Хватило ума не являться на "вольво"…

Дмитрий Николаевич опустился рядом с Дубовым на скамейку, пожал руку.

— Что стряслось?

Борис Олегович протянул ему книгу:

— Не попадалась на глаза?

Кучумов небрежно пролистал несколько страниц, заглянул в оглавление.

— Здесь все старое, обложку только новую сочинили…

Вернул книгу хозяину, конвертик незаметно сунул во внутренний карман. "Странно, пайку принес, как вроде ничего и не было, — думал он. — Что за хитрый ход?"

— Дмитрий Николаевич! — проговорил Дубов, театрально сведя брови. Простите, что отнимаю время в такой горестный и напряженный день, но безвременно ушедший из жизни Саша Коваль был моим давним и близким другом, и я не успокоюсь, пока подлые убийцы не будут найдены и покараны!

Кучумов опешил. Что это он несет?! Да нет, не тот человек, чтобы без толку выступать. Не-ет, определенно хитрый Слон что-то затеял! Впрочем, пусть приоткроет карты…

— О чем вы, Борис Олегович? Какое убийство? Обыкновенная автокатастрофа, прискорбный случай, конечно, но никакого криминала. Водитель КраЗа, с которым он столкнулся, тоже серьезно пострадал. Переломаны три ребра, пришлось удалить селезенку… Сам Коваль почти не травмирован. По предварительному заключению, причина смерти — остановка сердечной деятельности. Разрыв сердца, как говорится. Увы, реанимировать не удалось…

Дубов сосредоточенно набивал трубку. Долго раскуривал от особой английской трубочной зажигалки — с откидной крышкой и широким пламенем. Наконец выпустил клуб дыма.

— Искусная инсценировка, Дмитрий Николаевич! — отчеканил он. — Клянусь вам, это убийство! Хитро задуманное, безукоризненно осуществленное, демонстративно и нагло приуроченное к празднику вообще, к личному триумфу Саши… сколько души вложил он в эту очередь метро… И не мне вам рассказывать, кому мешал этот кристально честный человек! Поднимите на ноги всех, но найдите улики! Вы должны остановить распоясавшихся дикарей. Ищите руку Арсланова!

На протяжении этого краткого монолога голос Дубова несколько раз менял интонацию, в нем слышалось и негодование, и пафос, но заключительная фраза прозвучала жестко и однозначно: это был приказ.

Но Кучумов не спешил щелкать каблуками. Да, конечно, ты меня за глотку держишь, но все равно завтра разоблачать не кинешься. Теперь, когда Коваль умер, ослабла твоя позиция, господин Слон. Теперь я тебе куда нужнее, чем раньше, и не просто я, а я в своем кресле и верный друг.

— Борис Олегович, можете не сомневаться, искать будем как следует, все-таки первое лицо города, не сопляк какой-нибудь, вздумавший из себя Пинкертона строить… по приказу упрямого болвана…

Тут Кучумов сделал кратчайшую паузу, а Дубов бросил на него взгляд искоса.

— И все же, говорю вам, это просто дорожное происшествие, поверьте моему опыту. Сколько не ищи, а злого умысла не найти и не доказать.

— В таком случае, если вам не удастся найти улики и доказать злой умысел, останется предположить, что на убийц работал человек незаурядного ума и большого опыта — и искать этого человека. И вы будете искать, и вся общественность.

Кучумов вздрогнул. Сказано было более чем ясно: не найдешь компромат на Арсланова — сам пойдешь соучастником и покровителем своих детишек-преступников и их босса, гнусного убийцы Арсланова…

Он поднялся со скамьи.

— Что ж, Борис Олегович, может быть, ваша интуиция зорче, чем милицейская логика. Мы будем искать всеми силами, не отвергая с порога ни одной версии. Это я могу пообещать твердо, и вам, и всей общественности…

Полковник уходил, чуть сутулясь, а Дубов внутренним слухом слышал недосказанные слова: "Но большего не обещаю".

Ах, мерзавец! Ничтожество в погонах! Ты думаешь, без мэра я уже не Слон? Рано зачирикал, ты ещё будешь щелкать каблуками и ножкой шаркать!..

Он затянулся ещё раз, выпустил дым и взял себя в руки. Ну что, право, сердиться на человека. Все могут ошибаться. Мы ещё будем больши-ими друзьями, Дмитрий Николаевич!

Глава 17. Удобный случай

Шестой час, но уже темнеет. А может, потому, что дождик целый день то покаплет, то перестанет.

В такую погоду только сумасшедший будет на лавочке сидеть. Но здесь больница совсем другого профиля, сумасшедших не держат, поэтому во дворе было действительно пусто. Только лежали на мокром асфальте квадраты света из окон. Я поднялась по вечерней лестнице — в смысле, по той, где вечером местные входят-выходят, — в отличие от дневной, парадной, и потому вечером всегда закрытой.

Здесь потихоньку от врачей дымили, покашливая, больные. Смотрели в окно — не идет ли кто из близких. А иногда (это я видела сама) господа студенты по этой лестнице с лекций сбегали. Рядом с отделением чернобыльцев теперь кафедра медицинской радиологии. Чтоб было ученым поближе к экспериментальному материалу. Чтоб ножки не били, добираясь до подопытных…